Владислав Крапивин - Синий город на Садовой
– Может быть… Тут, наверно, привычка нужна… – примирительно отозвался Федя.
Все вежливо задумались, потом Нилка прервал молчание:
– А вот прадедушкина мастерская! Совсем новенькая…
Стена мастерской блестела частыми квадратиками стекла. Над дверью четко выделялась вывеска: "Н.Е. Березкинъ. Художественная фотографiя". У тротуара стояла коляска извозчика, из нее выходил господин в шляпе-котелке…
Оля навинтила на объектив линзу – чтобы снимать с полуметра.
– Мальчики, свет!
Включили принесенный с собой рефлектор с лампой-пятисоткой. Оля начала снимать фотографию за фотографией. Это была хитрая работа – снять так, чтобы одно изображение заменяло другое постепенно, наплывом. Приходилось плавно закрывать диафрагму, специальной ручкой отматывать ленту кадров на сорок назад и опять нажимать на спуск, медленно открывая диафрагму уже над другим снимком…
Борис держал осветитель, Нилка листал альбом. Федя по экспонометру следил, чтобы свет был какой полагается… На десяток снимков потратили, наверно, целый час. Аж взмокли. И так-то жара, а тут еще эта лампа!.. Наконец вернули альбом на антресоли, и Борис попросил нетерпеливо:
– Покажи "бэкашку"-то…
Компьютер стоял в этой же комнате, на угловом столике. Нилка охотно сдернул полотняный чехол, включил монитор, без боязни дал каждому понажимать клавиши. Конечно, на дисплее получалась абракадабра. Потом Нилка уселся за пульт сам.
– Сейчас переведу в систему "Бейсик" и покажу кое-что.
Он на память набрал несколько строчек иностранных слов и цифр – они засветились на экране. Нажал клавишу, строчки исчезли. На темном экране стали возникать яркие точки… Созвездия! Пролетел среди них метеорит. Потом одна точка выписала окружность. Светящиеся полоски неторопливо заштриховали этот кружок, и получился белый диск планеты. Вокруг него забегал продолговатый спутник. Затем в углу экрана веером разбросались короткие лучи, из них вылетела искра, ткнулась в планету, раскидав мелкие вспышки, и ушла рикошетом за пределы звездного неба…
– Вот, – слегка горделиво произнес Нилка. – Называется "Визит звездного корабля"…
– Здорово, – похвалил Борис. – А долго рассчитывал?
– Ну… не очень долго. Средне…
– А можно город на экране нарисовать? – спросила Оля.
– Такой, как на вазе, конечно, нельзя!.. Вообще-то у компьютерной графики неограниченные возможности, – виновато разъяснил Нилка, – но это маленькая машина…
– Нет, нет! Не такой, как на вазе! Попроще городок, но тоже сказочный. С домиками, башнями…
– Это, наверно, можно. Если рассчитать программу…
– А зачем тебе? – спросил у Оли Федя.
– Тогда можно было бы титры фильма с компьютера снять! Сразу и сказка, и современность…
– Сделать бы еще, чтобы в городке человечки бегали! – развеселился Борис. – Верно, Оль?
– Мы четверо, – сказал Федя. – Бегаем и снимаем.
– Лучше трое, – серьезно возразила Оля. – А Нилка пусть по воздуху летает, над крышами… Я знаете что придумала? Чтобы он в фильме тоже летал! И многое пусть разглядывает с высоты. Тогда еще сказочнее будет!
Нилка обвел всех настороженными синими глазами. Надулся почему-то и сообщил:
– У меня не получится. Я же почти не научился еще летать-то…
Федя и Оля замигали, а Борис изумился вслух:
– Как это – почти?
Но тут в прихожей послышались голоса.
– Папа и мама пришли!
Нилкин папа Феде понравился. Он был похож на Чехова, только не в пенсне, а в модных больших очках. Разговаривал он тихо, со спокойной такой усмешкой… А Нилкина мама не понравилась. Она была молодая, красивая, но Феде показалось, что красота эта для нее – главная задача. Он ощутил ту же настороженность и досаду, как при Ксении, когда та перед зеркалом по часу умащивала и штукатурила себя косметикой.
Хотя что можно сказать о людях с первого взгляда…
– Здравствуйте, леди и джентльмены, – улыбнулся Нилкин отец в ответ на нестройное приветствие.
– Здравствуйте, ребятки, – одарила их улыбкой и Нилкина мама. Впрочем, весьма короткой.
– Роза, а ты боялась, что наш сын попал в подозрительную компанию. Смотри, какие интеллигентные молодые люди.
– В отличие от нашего беспризорника… Ребята, хотя бы вы на него повлияли! Ходит как одесская шпана: рубаха мятая, на коленях скоро дыры будут. Я от него эти штаны прячу, прячу, так нет же – опять откопает и жарится в них…
– Ну, все! – заявил Нилка. – Все, все, все. Хватит об одном и том же. Мы пошли проявлять пленку! Я приду вечером!
– Ты хотя бы пообедал?
– Да. Да. Да…
– Честно говоришь?
– С'совершенно честно, – с чистой душой отозвался Нилка. Потому что в самом деле обедал. Вчера или позавчера.
На улице Нилка сказал:
– Каждый раз такие с'семейные с'сцены…
– А чего ты, в самом деле, в этих штанах маешься? – заметила Оля. – Тридцать градусов в тени…
– Я жаропрочный… – буркнул Нилка.
Федя не удержался, подцепил его:
– У Нилки это возрастное: хочется солиднее выглядеть… Мой Степка такой же, все мечтает о взрослой внешности. Потом это проходит. У меня к десяти годам прошло, у тебя, Нил, тоже скоро кончится…
– Ничего у меня не кончится, – набычился он еще сильнее. – Вы же не знаете… Думаете, приятно, когда клеймо?
– Как это? – сказал Борис.
– А вот так… – Нилка остановился и решительно задрал правую штанину. На ноге, пониже коленки, сидела стайка черных родинок, напоминающих какое-то созвездие.
Все поглядели на родинки, потом друг на друга.
– Ну и что? – Оля пожала плечами. – Мало ли у кого какие веснушки! Обыкновенная пигментация кожи…
– А это, что ли, тоже обыкновенная? – Нилка ткнул в родинку, которая сидела в центре белого, ровного, как копейка, кружка. Словно кто-то взял циркуль и радиусом в полсантиметра провел вокруг этой точки границу, запретив переступать черту малейшему загару.
– Ну и что… – опять сказала Оля.
Нилка горько объяснил:
– Это вовсе не "ну и что", когда все смотрят и хихикают. В лагере дразнили "Канцелярской кнопкой". Я даже вынужден был попросить папу забрать меня оттуда…
– Ты поэтому и бинт носил? – сочувственно спросил Федя, вспомнив первую встречу.
– Да… Но бинт сейчас дефицит. Да и не будешь ведь все лето с повязкой ходить, это тоже бросается в глаза.
– Можно гольфы надевать, – посоветовала Оля. – Если тонкие, но не жарко…
– Мама не дает, нечего, говорит, зря трепать. Носочно-чулочные изделия по талонам, по две пары на квартал…
Оля деловито сказала:
– Бинт мы тебе найдем. Не могу же я снимать, как ты летишь в таких штанах. Они сольются с темным фоном, и останется от тебя половинка, выше пояса.
– Ничего не понимаю, – капризно сказал Нилка.
– Ты думаешь, как полеты в кино делают? Сперва человек, который будто летит, – он на черном фоне. А потом на ту же пленку снимают места, над которыми он пролетает…
– А! Комбинированная съемка!
– А ты думал, тебя будут с колокольни бросать? – засмеялся Федя.
А Борис вдруг вспомнил:
– Стоп! Нил, ты тогда сказал: "Я почти не научился летать". Как это – почти? А чуть-чуть, что ли, умеешь?
– Чуть-чуть умею, – совсем обыкновенно сообщил Нилка.
– Ну, Нил… – сказал Федя.
– То есть не летать. Но я, если прыгаю откуда-нибудь, могу приземлиться гораздо медленнее, чем по законам природы. Я это в себе год назад открыл…
– Ох и фантазер, – сказала Оля.
– Я понимаю, что вы не верите. Но я покажу. Только для этого надо с'сосредоточиться…
Когда пришли к Оле во двор, она велела мальчишкам идти в гараж и заправлять в бачок отснятую пленку.
– А я зайду на кухню, бутерброды с колбасой вам сделаю, а то ноги протянете.
– Ты изведешь на нас месячный колбасный паек, и тебе влетит от мамы, – забеспокоился Борис.
– Это вам пусть влетает от ваших мам. А у нас равноправие…
В гараже затворили ворота, выключили свет, и Федя зарядил пленку. А когда снова включили лампу, оказалось, что Нилка сидит на шкафу. Шкаф стоял поперек помещения и частично перегораживал его. Гараж был узкий, но высокий, и Нилка под потолком помещался свободно.
– Вот глядите! Сейчас я спланирую…
– Куда ты, балда! – перепугался Федя. – Побьешь все! – На полу стояли банки с растворами.
– Ну, тогда на ту сторону… – Он перекинул ноги, толкнулся и ухнул вниз, пропал за шкафом.
В тот же миг Федя и Борис ждали стука об пол. Но стук этот раздался лишь через секунду после ожидаемого мгновения. Словно что-то и в самом деле задержало Нилку в падении.