Мадлен Л'Энгл - Трещина во времени
— А теперь вы трое слушайте мой приказ! — сказала миссис Которая. — Спускайтесь туда, в поселок. Идите вместе. Ни за что не позволяйте им себя разделить. И будьте сильными, — последняя вспышка — и все. Мэг невольно вздрогнула.
Наверное, миссис Что-такое заметила это, потому что ласково погладила девочку по руке. А потом обратилась к Кельвину.
— Позаботься о Мэг.
— Я сам могу позаботиться о Мэг, — обиженно возразил ей Чарльз Уоллес. — Я всегда это делал.
Миссис Что-такое опустила взгляд на малыша, и ее ясный голос прозвучал мягко и глубоко:
— Чарльз Уоллес, ты подвергаешься здесь самой большой опасности.
— Почему?
— Из-за того, кто ты есть. То, кем ты являешься, делает тебя самым уязвимым из всех троих! Тебе нужно держаться вместе с Мэг и Кельвином. Ни в коем случае не отдаляйся от них ни на шаг! Держи в узде свою гордость и самоуверенность, Чарльз Уоллес, ибо они и есть твои главные враги, готовые тебя предать!
От звуков этого голоса, строгих и угрожающих, Мэг снова пробрала дрожь. А Чарльз Уоллес припал к миссис Что-такое, как он часто приникал к их маме, и прошептал:
— Кажется, я начинаю понимать, что такое страх.
— Страх не ведом лишь глупцам, — ответила ему миссис Что-такое. — А теперь ступайте, — и на том месте, где она стояла, осталось лишь небо, трава на лужайке да маленький утес.
— Идем же! — не выдержала Мэг. — Скорее, идем! — она сама не замечала, как предательски дрожит ее голос. Она схватила мальчиков за руки и потащила их за собой, вниз с холма.
Поселок у подножия разбит на аккуратные ровные квадраты. Все дома в точности похожи друг на друга: тесные серые коробки. Перед каждым из них — прямоугольная подстриженная лужайка с ровной, по ниточке, линией цветов вдоль дорожки, ведущей к дому. Мэг подумала, что если бы сосчитала число цветов на клумбах, то оказалось бы, что перед всеми домами их поровну. И перед всеми домами играли дети. Одни крутили веревочку, другие стучали по мячу. Мэг эти игры сразу же показались какими-то неправильными. Хотя эти дети внешне ничем не отличались от обычных земных детей, каких можно увидеть перед любым домом в их городке, все же что-то здесь было не так. Она покосилась на Кельвина и увидела, что он тоже ошарашен.
— Смотрите! — вдруг воскликнул Чарльз Уоллес. — Они же крутят веревку и бьют по мячу в одном ритме! Все двигаются в унисон!
И он не ошибся. В тот миг, когда веревка ударялась об асфальт, о него ударялся и мяч. А когда веревка пролетала над головой прыгающего ребенка, тот, что с мячом, его ловил. Веревки — вниз. И мячи — вниз. Вниз и вверх. Вниз. Вверх. Все в унисон. Все одинаково. Как их дома. Как дорожки и лужайки. Как ряды цветов.
И тут двери во всех домах одновременно распахнулись, и из них показались женщины — все на одно лицо, как бумажные куклы. Это впечатление не могла развеять даже разница в узорах на их платьях. Все женщины задержались на крылечках своих домов. Каждая женщина хлопнула в ладоши. Каждый ребенок поймал мяч. Каждый ребенок с веревкой сложил ее. Каждый ребенок повернулся и вошел в дом. Двери закрылись, щелкнув задвижками.
— Как им это удается? — поразилась Мэг. — У нас ни за что так бы не получилось, даже если бы захотели! Но что это значит?
— Давайте убираться отсюда, — испуганно воскликнул Кельвин.
— Убираться? — опешил Чарльз Уоллес. — Но куда?
— Понятия не имею. Куда угодно. Назад, на холм. Назад, к миссис Что-такое, миссис Кто и миссис Которой. Мне здесь ужасно не нравится!
— Но их уже там нет. Или ты надеешься, что они придут, если мы вернемся?
— Мне здесь не нравится, — упрямо повторил Кельвин.
— Ты что, забыл? — взорвалась Мэг. — Ты же знаешь, что нам некуда возвращаться! И миссис Которая прямо сказала нам идти в поселок! — она решительно вступила на улицу, и мальчики поплелись следом. Насколько хватало глаз, тянулись ровные ряды одинаковых унылых домов.
И тут они одновременно увидели одно и то же и замерли на месте. Перед каким-то домом задержался маленький мальчик, и он все еще играл с мячом. Вот только стучал он по нему как-то неуклюже и не соблюдал общего ритма: то пропускал несколько тактов, то наоборот начинал частить, а то и вовсе подбрасывал мяч высоко над головой, чтобы потом поймать. Дверь его дома растворилась, и на улицу выбежала мать. Она испуганно посмотрела в оба конца улицы, увидела ребенка и поднесла руку ко рту, словно стараясь заглушить невольный крик, схватила в охапку ребенка и втащила его в дом. Мяч, выпавший у него из рук, выкатился на тротуар.
Чарльз Уоллес подбежал и поднял мяч, чтобы показать его Мэг и Кельвину. Это был ничем не примечательный коричневый баскетбольный мяч.
— А давайте отнесем его им домой и посмотрим, что будет, — предложил Чарльз Уоллес.
— Но миссис Которая велела нам идти в город, — в сомнении уставилась на него Мэг.
— Ну и что, мы ведь и так уже в городе! По крайней мере, на его окраине. И я хочу узнать как можно больше. У меня предчувствие, что это окажется полезным. Если не хочешь идти со мной, можешь отправляться дальше сама.
— Нет, — твердо возразил Кельвин. — Мы будем вместе. Миссис Которая предупреждала, чтобы мы не давали себя разделить. Но на этот случай я как раз и пригожусь. Давайте постучим и посмотрим, что будет.
И они двинулись по дорожке к дому. Мэг нерешительно замедлила шаги — ей ужасно хотелось идти дальше.
— Только давайте быстро! — наконец взмолилась она. — Ну, пожалуйста! Или вы не хотите найти отца?
— Конечно, хотим, — рассудительно отвечал Чарльз Уоллес. — Но мы не должны действовать вслепую. Как мы сможем ему помочь, если не знаем, с чем имеем дело? А ведь это же ясно: нас доставили сюда, чтобы помочь, а не просто его найти, — он взбежал по ступенькам и постучал. Они подождали ответа. Ничего не случилось. Тут Чарльз Уоллес заметил звонок и позвонил. Им было слышно, как звонок заливается по всему дому и дальше, во всех домах по улице. Через минуту показалась фигура матери. Она приоткрыла дверь. И тут же открылись двери во всех остальных домах, но только на узкую щелочку, через которую испуганно выглянули хозяйки домов. Та, что была перед ними, в страхе разглядывала детей.
— Что вам нужно? — спросила она. — Для газеты еще рано, время молочника уже прошло, и я регулярно даю деньги на благотворительность. Все документы у нас в порядке.
— Кажется, это ваш мальчик потерял, — сказал Чарльз Уоллес, протягивая ей мяч.
— Ох, нет! — женщина решительно толкнула мяч. — Дети в нашем квартале никогда не теряют мячи! Они прекрасно обучены! И вот уже три года у нас не фиксировалось Отклонений!
И дети увидели, как на крылечках по всей улице все головы одновременно склонились в дружном кивке.
Но Чарльз Уоллес придвинулся к женщине так, что смог заглянуть ей за спину, внутрь дома. Так и есть: у нее за спиной виднелся силуэт маленького мальчика, который был его ровесником.
— Тебе нельзя внутрь, — сказала женщина. — Ты не предъявил свои документы! А если у тебя нет документов, я не могу тебя впустить!
Чарльз Уоллес поднял мяч так, чтобы его мог увидеть мальчик у нее за спиной. Малыш метнулся вперед, как молния, выхватил мяч у Чарльза Уоллеса и так же быстро вернулся назад, в тень глубины коридора. Женщина побелела, как полотно, открыла рот, словно хотела что-то сказать, но вместо этого просто захлопнула дверь у них перед носом.
— Что их всех так напугало? — удивился Чарльз Уоллес. — Что с ними такое?
— Разве ты не понял? — удивилась Мэг. — Неужели тебе все еще непонятно, что здесь происходит, Чарльз?
— Пока нет, — ответил Чарльз Уоллес. — Ни малейшей догадки. И хотя я пытаюсь понять, до сих пор мне ничего не пришло в голову. Идемте, — он повернулся и спустился с крыльца.
Они миновали еще несколько кварталов одноэтажных домов, пока не попали в район многоквартирных зданий, по крайней мере, Мэг полагала, что это именно они. Все высокие, вровень друг с другом, прямоугольные, без каких-либо украшений. Каждое окно, каждое крыльцо в точности похоже на все прочие. И тут на улице показался мальчик примерно одних лет с Чарльзом Уоллесом. Он ехал на машине — странный механизм, что-то среднее между велосипедом и мотоциклом. Хотя малыш крутил педалями, где-то явно имелся скрытый источник энергии, позволявший развить необычайно большую скорость. Перед каждым крыльцом он четким движением отводил назад руку, из сумки у себя на плече вынимал сверток газет и бросал на крыльцо. Внешне он ничем не отличался от Денниса, Санди или любого из сотен мальчишек, подрабатывающих в маленьких городках разносчиками газет, и все же, как и те дети, что играли в мяч и прыгали через веревку, что-то в нем казалось неправильным. Рука двигалась с необычным однообразием и размеренностью. Газеты летели по одной и той же крутой траектории на каждое крыльцо и падали в одно и то же место. Ни один нормальный человек не смог бы делать столь идеально одинаковые броски.
