Станислав Жидков - Дольчино
Последние слова священник произнёс торжественным, почти зловещим тоном. В притихшем зале стал слышен каждый шорох. На лицах воинов появилось выражение суеверного ужаса. Понаслаждавшись с минуту произведённым эффектом, отец Фаустино ободряюще вскинул голову.
— И всё же пусть не отчаиваются верные сыны церкви. Нет болезни, которую не мог бы исцелить господь! Рано возликовал проклятый Дит![33] С божьей помощью мы расстроим козни дьявола и истребим еретическую заразу!
В дальнем конце храма послышались голоса. В проходе появилась атлетическая фигура Амброджо Саломоне. Бесцеремонно расталкивая толпу, он прокладывал себе путь могучими плечами. Добравшись до алтаря, капитан окинул взглядом передние ряды и повернул всклокоченную бороду к приору.
— Прости, святой отец, мне надо потолковать с одним из рыцарей.
— Право, ты мог бы выбрать более удобное время, — возмущённо возразил проповедник.
Предводитель стрелков, не слушая бенедиктинца, подступил к барону Альбрехту фон Кагелю.
— Ты отрубил руку стрелку и взял под стражу моих воинов, — сказал он. — Немедленно освободи этих людей!
— Я приказал заключить под стражу воров. Если мне не вернут похищенное, их повесят, — высокомерно ответил германский рыцарь.
— Захваченные вами молодые христианки не были еретичками, — насупил брови капитан. — К тому же они убежали из лагеря.
— В таком случае, правосудие свершится. — Альбрехт фон Кагель спокойно повернулся к соседу, давая понять, что разговор исчерпан.
— Видит бог, не хотел я ссоры, — произнёс предводитель стрелков. — Раз нельзя покончить миром, пусть честный бой решит спор! — С этими словами Амброджо сорвал с руки боевую перчатку и бросил её к ногам рыцаря.
Негодующий гул пронёсся по рядам. Делая публичный вызов барону, капитан поступил против правил. Присутствующие в храме феодалы вскочили на ноги, усмотрев в этом попрание дворянских привилегий. Побледневший вначале тиролец отшвырнул перчатку ногой:
— Sakrament![34] Я не дерусь со свиньями и мужиками! Если ты сейчас же не уберёшься, я прикажу слугам повесить тебя заодно с другими ворами!
Барон сделал знак, и несколько его телохранителей с мечами в руках приблизились к капитану.
— Но, но, осторожней! — отступая к ризнице, поднял палицу Амброджо Саломоне.
Неизвестно, чем кончилась бы стычка, но тут в дело вмешался Коккарелло.
— Опустите оружие, безбожники! Вы забыли, где находитесь! — Верчельский кондотьер шагнул к спорщикам. — А ты, Амброджо, как всегда, пьян. Не можешь обойтись без скандала! Немедленно оставь храм! Сдашь отряд более достойному командиру.
— Вот вы что! Так-то платите за оказанные услуги!
Злобно взглянув на толпившихся вокруг рыцарей, главарь стрелков вскинул на плечо палицу и покинул церковь.
На паперти его тотчас окружили стрелки:
— Ну, капитан, удалось добиться помилования?
— Что сказал барон?
— Освободят наших?
— Чёрт их скоро освободит! Я больше не капитан, — угрюмо ответил Амброджо Саломоне. — Теперь вами будет распоряжаться один из этих мозгляков. Меня же прогнали. Даже слушать не стали. — Воин в сердцах сплюнул и, обернувшись к храму, погрозил кулаком.
— Как, нам хотят навязать другого начальника? — возмущённо закричали солдаты. — Разве мы не сами выбираем капитанов? Не бывать этому! Мы все уйдём с тобой! Пусть сеньоры одни воюют с еретиками! — Стрелки дружно подняли вверх оружие.
Не ожидавший подобной солидарности, Амброджо изумлённо смотрел на солдат. В их грубых, жестоких лицах он вдруг увидел такое, о чём никогда не подозревал.
— Что я слышу, дьяволы? — Голос капитана дрогнул. — Неужели вы готовы отказаться от добычи и уйти со мной?
— Уйдём все до единого! — Воины ещё теснее обступили предводителя.
— Тогда нечего терять время! — сказал Амброджо. — Пока бараны слушают ослиные проповеди, надо убраться подальше из этого хлева. Собирайте пожитки, и чтоб через пять минут все были готовы.
Капитан и солдаты двинулись к монастырским воротам.
— Постойте! А как же наши?
Громкий возглас заставил толпу остановиться. Все обернулись к бородатому стрелку в кольчуге, всё ещё державшему окровавленный обрубок.
— В самом деле, — растерянно произнёс молодой арбалетчик, — нельзя же оставлять их на погибель!
— Модесто прав!.. Мы не можем уйти, не выручив своих! — послышалось со всех сторон.
— Не оставаться же тут, — возражали другие. — Раз барон не стал слушать капитана, надеяться не на что.
— А если отбить их, пока сеньоры в церкви, — смело предложил один из солдат.
Несколько стрелков поддержали этот план.
— Отбить-то отобьёшь, да далеко ли уйдёшь, — запротестовали остальные. — Конница всё равно догонит.
— К тому же они заперты у конюшен, — заметил кто-то. — Там вокруг одних тирольцев сотни две да рядом стоят швейцарские наёмники.
Это известие окончательно смутило солдат. В молчании повернулись они к предводителю.
— Эх, черти, заварили кашу, сам дьявол не подскажет, с какого конца расхлёбывать. — Амброджо Саломоне наморщил лоб и зорко посмотрел вокруг. — Вот что, молодцы, есть один лишь способ спасти этих дураков: надо, пока не поздно, столковаться с тряпичниками.
Идея капитана пришлась по вкусу.
— Ей-богу, ловко придумано! — зашумела толпа. — Мы разом покончим с бароном и освободим наших.
— Заодно возьмём в плен рыцарей. За них можно будет получить хороший выкуп.
— Жаль только, придётся делить его с патаренами.
— Зато не придётся штурмовать Гаттинару — рисковать шкурой ради мужицкого тряпья.
Приунывшие было стрелки повеселели.
— Что, братцы, разве я не говорил — у нашего капитана золотая башка! — ликовал молодой арбалетчик. — Вот будет славная охота: вместо тощего подсоска затравим красного зверя!
— Кстати и бенедиктинцев потрясём.
— То-то пойдёт потеха, когда доберёмся до их погребов. — Солдаты радостно потирали руки.
— Ну, цыц, орлы! Рановато раскудахтались! — рявкнул Амброджо, заставив всех умолкнуть. — Прежде чем болтать о мясе, надо свалить оленя. Прикусите-ка язык, и марш к стоянке. В полночь я вернусь. Ты, Модесто, останешься за меня, да смотри, чтоб эти индюки не спугнули дичь.
Стрелки повиновались и, притихнув, последовали за воином в кольчуге.
Капитан, взяв с собой двух солдат, направился в противоположную сторону.
Ночной бой
Вечерние тени окутали горы. Лёгкий ветер пригнал от реки туман, покрыв сероватой пеленой окрестные поля. Неясный свет нарождающегося месяца освещал вершину холма. Под шалашами и навесами на охапках мха и сухих листьях, не снимая лат, спали воины. У костра бодрствовали часовые.
— Ты говоришь, Паоло, что встретил в Гаттинаре башмачника Сильвано? — опираясь на секиру, произнёс могучий человек в поблёскивающих под рваным плащом стальных доспехах.
— Я сам провожал его к Дольчино.
— Какие же вести привёз Сильвано?
— Он приехал предупредить. Отряды савойского принца уже в Казале. Через пару дней штурмовые повозки будут здесь.
— А что слышно от наших в Алессандрии? Скоро ли там поднимутся?
— Им сейчас приходится туго: кто-то предал общину. По всему Монферрато идут аресты.
Лонгино Каттанео опустил голову.
— Плохо дело, ждать подмоги неоткуда.
— Разве бог поможет, — вздохнул один из братьев.
Снизу, со стороны монастыря, донеслось трёхкратное уханье выпи. Услышав сигнал, сидевшие у костра вскочили на ноги.
— Спуститесь за насыпь! — поднимая секиру, приказал старейшина.
Несколько человек, схватив оружие, скрылись в темноте. Через минуту они вернулись, ведя перед собой трёх незнакомцев.
— Что за чёрт! — воскликнул Лонгино Каттанео, всматриваясь в идущего впереди. — Кажется, тот самый главарь стрелков, доставивший нам столько хлопот своей палицей.
— У тебя крепкая память, приятель, — подходя к костру, дружелюбно улыбнулся Амброджо Саломоне. — Только ведь и я не забыл твоей секиры. Не будь на моей шкуре этого доброго панциря, не уйти бы мне живым из последней схватки.
— Значит, я не ошибся, ты предводитель подлых наёмников, что помогают верчельским сеньорам.
— Но, но, выбирай выражения, — миролюбиво возразил капитан. — Неизвестно ещё, много ли им будет пользы от нашей помощи.
— Что ты хочешь сказать? — удивлённо спросил апостольский старейшина.
— Хочу сказать, не следует раньше времени ругать союзников.
— Ты собираешься стать нашим союзником? — Лонгино Каттанео пристально посмотрел на пленника.
Не моргнув глазом, капитан стрелков разгладил рукой бороду и спокойно сказал: