Пит Рушо - Енот и Пума
— Вот именно, — сказала Мама.
Вюртемберг решил, что это такая игра и перевернул табуретку.
— Ваши мальчишеские игры в кораблики и пиратов очень забавны, — Пумина Мама сердито взглянула на Вюртемберга, — но при чем здесь Анна?
Рыцарь растерялся.
— Видите ли, миссис Бобр…
Мама рассмеялась.
— Сейчас, ребятки, — сказала она, — мы будем есть печеные яблоки, пирожки, безе с ванилью и пить чай. Но потом надо что-то решать и делать. При всей стойкости Анны и ее людей, им будет трудно справиться с моряками.
— При чем тут мы?!! — всполошился Енот, — англичане должны были угрохать принцессу, они ее и угрохают. Я помог ей, как никто, одних на берег высадил, других утопил. Взорвал военный фрегат Его Величества Короля. Да, за заслуги перед принцессой Ее Высочество должна была бы пожаловать меня титулом ба… Напрасно, Пумочка, ты обо мне так думаешь!
— Я правильно понял, что Принцесса Анна вам очень дорога? — осведомился Вюртемберг, вытирая руки желтым кухонным полотенцем.
— Да, — ответила Пума.
Енот хрустнул безе, рассыпав воздушные крошки:
— Моей прабабкой по материнской линии была лиса…
— Это многое объясняет, — Пума немного оттаяла.
— Я к тому, что есть такая старинная история…
— Пр-ро пойнтер-р-ра? — спросила Пума.
— Слушай. Однажды зимой лиса шла по тонкому льду озера. На самой середине лед под ней проломился, и она стала тонуть. Высоко в небе, на облаке, сидел Дух Великого Белого Лиса, он пожалел несчастную и послал ей на помощь огромного карпа. Карп посадил лису себе на спину и вытолкал на безопасное место.
Пошла лиса дальше и не заметила, как наступила на дремавшую дикую свинью.
Свинья рассвирепела и бросилась в погоню. Уже почти догнала и едва не разорвала лису в клочья. Дух Великого Белого Лиса посмотрел с облака, покачал головой и вмиг вырастил на пути свиньи лиственницу в два обхвата. Хрюшка ударилась об дерево, а лиса убежала.
Тут увидел лису охотник и выпустил стрелу. Видит Дух Великого Белого Лиса, что летит стрела прямо ей в сердце. Заставил тогда Дух Великого Белого Лиса своего сокола помочь несчастной бестолковой лисе. Сокол быстрый, как молния, подлетел, клюнул стрелу и переломил пополам. А лиса скрылась невредимая. Устал от всего этого Великий Дух и прилег поспать на мягком облаке. Только закрыл глаза, и тут кто-то тронул его за плечо.
— Это ты, лиса? — удивился Дух, — как же ты попала сюда? Я так много сделал, чтобы этого не произошло!
— Уметь надо! — сказали Енот и Вюртемберг одновременно.
— Я знал эту притчу, — сказал рыцарь, — ее мне рассказывала одна знакомая куница.
— Мы, как лиса, снова впутались в сложную историю, — сказал Енот.
Фон Вюртемберг разрезал яблоко и протянул половинку Быстрому Оленю:
— Мы снова уходим.
— Если я не пойду, вы не дадите бедному Енотику яблочка?
— И не надейся!
— Дамы и господа! Вынужден уступить. Только из-за угрозы голодной смерти.
— Я тоже пойду, — сказала Пума и откусила у Енота такой кусок, что ему ничего не осталось. Пума посмотрела вопросительно на Маму.
— Мне не хотелось бы тебя отпускать, — сказала Мама, — и я не пустила бы, если бы это было возможно. Но не идти сейчас нельзя. Ты должна идти, дочка.
— Таким образом, решение принято, — сказал Вюртемберг, — а теперь все-таки чай.
И он с видимым наслаждением прислонился спиной к горячей печке. На дворе стоял хмурый осенний день.
Проклятие— Наши на юг полетели, — сказала индюшка, глядя с мокрого крыльца на стаю уток, потом прикрыла дверь поплотнее и отправилась проверять хорошо ли горят дрова.
— Напрасно ты думаешь, что главное прихватить как можно больше стрел. Надо взять побольше носков, варежки, теплую куртку. Поверь, Мама права…
— Берите пример с меня, — отозвался Енот и распушился наподобие щетки.
Сборы в дорогу были непродолжительными. Пума простилась с Мамой и Папой, и они тронулись в путь: Трюфо мотал мордой и топтался на месте, Вюртемберг толкнул его и вывел наконец из-под навеса. Пум-Пум удивлялась и злилась на себя, что ей так тяжело покидать родной дом.
Пума, фон Вюртемберг, Быстрый Олень, мул и черная арабская лошадь ушли в сторону дальней поляны, чтобы сделать небольшой крюк, перейти ручей у Брода Толстого Капитана и прихватить там Черного Дрозда.
Пума в очередной раз убедилась, что большой елки с дуплом больше не существует. «Значит, я никогда больше не увижу Сову Улафа», — ей стало совсем грустно.
«Сова дупло куда-то дел, приходится уезжать из дома, осень…»
— Что-то не слышно походных песен и звука боевых рогов, — Дрозд сидел на пне, опираясь на копье.
— Рога у Енота, все вопросы к нему, — сурово сказал рыцарь, — с песней сложнее…
Песнь арианских лонгобардов! — объявил он.
— Бароны славныя Вероны, — словно лев из пещеры, прорычал Вюртемберг.
— Мы развернем свои знамены, — отозвался Енот, задрав хвост, как хоругвь перед атакой.
— И макар-р-роны для вор-р-роны, — добавила Пума.
— Это ты на кого намекаешь? — поинтересовался Дрозд.
— Кар-р- кар-р! — сказала Пума.
— Мур-Мяу! — отозвался Дрозд.
— Вот и поговорили, — подытожил Енот, — содержательно, а главное, понятно.
Путешественники развернулись на запад и начали свой долгий поход в сторону гор.
Они шли и шли. Енот развлекал всех, гоняя соек по лесу, перекликаясь с настоящими оленями, он прыгал, как белка, съезжал с пригорков, заваленных осенними листьями, и просто кувыркался через голову.
Днем Енот варил похлебку на костре и жарил блинчики на раскаленных камнях, объясняя, что если сложить камни шалашиком, то внутри можно было бы сделать и пирожки. Но блинчики с кленовым сиропом тоже были неплохие.
Еще он указывал направление, но так как Буланже с придворными была еще очень далеко, маршрут определялся приблизительно.
Несмотря на старания Оленя все очень уставали от дороги. И Енот уставал. Идти было очень тяжело.
Первую свою ночевку они устроили в шалаше: воткнутые в землю колья переплели сучками и завалили сверху листьями и травой. Внутри шалаша было холодно и сыро, но лучше, чем снаружи. За ночь надо было высушить промокшую обувь, поесть и выспаться. Дежурили, охраняя друг друга по очереди, сменяясь несколько раз за ночь.
Если бы горячий и пушистый Енот не приваливался к Пуме, ей пришлось бы туго. Он действовал, как печка. Получалось, что даже спящий Енот был чрезвычайно полезен.
Следующий день они шли через лес. Когда Пум-Пум уставала очень сильно, Вюртемберг сажал ее на арабскую лошадь, которая на этот раз тоже везла множество всяких припасов. Пума устраивалась в седле, и Енот согревал ей спину. Он кормил ее еще остававшимися на ветвях орехами. Объяснял, чем лещина отличается от фундука. Слушая болтовню Быстрого Оленя могло показаться, что он проработал всю жизнь в бакалейной лавке. Если бы не было известно, что он на своем веку потопил три парусных корабля.
Вскоре Пума начала замечать, что происходит вокруг. Она не стала уставать меньше, чем раньше; но невероятной тяжести первых дней пути уже не чувствовала. Ей нравились красноголовые дятлы, лесные мыши с темной полосой на спине. Она видела множество грибов, росших повсюду: на земле, на пнях и на деревьях; самых разных форм и расцветок. Когда им встретился отъевшийся к зиме медведь, Пума так обрадовалась, что чуть не бросилась с ним обниматься, но медведь вовремя убежал.
Наконец деревья начали редеть, и вечером путешественники оказались на границе альпийских лугов. Опять заночевали в неудобном шалаше. Шалаши вообще удобными не бывают. Ночью землю придавило облаком. Дождя не было, но промокли все насквозь.
Весь следующий день был посвящен кормлению лошадей и сбору дров и хвороста.
Предстояло перейти луга, а потом горы. Фон Вюртемберг имел все основания опасаться, что, если им не удастся перейти через горы за три дня, им не удастся этого сделать уже никогда. На большой высоте было холодно, и замерзнуть на голых камнях не составило бы никакого труда.
На мула Трюфо и черную арабскую лошадь навьючили столько дров, что самих их почти не стало видно. Каждый еще прихватил с собой немного хвороста. Ценой невероятных усилий удалось засветло перейти луга и начать взбираться по каменной тропе. Тропу эту Вюртемберг, по счастью, знал. Она называлась Козья Ловушка.
Она называется так, потому что сама по себе тропа очень удобная и похожа на дорогу на перевал, через горы, на другую сторону. Кому придет в голову, что такой широкий проход заканчивается почти на самой вершине тупиком.
— Ага, сказал Енот, — на вершине мы превращаемся в горных орлов…
— Не совсем. Но вылезать, конечно, придется. Мы станем верхолазами. Здесь есть более проходимое место, но по нему очень долго идти. Мы не можем себе этого позволить.
