Собрание сочинений Яна Ларри. Том второй - Ларри Ян Леопольдович

— И как? Удачно ловишь?

— Нет, — честно сознался Карик. — Мне почему-то не везет.

— Вот как. Ну, тогда я скажу тебе: почаще лови на личинку ручейника. Лучшей насадки на крючок, чем эта самая личинка, нет и не было.

— Надо попробовать.

— А как же он теперь, этот ручейник… без чехла?.. — спросила Валя. — Пропадет?

— Не пропадет, — беспечно сказал Иван Гермогенович. — Пока мы разговариваем, он, наверное, уже полдомика себе построил… Да ты не бойся. Он не погибнет… Вырастет, а потом превратится в летающее насекомое.

— Он? В летающее?

— Ну да, — сказал Иван Гермогенович, волоча по земле розовый лепесток. — Превратится в насекомое, очень похожее на ночную бабочку… Впрочем, ручейник — мастер не только летать. Он неплохо бегает и по земле, и по воде. А когда наступает время откладывать яички, он спускается под воду и здесь прикрепляет свою икру-яички к водяным растениям.

Иван Гермогенович окинул взглядом гору веток, листьев, лепестков, которые они натаскали во время разговора, и сказал:

— Ну, хватит. А то мы так завалили вход, что нам самим в пещеру не пробраться… Залезайте.

Карик и Валя долго просить себя не заставили. Они перескочили через кучу веток и вошли в полутемный, низкий коридор.

В самом конце еле-еле заметно светилась узкая щель.

Ребята шли в темноте, ощупывая стены руками. Ноги ступали будто по мягкому, нежному ковру.

Такими же мягкими, шелковистыми были и стены.

Карик поднял руку, пощупал потолок.

— И тут мягко! — удивился он.

Ребята дошли до конца коридора и тут перед круглой дырой остановились.

Холодный ветер дунул по ногам.

— Эту форточку надо закрыть! — сказал Карик. — Мама не велела на сквозняке сидеть.

Карик вернулся, принес мягкий лепесток, скомкал его и крепко забил им отверстие.

— Теперь не дует, — сказала Валя, — но зато стало очень темно. Идем обратно.

Ребята вернулись к входу в пещеру, где копошился среди веток, листьев и лепестков профессор.

— Ну, как? Понравился дом? — спросил Иван Гермогенович. — Жить можно?

— Кругом ковры, ковры! — весело сказал Карик. — Очень неплохо живет этот ручейник.

— Недурно! — согласился профессор. — Между прочим, эти ковры не простые. Если кто-нибудь захочет вытащить ручейника из домика, он уцепится за них крючками, и тогда уж никакая сила его не сдвинет… Однако за дело, друзья мои! Помогите-ка мне заложить вход, а то еще ночью к нам заберется какой-нибудь нежданный, непрошеный гость!

Профессор с помощью ребят навалил у входа кучу корней, а на них положил ветки, на ветки лепестки.

Получилась настоящая баррикада. Только сверху оставалась узкая щель, через которую в дом ручейника проникал синий ночной свет.

— Прекрасно, — сказал профессор. — Теперь уж к нам никто не заберется. Располагайтесь, друзья мои. Отдыхайте.

Ребята выбрали в углу, у самой стены, удобное местечко, растянулись на пушистом коврике и крепко-крепко прижались друг к другу.

Профессор лег рядом.

Отважные путешественники притихли, слушая, как за стенами домика шумел ночной печальный ветер и как уныло скрипели травяные деревья.

Сверху, с мокрых листьев, падали на крышу тяжелые, как чугунные ядра, капли воды.

В домике было тепло и сухо.

Профессор и ребята растянулись. Ковры были мягкие, как пуховики. Но путешественники не могли заснуть.

Это была их первая ночь в этом странном, новом для них мире, где за один только день они так много пережили и встретили так много опасностей.

Сквозь щели баррикады просвечивало темное ночное небо, и в небе мерцали огромные звезды.

Валя лежала с открытыми глазами. Она смотрела не отрываясь на голубую звезду, которая висела над входом в пещеру.

Звезда была такая большая, как полная луна, но только часто-часто мерцала.

Вот так и дома, когда лежишь в кровати и смотришь в окно, перед глазами качается большой, похожий на луну веселый уличный фонарь.

Валя вспомнила дробное позвякивание трамваев, хриплые, сердитые гудки автомобилей и быстрые светлые полосы, которые бегут по окнам, будто догоняя одна другую.

Валя закрыла глаза.

На минуту ей показалось, что она лежит у себя дома в теплой кровати и слушает веселый уличный шум.

Дверь в соседнюю комнату закрыта, но из-под двери виднеется желтая полоска света.

В столовой мама убирает посуду. Гремят тарелки и чашки, звенят чайные ложечки.

Перемыв посуду, мама смахивает со стола крошки, накрывает стол чистой белой скатертью.

Валя вздохнула.

Она вспомнила крошки сыра, которые оставались утром на столе после завтрака, и проглотила слюнки.

Ах, если бы сюда, вот в эту пещеру, хоть бы одну крошку сыра, такого свежего и вкусного! Этой крошки, конечно, хватило бы на ужин и профессору, и ей, и Карику, да и на завтрак осталось бы немного.

И Валя вздохнула снова.

А может быть, они навсегда останутся в этом страшном мире?

Вернутся ли они домой? Увидят ли они маму?

— Мама плачет, наверное, — тихонько сказала Валя.

— Плачет, — согласился Карик, — ясно, плачет.

Ребята задумались.

Что-то делает сейчас мама? Может быть, лежит одетая на кровати и при каждом шорохе поднимает голову с подушки и все прислушивается: не идут ли ее ребята?

На столе стоит, покрытый салфеткой, ужин, оставленный для них. В столовой тихо постукивают часы. В темном углу возится кошка.

На глаза Вали навернулись слезы. Она потихоньку вытерла их кулаком и крепко зажмурилась.

— Нет! Все-таки плакать не буду!

За стенами домика уныло свистел полночный ветер.

Путешественники лежали, каждый по-своему думая о большом мире, в котором они еще так недавно жили.

— Все ерунда! — с шумом вздохнул наконец профессор. — Не может этого быть, чтобы мы не вернулись… Вернемся, друзья мои, не унывайте.

Карик и Валя ничего не ответили. Они уже спали крепким, здоровым сном.

Тогда Иван Гермогенович сладко зевнул, повернулся на бок и, положив под голову, вместо подушки, кулак, раскатисто захрапел.

Путешественники спали так крепко, что даже не слышали, как ночью снова хлынул проливной летний дождь.

Глава одиннадцатая

Над холодной землей густыми волнами перекатывался белый туман. Он точно молоком залил притихший темный лес, заполнил глубокие лога и овраги.

Вершины деревьев то погружались в туман, то появлялись снова.

Утренний холод и сырость ползли в пещеру сквозь щели баррикады, и скоро здесь стало также прохладно, как под открытым небом.

Ребята беспокойно ворочались во сне, поджимали колени к самому подбородку, но от этого теплее не становилось.

Наконец Карик не выдержал, вскочил, протер сонные глаза, зябко поежился и с недоумением посмотрел на покатые степы. Они были серебристо-белые, точно покрытые инеем. Карик прикоснулся к ним.

— Нет, это не иней. Это — ковры. Серебристые ковры.

— Б-р-р, хо-о-лодно!

На полу, на ковре, лежала, свернувшись в комочек, Валя. Она подтянула колени к закрытым глазам, а голову прикрыла руками. Во сне она тихонько стонала и всхлипывала.

Карик запрыгал на одном месте, стараясь согреться, потом побежал вдоль стены в конец коридора.

Ему стало как будто немного теплее.

Он повернул обратно и с разбегу перекувыркнулся через голову — одни раз, другой, третий и вдруг шлепнулся прямо на Валины ноги.

— Что? Что такое? — закричала Валя, вскакивая. — Уже нападают?

Она, дрожа и ежась, смотрела на Карика заспанными, испуганными глазами.

— Чего ты? — удивился Карик. — Это ж я. Очнись… Ты совсем замерзла… Синяя вся… Ну-ка, давай бороться. Сразу согреешься. Начали!