Бус Таркинтон - ПЕНРОД И СЭМ
Конечно, если бы кто-нибудь спросил Пенрода, любит ли он глаз на витраже, он бы ответил, что любит. Он так ответил бы, потому что побоялся бы ответить по-другому. Кроме того, он действительно питал определенное уважение к этому глазу. Не мог же он сказать о глазе то, чего он совсем про него не думал. А вдруг он и вправду Всевидящий и поймет, что Пенрод говорит не то, что думает? Нет, Пенрод всегда старался сохранять с ним хорошие отношения, ну разве за исключением тех случаев, когда глаз застигал его врасплох…
Пенрод все сильнее склонялся влево, пока у него, наконец, не закололо в боку. Тогда он на время сел прямо. Потом он начал тереться плечами о спинку скамьи и делал это до тех пор, пока миссис Скофилд не сказала:
– Прекрати, Пенрод!
После этого он позволил телу расслабиться и добился такого успеха, что голова его чуть не перевесилась через спинку. Тогда он опять начал ерзать. Все это производилось исключительно в целях успокоения нервной системы. Но и в такой малости Пенроду вскоре было отказано.
– Прекрати! – раздался хриплый шепот отца.
Пенрод вздохнул и съехал чуть ниже. Он почесал сперва голову, потом левое колено, правую икру, левую лодыжку, после чего он почесал правое колено, правую лодыжку и левую икру. Потом он хмыкнул. Вышло у него это совершенно непроизвольно, но так громко, что прихожане неодобрительно покосились на скамью Скофилдов, и отец наградил Пенрода осуждающим взглядом.
Наконец, Пенроду стал досаждать нос, который невыносимо чесался. Сперва Пенрод поскреб его пальцем, но это не помогло, и пришлось потереть нос всей ладонью. Новое «Прекрати!», изреченное мистером Скофилдом, не произвело на Пенрода никакого впечатления.
– Не могу! – отчаянно прошептал он и продолжал свое занятие.
Не отрывая правую руку от носа, Пенрод стал шарить левой рукой по карманам. С левой стороны того, что ему требовалось, не оказалось. Тогда он начал тереть нос левой рукой, а правой шарить по карманам с другой стороны. Потом он вообще забыл про нос и начал шарить по карманам обеими руками, по несколько раз залезая в каждый.
– Что тебе надо? – шепнула мать.
Но Маргарет уже все поняла и протянула ему носовой платок. Это было с ее стороны заботливо и одновременно беззаботно. Дело в том, что Маргарет очень боялась потерять сознание в театре или в церкви. Вот почему, сидя среди большого скопления народа, она всегда обильно смачивала носовой платок нашатырным спиртом. Пузырек с нашатырем она носила в муфте и вот как раз перед тем, как протянуть платок Пенроду, Маргарет в очередной раз проделала эту операцию.
Пенрод быстро поднес платок к носу, но реакция наступила еще быстрее. Он оглушительно чихнул, лихорадочно втянул воздух, снова чихнул, глаза ему заволокло слезами, он забился в судорогах и одновременно снова чихнул, а потом зашелся кашлем. Произведя вышеупомянутые шумы, которые не остались без внимания прихожан, Пенрод, наконец, почувствовал, что на этот раз смерть отступила. Возвращение к жизни характеризовалось безмолвными слезами и легким почихиваньем.
К этому моменту лица всех членов его семьи обрели пунцовый оттенок – у отца и матери от стыда, а у Маргарет от того, что, при виде мучений Пенрода, ее начал душить смех. Правда, вскоре ей стало жалко брата. Его покрасневшие от слез глаза неотрывно смотрели на нее. Он не отвел взгляда даже в самый разгар нашатырных страданий, и выражение его глаз было сейчас не более ласковым, чем у Всевидящего ока на витраже. Впрочем, Пенрода легко было понять. Он не сомневался, что Маргарет нарочно вымочила в нашатыре платок, прежде чем протянуть ему.
И Маргарет знала: никто и ничто теперь не сможет переубедить его.
– Неужели ты думаешь, что я нарочно, – при первом же удобном случае сказала она, когда они возвращались домой. – Я просто не заметила, Пенрод. То есть, вернее, я не думала…
Может быть, он еще и поверил бы. Но, к ее несчастью, голос у Маргарет, когда она произносила последние слова, задрожал, а плечи предательски затряслись.
– Ну, ты у меня еще увидишь! – пригрозил он, задыхаясь уже не от нашатыря, а от переполнявшего его возмущения. – Ну и наглость! Отравить человека, а потом еще смеяться над ним!
Она еще несколько раз пыталась объяснить ему все и вымолить прощение. Но до самого дома он не произнес больше ни слова.
Пенрод с мрачным видом вкусил ленч и, холодно встретив слова матери о том, что ему пора в Воскресную школу, удалился из столовой. Он нашел убежище в ящике для опилок, и там, съедаемый горечью, стал строить планы отмщения Маргарет.
По большей части, это были слишком трудоемкие планы. Но все-таки, наконец, в его голове возник один, на котором он сосредоточил свое внимание. Охваченный мрачным воодушевлением, он продолжал разрабатывать детали даже после того, как убедился, что у плана есть кардинальные недостатки. Самым главным из них был тот, что осуществление требовало солидной отсрочки. Месть не могла состояться, пока Маргарет не станет матерью мальчика, который должен дорасти до возраста Пенрода. Этот мальчик будет, в чем Пенрод нисколько не сомневался, как две капли воды похож на Джорджи Бассета и, подобно Джорджи, будет любимчиком матери. Этого-то будущего баловня судьбы Пенрод собирался отвести в церковь и заставить высморкаться в платок, смоченный нашатырем. Сцена, по плану, должна будет развернуться во время службы и, разумеется, в присутствии Всевидящего ока с витража.
А когда служба кончится, Пенрод скажет этому мальчику:
– Вот так же поступила со мной твоя мать! А если ты что-то имеешь против, я тебе сейчас покажу!
Пенрод – не тот, будущий, а тот, который сидел в ящике для опилок, – при мысли об этой потрясающей сцене сжал кулаки.
– Ну, что же ты стоишь? – пробормотал он, словно сын Маргарет действительно не только появился на свет, но даже достиг нужного Пенроду возраста. – Буду я с тобой тут разговаривать!
Вслед за этим Пенрод как следует отделал этого маменькиного сынка прямо на глазах у Маргарет, которая тщетно взывала о милосердии.
– В следующий раз не будешь так поступать со мной, – сказал Пенрод воображаемой Маргарет. – Уведи своего нытика домой, и пусть он не попадается мне на глаза.
И тут он почувствовал, что на душе у него полегчало. Он вылез из ящика и с легким сердцем пошел разыскивать Сэма Уильямса.
Глава XVIII
ПЛОХАЯ ПОГОДА
Даже тому, кто болен, не бывает так томительно скучно, как мальчику, которому нечем заняться. Мальчики никогда зря не жалуются на скуку. Мужчины еще иногда могут просто так сказать, что им нечем заняться. Правда, это лишь кривляние: ни у одного нормального взрослого не хватает времени даже на то, чтобы сделать все необходимые дела. Женщины в этом плане честнее мужчин: они никогда не скажут, что им нечего делать. Девочки и девушки иногда жалуются на скуку, но только из кокетства. Однако, когда мальчик говорит, что ему нечем заняться, на это стоит обратить пристальное внимание, потому что он говорит истинную правду. Чувствует он себя в такие моменты действительно ужасно, и, когда жалуется, в голосе его нетрудно уловить холод могильных плит.
Именно такие интонации слышались в голосе Пенрода, когда он в субботу, которая как раз пришлась на февральскую оттепель, трижды приходил к матери в поисках какого-нибудь развлечения или, на худой конец, дела. Миссис Скофилд обеспокоилась. Как известно, время февральских оттепелей на всех действует угнетающе. Ну, а для мальчиков это просто убийственное время. Потому что зимы уже нет, и в зимние игры не поиграешь, а до весны еще очень далеко. Талый, ноздреватый снег, жалкие останки некогда роскошных сосулек, раскисшая грязь – все это материал совершенно непригодный для мальчиков. Кроме того, солнце в эту пору выглядывает редко, снежные бури сменяются проливными дождями, потом опять начинает валить снег, а солнце, едва пробившись, вдруг разом гаснет, точно фонарь, в который хулиган метко попал камнем. Взрослые только и твердят, что о простудах и ангинах, и, если мальчик вздумает высунуть нос на улицу, на него напяливают пальто и калоши да еще непременно предупреждают, чтобы он не вздумал месить ногами грязь. А в заключение вообще советуют посидеть дома. И суббота, которую с таким вожделением ждет каждый мальчик, начисто теряет свою привлекательность.
Вот такое неприятное это время года. Пенрод пробовал себя занять, чем только возможно, но вскоре его ресурсы были исчерпаны. Он отправился во двор к Уильямсам и битых полчаса подавал Сэму сигналы. Наконец, в окне появилась небезызвестная кухарка Уильямсов. Сперва она сообщила Пенроду, что, хотя прожила на свете пятьдесят три года и четыре месяца, никогда еще не слышала таких противных воплей. И только после этого она соблаговолила сообщить, что все семейство Уильямсов находится за городом, где они хоронят какого-то родственника. Вслед за этим кухарка снова решила выказать всю меру своей неприязни к Пенроду, сказав, что лучше бы Уильямсы поехали на его похороны. Впрочем, добавила она, если Пенрод будет и дальше трепать нервы соседям, он все равно долго не проживет.
