Бус Таркинтон - ПЕНРОД И СЭМ
– Пойди сюда, мой милый, – сказала она Пенроду, – у меня кое-что есть для тебя.
Пенрод отвлекся от своего занятия и с сияющим лицом пошел к матери. Вернувшись из путешествия, она подарила ему кошелек с монеткой внутри. И вот теперь он решил, что она хочет ему еще что-то подарить. «Не просто же так она сказала, что у нее «кое-что есть»?» – подумал он.
– А что ты мне хочешь дать, мама? – спросил он и, увидев, как она ласково на него смотрит, еще больше обрадовался. – Мама, это что, столярные инструменты, которые я просил? Ты уже купила их?
– Нет, – ответила она. – Пойдем со мной, сейчас сам увидишь, что это.
Он с большим удовольствием проследовал за ней в столовую, и глаза его горели от нетерпения. Он был полон самых радужных надежд, но они разом оставили его, как только она открыла шкаф и сказала:
– Это тебе будет очень полезно, Пенрод.
И тут он начал горько жалеть о своей доверчивости. Потому что по опыту прошлой ночи он уже знал: после таких слов от матери ничего хорошего ждать не следует. Его пессимистический прогноз тут же подтвердился. Миссис Скофилд извлекла из шкафа бутылку, наполненную чем-то, напоминающим болотную тину. Не сводя напряженного взгляда с бутылки, Пенрод попятился назад.
– Что это? – сухо спросил он.
Миссис Скофилд улыбнулась.
– Да так, ничего, – сказала она, – ничего особенного. Это просто, чтобы ты не нервничал.
– Я не нервничаю.
– Да, да, милый, ты так думаешь, – сказала она, наполняя столовую ложку бурой жидкостью из бутылки. – Знаешь, люди часто сами не понимают, что с ними творится. Они нервничают, а им кажется, что с ними все в порядке. Но ты, дорогой, беспокоишь нас с папой. Вот я и достала для тебя лекарство.
– Откуда ты его достала? – спросил он.
Миссис Скофилд оставила бутылку и стала надвигаться на него с ложкой.
– Вот, милый, – уговаривала она, – всего одну ложечку…
– Я хочу знать, откуда ты это взяла? – мрачно повторил Пенрод и отступил еще дальше.
– Откуда? – повторила она рассеянным голосом, ибо все внимание сосредоточила на том, чтобы не разлить лекарство. – Я сегодня утром ходила на рынок и там встретила старую миссис Уоттоу. Она сказала, что у ее сына Кларка тоже не в порядке нервы, и объяснила, какое лекарство надо заказать в аптеке. Она говорит, что ее Кларку это очень помогло. Он совсем выздоровел…
– Да не хочу я выздоравливать, – сказал Пенрод. И, поняв, что запутался, добавил: – У меня же нет ничего, от чего надо выздоравливать!
– Но ты же не хочешь, чтобы мы с папой расстраивались, правда, миленький?
– Что же я, по-вашему, из-за того, что вы расстраиваетесь, должен глотать всякие гнусные лекарства? – спросил жестокосердый мальчик. – Не буду я ничего принимать. В этой бутылке плавают какие-то водоросли с сорняками.
Миссис Скофилд оскорбилась.
– В этой бутылке нет ни водорослей, ни сорняков! Это лекарственные растения.
– Спорим, меня от них вырвет?
Она вздохнула.
– Пенрод, мы стараемся, чтобы тебе стало лучше.
– Мне и так достаточно хорошо. Я тебе точно говорю!
– Нет, миленький. Поэтому папа и беспокоится о тебе. Давай, Пенрод, глотай. Нечего поднимать шум из-за такой ерунды. Тем более, что это для твоего же блага!
– Она снова предприняла наступление с ложкой. Ложка уже почти достигла его зубов, но он отступил вплотную к обоям. Дальше отступать было нельзя. Тогда он с отвращением отвернулся от ложки.
– А какое оно на вкус? – спросил он.
– Совсем не противное, – ответила миссис Скофилд, неумолимо пододвигая ему ложку ко рту. – Миссис Уоттоу сказала, что ее Кларк очень любил это лекарство. Она сказала, что по вкусу оно не похоже на другие лекарства.
– А сколько я должен его принимать? – спросил Пенрод, видя, как неотвратимая ложка снова подбирается к его рту. – Только теперь? Один раз?
– Нет, миленький! Три раза в день.
– Не буду!
– Пенрод! – теперь ее голос прозвучал резко. – Ты что, хочешь, чтобы я целый день перед тобой плясала? А ну, глотай быстро!
Миссис Скофилд втиснула ложку ему в рот, и она стукнулась о зубы. Пенрод все еще пытался сопротивляться. Сопротивление это диктовалось самим инстинктом. По части остроты вкусовых ощущений любой мальчик может соперничать даже с собакой. Конечно, вкусы и пристрастия у мальчиков и у собак во многом не сходятся, однако и те и другие моментально чуют, если им подсовывают что-то, что им противно. Конечно, мальчики часто едят самые кошмарные, с точки зрения нормального человека, вещи. Но они делают это по личному выбору. Когда же вкус того или иного снадобья мальчику неприятен, он начинает сопротивляться, словно его пытаются накормить ядом. Вот почему, не зная, что его ждет, Пенрод из последних сил продолжал увиливать от ложки.
– Пенрод! – крикнула миссис Скофилд; теперь она окончательно потеряла терпение. – Если ты сейчас же не проглотишь это, я иду за папой. Быстро открой рот! Это не так уж противно. Открой рот! Ну, вот и все!
Челюсть, наконец, покорилась, и миссис Скофилд влила содержимое ложки в рот сыну.
– Ну, вот! – еще раз воскликнула она, и в голосе ее послышалось торжество. – Совсем не так уж плохо, а?
Пенрод не ответил. На лице его застыло какое-то странное выражение. Впрочем, вел он себя тоже достаточно странно. Он не кричал, не ругался, да и вообще не произносил ни звука. Зато он начал раздуваться, словно надувная игрушка. Глаза его покраснели, в них застыл ужас, и он, не отрываясь, смотрел на мать.
– Ну, не так уж это противно, – сказала миссис Скофилд, но, тем не менее, почувствовала некоторое беспокойство. – Перестань себя так вести, Пенрод!
Но Пенрод ничего не мог с собой поделать. Эта жидкость показалась бы на редкость противной даже взрослому, который прошел сквозь испытание вонючими сырами и прочими гастрономическими изысками. Куда уж было выдержать такое бедному Пенроду! Этот коварный раствор был почти полностью лишен запаха, из-за чего Пенрод оказался совершенно не подготовлен к такому кошмару, который должен был пережить. Он все надувался и надувался, и это олицетворяло растущее его потрясение. Тонкая шея его напряглась, щеки раздулись, как два шара. Плечи поднялись почти до ушей, к тому же Пенрод задрал вверх правую ногу и так и застыл в этой странной позе.
– Прекрати сейчас же, Пенрод! – приказала миссис Скофилд. – Сейчас же прекрати!
– Он, наконец, обрел голос.
– Уф! Оф! – произнес он и рухнул на пол.
Поначалу он просто корчился от отвращения, но потом в его конвульсиях появились угрожающие симптомы. Он разевал и закрывал рот, размахивал руками и сучил ногами по полу.
– Ой-ой-ой! – вопил он.
Миссис Скофилд к такому давно привыкла и, успокоившись, снова ласково улыбнулась.
– Все хорошо, мой маленький, – очень ласково сказала она.
Потом она опять подняла бутылку с лекарством, наполнила ложку и обнародовала информацию, которую из тактических соображений до поры до времени придерживала.
– Теперь еще одну, – ласково сообщала она.
– Уф! – выдохнул Пенрод. – Еще одна… Что-о-о?!..
– Две ложечки перед каждой едой, – как ни в чем не бывало сказала она.
Пенрод тут же предпринял попытку покинуть комнату. Его действия отличались такой твердостью и напором, что миссис Скофилд пришлось искать поддержку у главы семьи. Она крикнула мистеру Скофилду. Войдя в комнату, он застал жену за очень странным занятием. Со стороны можно было подумать, что ее цель – перетереть Пенрода о подоконник, подобно тому, как перетирают веревку. Пенрод оседлал подоконник, и, уже коснувшись одной ногой желанной земли, пытался вытянуть наружу вторую ногу. Но за нее крепко уцепилась миссис Скофилд и, в свою очередь, стремилась втянуть освободившуюся половину своего отпрыска обратно в комнату. Пенрод продолжал оказывать мужественное сопротивление даже тогда, когда мистер Скофилд пришел па помощь жене, и они вместе стали тянуть его обратно. Несчастный продолжал бороться даже тогда, когда уже был водворен в комнату, а окно наглухо затворили. Он протестовал даже тогда, когда ложку со второй порцией лекарства все-таки запихнули ему в рот. Когда все уже было поищи, мистер Скофилд понял, что, несмотря на той возраст, держится молодцом, и мог бы вполне претендовать на призы не только в ораторском искусстве, но и в соревнованиях атлетов.
Итак, дело было сделано, и двойная доза жидкости теперь находилась внутри Пенрода Скофилда. Это не прошло для него бесследно и, сев за стол, он почувствовал легкое головокружение. В глазах у него начало двоиться. Ничего удивительного. Дело в том, что в коричневом снадобье содержалось изрядное количество спирта и две ножки равнялись по крепости доброй порции коктейля. Пенрод никогда не пробовал спиртного, и опьянение не только было ему неприятно, но и очень его испугало. Пенрод тут же пожаловался, что плохо себя чувствует и не преминул мстительно добавить, «это, наверное, от лекарства».
