Тони Эбботт - Запретный камень
Автомобильный гудок прорезал ночную мглу и вернул ее в настоящее. Она повернула голову, убирая за ухо выбившуюся прядь. Если бы те, кто ждал в лимузине, имели возможность лучше рассмотреть ее, они заметили бы на ее шее, сразу под ухом, тонкий вертикальный шрам в три дюйма длиной. Скрывать его она не пыталась. Этот шрам – в самых разных смыслах – был знаком того, что она смогла выжить.
Но люди в машине не смели взглянуть на нее. Лишь один из них – бледный, сутулый, с огромной головой на тщедушном тельце – выбрался с заднего сиденья и, кутаясь в тонкое пальтецо, торопливо засеменил в ее сторону.
– Они нашли его! – выпалил он, подбежав, утер проступившую в уголке рта слюну и, захлебываясь словами, продолжил. – Они нашли главу пятерых. Они нашли его…
– Где?
– В Берлине! Как вы и подозревали!
Она бросила на башню еще один долгий взгляд.
Глаза ее – один голубой, другой серебристо-серый. Гетерохромия – случайная мутация, дар и проклятие. Не это ли делает ее взор таким гипнотическим?
Она откинула волосы назад, за воротник, направилась к машине, скользнула на заднее сиденье и поймала в зеркале заднего вида взгляд безымянного водителя.
– В аэропорт, – велела она. – Мы летим в Берлин.
– Слушаюсь, мисс Краузе, – кивнул водитель. Имя у него, конечно, было, только она не считала нужным запоминать его. – Уже едем, мисс Краузе.
– Галина, дорогая, – заговорил бледный мужчина, усаживаясь с ней рядом, – когда мы будем в Берлине…
– Тихо! – оборвала она. Бледный умолк на полувдохе, опустив взгляд на рубиновый кулон, блестевший меж лацканов ее пальто: морское чудовище из красного драгоценного камня.
Кракен[1].
Взревел мотор, и Галина Краузе в последний раз посмотрела на черный силуэт башни на фоне звездного неба.
Воображаемые языки пламени взметнулись выше и запылали ярче, как и всякий раз, когда она вспоминала ту далекую ночь.
– Итак, – шепнула она себе, – все начинается.
* * *Почти в два часа ночи в той части немецкой столицы, что когда-то называлась Восточным Берлином, на бульваре Унтер-ден-Линден практически бесшумно, подобно огромной черной пантере, остановился автомобиль.
Водитель заглушил двигатель.
Долгие десятилетия улицу Унтер-ден-Линден, что по-немецки означает «под липами», рассекала надвое печально известная Берлинская стена. Теперь, когда Холодная война окончилась, а Берлинская стена пала, огромный бульвар вновь стал единым целым, в нем опять бурлила жизнь. На третьем этаже дома, под которым остановился лимузин, тускло светилось единственное окно. На мгновение в нем промелькнуло изможденное лицо старика, а внизу мчались автомобили, ревела публика в музыкальных клубах, торопливо шагали заполонившие бульвар пешеходы. Их ночь была в самом разгаре.
Все казалось обычным – таким же, как и всегда.
Но только казалось.
Генрих Фогель, ушедший на пенсию профессор астрономии Берлинского университета имени Гумбольдта, отошел от окна – он был очень взволнован.
Неужели величайшая тайна раскрыта?
Что теперь будет? С человечеством, со всем миром?
Старик подбросил дров в камин. Занялось красноватое пламя. Профессор опустился в кресло перед монитором и принялся исступленно печатать. Остановился. Заметил среди семи газет на столе перед собой парижскую вечерку «Монд». Сердце Фогеля сжалось. Вот уже два часа кряду он ждал звонка от старого друга Бернара Дюфора. Звонок всегда раздавался, как только в сети появлялся очередной зашифрованный кроссворд. Так происходило каждый второй понедельник месяца вот уже семнадцать лет. «R.I.P.» – привычная латинская аббревиатура, означающая «покойся с миром», – пряталась в каждом кроссворде. Но оценить весь сарказм этой шутки мог лишь тот, кто знал, на пересечении каких клеток искать: 48 по вертикали и по горизонтали.
Сегодня звонок так и не раздался. Кроссворд не появился.
Все, что оставалось предположить, – тщательно выстроенная и отлаженная система их связи рухнула. В их узком круге пробита брешь.
Профессор кликнул мышкой по кнопке «Отправить». Неужели его друг из газеты «Монд» покинул свой пост? Или хуже того: Дюфор не покинул пост – он погиб, защищая их общую тайну?
– В любом случае из Берлина пора убираться, – заключил профессор, вставая и оглядывая комнату. – Бежать и надеяться, что мой американский друг поймет мое послание… и вспомнит былые времена.
Он посмотрел на часы. Почти два ночи. С Техасом семь часов разницы, там только что закончился рабочий день. Его друг прочтет сообщение завтра утром в конторе. Именно там будут все ключи. Только бы Роальд сумел увидеть их – и применить как нужно.
– Я до последнего не хотел тебя впутывать в это, сынок… Но теперь выбора нет. И Вейд еще совсем мальчик. За него я боюсь еще больше. Ответственность слишком ужасна…
Фогель снял трубку телефона, набрал номер и, переждав длинные гудки, произнес всего три слова:
– Карло, жди гостей.
Положил трубку. И набранный номер, и каждое из произнесенных им слов были зашифрованы. А потому смысл сказанного понимали только те, кому эта фраза предназначалась. Все же технологии – великая вещь.
В пятый раз за последние пять минут профессор похлопал себя по нагрудному карману, нащупал билет на поезд. Затем взял ноутбук, бросил на пол и несколько раз подпрыгнул на нем, пока тот не раскололся на куски. Старик извлек жесткий диск, согнул его чуть ли не пополам и швырнул в камин.
– Что еще?
Его взгляд упал на пресс-папье в виде морской звезды на столе. Дешевый пляжный сувенир. Морская звезда, на латыни – Asterias, запаянная в стекло.
Asterias. Именно так он когда-то давным-давно назвал свою группу студентов, пятерку избранных. Теперь все кончено. Он погладил незамысловатый сувенир, взял со стола фотографию в рамке, снятую двадцать лет назад – он сам, три юноши и две девушки стоят под голубой неоновой вывеской кафе. Все улыбаются. Преподаватель и студенты. Asterias.
– Теперь все зависит от тебя, мой друг, – прошептал Фогель, вглядываясь в одно из лиц. – Лишь бы ты согласился принять этот бой…
На улице, прямо под окном, вдруг раздался резкий хлопок. Сердце Фогеля сжалось от ужаса. Заскрипела дверь подъезда, и на лестнице послышались чьи-то шаги.
– Нет-нет! Не может быть. Слишком быстро…
Едва он успел швырнуть снимок в огонь, как распахнулась дверь. В квартиру ворвались трое амбалов в темных костюмах. Вслед за ними вошли сутулый тип в очках с тонкой металлической оправой и юная девица, по возрасту вполне годившаяся в студентки.
– Кто вы такие? – выкрикнул Фогель, хватая со стола стеклянное пресс-папье.
Он слишком хорошо знал, кто это. Враги рода человеческого.
Один из головорезов толкнул его. Старик упал на колени, затем повалился на пол.
– Убийцы! Воры! – кричал он, пока двое других головорезов хозяйничали в комнате, переворачивая все вверх дном. Девица оставалась у входа: спокойная и неподвижная, будто змея, свернувшаяся в клубок. Что-то в ее внешности настораживало. Да, красавица. Вылитый ангел.
Но вот глаза…
Неужели это она? Та самая?
Бандиты сбрасывали книги со стеллажей. Переворачивали столы. Вспарывали его кресла, кровать и подушки. Крушили бесценную коллекцию музыкальных инструментов, как никчемные детские погремушки…
– Вандалы! – кричал старик. – Вы ничего не найдете!
Сутулый тип в очках, висевших на кончике его носа, точно вторая пара глаз, склонился над Фогелем.
– Связной в Париже тебя сдал, – зарычал заморыш профессору в лицо. – Ключ к Реликвиям у тебя. Отдай его нам.
По стариковским жилам Фогеля хлынул адреналин. Он стиснул пресс-папье с морской звездой и со всей силы ударил им очкарика в висок.
– Вот тебе ключ! Получай!
Заморыш схватился за рассеченный висок.
– Что ты со мной сделал, старый дурак?!
– Добавил тебе красоты, – парировал Фогель.
Один из амбалов опустился на колени, положил ручищу ему на горло. А затем ухмыльнулся и стиснул пальцы.
– Твой последний вздох, старик, – взвизгнул заморыш.
– Не последний, – прохрипел профессор с холодной усмешкой.
Девица перевела взгляд от Фогеля на пылающий камин.
– Он успел сообщить! Там что-то горит. Достаньте, быстро!
Бледный очкарик, не рассуждая, тут же сунул руку в огонь – и, заорав от боли, выбросил на пол оплавленный жесткий диск. Фотография уже превратилась в пепел.
– Выясните, с кем он связался, – ледяным тоном велела девица. – Мне нужно знать. Здесь ключа нет и не было. Кончайте с ним. Тело бросьте на улице. И чтоб без улик…
Задыхающийся Фогель бился в конвульсиях на полу. Он попытался схватиться за ножку пюпитра, но тот опрокинулся. Профессору лишь удалось нащупать на полу и стиснуть в пальцах старенький серебряный духовой камертон.
