Кирей Мэргэн - Тайна Караидели
Фатима послала за ножом Сабита.
Трое ребят едва не подрались из-за ножа.
Но едва Малик заметил, что Мидхат готов броситься на него, он с силой отшвырнул нож в сторону, и вдруг рукоятка ножа, ударившись о что-то твердое, раскололась пополам.
Фатима зажмурилась.
— Ай-ай-ай! — пропищала Айгуль, хотя она совершенно не понимала, какую ценность представляет собою этот нож.
Мидхат опомнился первым. Он нагнулся, взял в руки обе половинки рукоятки и лезвие.
Он хотел было отдать все это Фатиме, но неожиданно увидел в сердцевине рукоятки что-то похожее на маленький рулончик бумаги.
— Стойте, стойте! — заорал он. — Здесь что-то есть!
— Что? Где?
Юлай вырвал нож из рук Мидхата.
— Сейчас же прекратите все это! — властно прокричала Фатима, и все вздрогнули. — Я приказываю сию же минуту возвратить нож мне!
Когда нож, вернее то, что от него осталось, оказался в руках вожатой, она сказала спокойно:
— А теперь подойдите ко мне и садитесь в круг. Вот так, хорошо. — Она развернула рулончик. — Написано арабскими буквами.
— Арабскими? — переспросил Юсуф. — А ну, покажи! Ага, что-то похожее на молитву.
Он то приближал, то удалял бумагу от своих глаз, как делают все дальнозоркие старики. Это придавало ему важность. Но не только это. Дед снова почувствовал себя «на высоте», и вдруг он, давным-давно окончивший лишь двухгодичную школу медресе, так приосанился, что стал выглядеть едва ли не ученым.
— Сей-час, сей-час посмотрим, что здесь такое! Хотите послушать? Слушайте!
Оглядев ребят, Юсуф прочел текст, который и на самом деле напоминал какое-то таинственное заклинание:
— «Сын мой, тебе мое завещание. В двух местах остается клад: в устье реки Урюш и у озера Актау, в каменном строении, что с южной стороны…»
Собрание сочинений
Улучив свободную минуту, Иршат решил разобраться в своем поэтическом хозяйстве.
Он спрятался в кустах, чтобы никто ему не мешал, и разложил свои стихи прямо на траве.
Раскладка шла не как-нибудь, а по определенному плану: сперва башкирские стихи, потом русские (писал Иршат на двух языках), слева — стихи о природе, посередине — о школе, справа — о товарищах, юмор и прочие мелочи. Отдельное место было отведено письму из редакции «Пионерской правды», полученному Иршатом еще зимой.
Письмо это было на красивом бланке, красными буквами значилось на нем название газеты, и на машинке было напечатано:
«Дорогой Иршат!
Мы внимательно прочитали твои стихи.
К сожалению, в них еще очень много недостатков.
Ты плохо знаешь, что такое рифма.
Вспомни стихи М. Ю. Лермонтова:
Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
Тут рифма точная: «одинокой — далекой», «голубом — родном».
Поэт четко соблюдает и стихотворный размер (ритм).
И стихи его звучат как музыка.
А твои пока трудно прочесть!
Бабушка сказала нам,
Что если мы будем плохо учиться,
То не будет подарков нам,
Надо не лениться.
«Нам — нам» — это не рифма.
Кроме того, ты, Иршат, не знаешь, наверно, что нельзя считать своими стихи, если они похожи на стихи какого-нибудь поэта. Так, ты пишешь:
Белеет школа одиноко
В тумане поля голубом.
Это ведь очень похоже на лермонтовский «Парус»!
Ты пишешь нам, что до сих пор и не подозревал, что у тебя есть талант, а вот на днях сел и написал сразу десять стихотворений.
Нет, Иршат, такие стихи — это еще далеко не признак поэтической одаренности. Получится из тебя поэт или не получится, сейчас сказать трудно. Но вообще, если ты хочешь стать культурным человеком (а без этого о творчестве нечего и думать), то ты должен много читать, много знать.
Внимательно читай произведения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова, Мажита Гафури и других поэтов.
Желаем тебе, дорогой Иршат, успехов в учении!
С приветом —
литературный консультант Л. Савоненков».
Школьный поэт получил это письмо ещё во время зимних каникул. Он очень гордился этим письмом, но никому его не показывал: мало ли какие дела могут быть у поэтов, не обязательно всем об этом знать.
В стопке стихов о природе Иршат нашел незаконченное стихотворение, которое он собирался дописать.
Написано оно было по-башкирски и начиналось так:
Медведь с белугой дрался на реке,
Наш плот стоял притом невдалеке,
Мы ждали, чем все кончится и как,
Медведь белугой выл, бедняк.
Называлось это стихотворение «Баллада о белуге».
Чтобы начать думать, он, как делают это многие ребята, принялся грызть карандаш. Но мысли в голову не приходили. Может быть, надо грызть гусиное перо или хотя бы перо какой-нибудь другой птицы? Может быть, в этом секрет вдохновения?.. Иршат встал, походил по лесу, нашел перо сойки, погрыз его.
Но и это не помогло.
«Ну ничего, — подумал он, — в следующий раз».
Авария
Плавание на плоту дает ни с чем не сравнимые ощущения.
Можно всю дорогу смотреть по сторонам, не обращая внимания на воду, не то что в лодке, где надо грести, поворачивать руль, то есть отвлекаться от чудесных пейзажей, которыми так богаты берега Караидели. А ведь если оторвать глаза от воды и долго смотреть на выстроившиеся в ряд и сменяющие друг друга горы, покажется, будто вершины вместе с покрывающими их соснами, огромные каменные глыбы и скалы — все словно движется тебе навстречу. И если закрыть глаза, долго еще не исчезнет эта прекрасная картина.
А ночью… Ночью кажется, что движутся тебе навстречу даже звезды.
Освободившись от весел, наблюдаешь, как впадают в Караидель малые реки. Вот Урюш, например. Красивая речушка. И своенравная. Появляется она внезапно. Сперва ее не видно, но вот уж рассекла надвое могучую скалу и, норовя ворваться в Караидель, идет некоторое время рядом с нею, словно дразня могучую реку.
А величавая Караидель внимания не обращает на этакие детские шалости малой речушки. Как подобает взрослой реке, занята она своим делом — знай катит свои волны вперед и вперед да честно трудится, никого не страшится и, как бы между делом, вбирает в себя расшумевшуюся малышку.
…Позади остался дебаркадер с надписью: «Урюш». Значит, миновали пристань и недалеко уж до Павловска, где должны плотогоны расформировать и сдать строителям свой бревенчатый полукорабль.
Не спали мальчишки-следопыты. Девочки — те давно уж уснули, а мальчишки сидели как завороженные и смотрели, словно желая навсегда запомнить безмолвные эти берега.
Волны катились яростно, точно хотелось им ускорить движение плота. Но тот, как всегда, плыл спокойно и медленно. Казалось, это бесит крутые волны; казалось, готовы они растерзать ленивый плот.
Короткая летняя ночь тянулась на плоту долго.
Горы. Они тоже звали плот к себе, но даже и их красота не привлекала его, не могла преодолеть его медлительность.
Но вот занесло плот совсем близко к берегу.
Крр-х!
Что это?
Плот резко остановился, и люди по инерции подались вперед, а Малик даже упал.
Головная часть плота наткнулась на какое-то препятствие, задние звенья, с силой ударившись о средние, вытолкнули их в сторону. В одно мгновение передняя часть оторвалась и пошла, пошла по воле волн и течения. А задние теперь уже поползли на средние.
На плоту поднялся шум.
Кричали все, но громче всех — Фатима:
— Лодки спасайте! Лодки!
Старшим дежурным был Иршат. Он прыгнул в одну из лодок и, перерезав веревку, которой она привязана была к плоту, погнал ее к берегу. Вторую лодку со всеми богатствами отряда и с его знаменем оседлал Юлай, третью — Асхат.
Быстро и умело работали плотогоны.
Вскоре были пригнаны к самому берегу и хвостовая, и головная части плота.
Начало светать. Плотогоны словно и не устали. Хотя это было нелегко, они взялись устанавливать звенья на свои места. Ребята и тут помогали как могли.
Фатима смотрела на своих озорников и не узнавала их.
Вдали показался Павловск.
Кладоискатели
Простившись с плотогонами, путешественники вышли на берег.
Фатима не решила еще, оставаться в Павловске или нет.
Вожатая пыталась угадать, понравится ли Павловск юным следопытам. Думалось ей поначалу, что не понравится. Строительство, конечно, важное, большое, но ведь разобраться во всем этом комплексе работ не под силу, пожалуй, и взрослому человеку, не то что детворе.
Кроме того, находиться на стройке небезопасно: того и гляди, угодишь в траншею или кирпич упадет… Впрочем, ребята редко чего-нибудь боятся. Тут уж больше боялась сама Фатима.
