Пит Рушо - Енот и Пума
— Идея мудрого правителя хороша сама по себе, как красив сам по себе блеск золота, но, полагаю, что мир держится на чем-то другом…
— Сеньор Вюртемберг, — заговорил Пумин Папа, — а как вам удалось узнать, что Глаз, спрятанный в ящике, стола не настоящий?
— Все очень просто. На настоящем Золотом Глазе была гравировка, и алмаз уже давно треснул. Некоторое время назад я видел его в Сирии у моего друга Жерара де Сен-Поля.
«Некоторое время назад» было очень давно, — охрипшим со сна голосом проворчала одна из роз рыцаря. Розы уже впадали в зимний сон, и цветы на них превратились в крошечные красные ягоды шиповника.
— Очень давно, — прошуршала роза и уютно уснула на плече своего любимого господина.
— Дамы и господа, — в задумчивости продолжал Вюртемберг, грызя жареные лесные орехи, — и при Бодуэне Четвертом Прокаженном креативный вектор не играл в генезисе моей витальной активности сколько-нибудь существенной роли.
Все несколько насторожились.
— Ага, — сказал Енот и свел глаза к носу.
— Сеньор рыцарь изволили назвать себя головорезом со стажем, — объяснила индюшка, — хотя сеньор не в состоянии обидеть даже птичку. Но на самом деле, речь шла о том, что люди часто прикрывают подлость симуляцией созидательной деятельности.
Безнадежный Енот собрался опять сказать «ага», но не смог.
— Мсье шевалье, позвольте я сама расскажу эту историю. Мой рассказ будет лаконично правдив, как всегда, и не принудит слушателей лезть в словарь.
— Валяй, — ответил Вюртемберг индюшке, делая вид, что орехи сильно его увлекли, — мне тяжело говорить о Сен-Поле. Он был моим другом. Хорошим другом…
— Да, да, — просто под Акрой Жерар де Сен-Поль несколько раз ткнул копьем в нужном направлении, и с тех пор сеньор счита…
— По-о-д Ас-ка-ло-ном, — сонно сказали розы, — под Ас-ка-лооо-ном… — и задремали вновь.
— Я не могу выговорить такое название, поэтому под Акрой. И с тех пор мсье считал Жерара лучшим другом.
— И правильно делал, — заметил рыцарь, не отрываясь от орехов, — де Сен-Поль был благороднейшим, добрейшим и на удивление храбрым человеком.
Индюшка молча согласилась и продолжала:
— Как-то раз Жерар де Сен-Поль с сержантом и двумя оруженосцами выехал из Алеппо в Шейзар, да по пути наткнулся на арьергард сарацинской конницы.
— Конницей их нельзя назвать никак, — нехотя вмешался Вюртемберг, — арабы были на верблюдах.
— Хорошо. Арьергард сарацинской верблюжьей кавалерии. Вчетвером они стали преследовать арабов. Долго гнались за ними по пятам. Ветер свистел у них в ушах, щебень пустыни звонко лязгал под копытами их взмыленных коней, и, когда они были уже вдали от торной дороги, арабские всадники рассыпались кто куда и с необыкновенной быстротой исчезли из виду. Сен-Поль со своими людьми понял, что заблудился. Лошади были измучены. Воды оставалось мало. Жерар де Сен-Поль потерял коней, и через несколько дней скитаний он один остался в живых из всего отряда. Остальные умерли от жажды и зноя. На шестой день он увидел среди необъятного поля раскаленного песка сидящего на коленях человека. Человек, похожий на дервиша, молился, расположившись спиной к Мекке и лицом на запад, что показалось странным Сен-Полю. Дервиш сидел на маленьком молитвенном коврике, остроносые туфли стояли в сторонке. Босые ступни его были разные, на одной ноге было всего три пальца, длинные и с когтями. Одет он был в рваный темный халат и пеструю чалму.
Сен-Поль подошел к старику и остановился, опираясь на меч. Говорить он уже давно не мог. Человек, похожий на дервиша, поднял на него черные горящие глаза и сказал:
— Ты силен и смел, ты не боишься врагов и не боишься самой смерти. Это прекрасно, — старик высунул язык и поковырял им у себя в ухе.
— Ты уже знаешь, что враги не страшны и смерть не страшна. Но ты еще не знаешь, как страшен ты сам и как страшна твоя жизнь. Поэтому тебе рано умирать. Я даю тебе твою новую жизнь, — дервиш протянул крестоносцу глиняный кувшин. Жерар чуть не выронил его из рук, таким тяжелым он показался. Поднес горлышко к губам и начал пить.
Это было теплое вино сильно разбавленное водой. Когда он выпил примерно половину, то увидел, что чалма на голове у старика зашевелилась. Де Сен-Поль догадался, что она сплетена из живых змей. Старик уселся поудобнее и вместе с ковром немного поднялся в воздух и стал плавно и быстро удаляться, скользя над горячей равниной. Туфли, постояв, пошли за улетевшим хозяином, оставляя на песке невнятную строчку следов. При этом звук шаркающей обуви никак не совпадал с их видимым передвижением.
Индюшка сделала паузу, чтобы посмотреть какое впечатление произвел ее рассказ.
— Змеи на голове — поздняя поэтическая деталь. Мне Сен-Поль ничего о них не говорил.
— Не придирайтесь к словам, сеньор! Дело вовсе не в змеях, — обиделась индюшка, и нос ее начал наливаться обиженным багрянцем.
— Дело в кувшине, — поддержал ее Вюртемберг.
— Да-да! — Сен-Поль пошел по следам от башмаков дервиша, по дороге попивая вино и вскоре вышел к шатрам большого бивуака братьев Иоаннитов.
— То есть Госпитальеров, — решил внести ясность рыцарь.
— Так вот, — продолжала индюшка, — когда Жерар де Сен-Поль уже был замечен дозорной стражей Госпитальеров, он наконец-то понял, что в опустевшем кувшине что-то гремит. Расколов глиняный сосуд об ножны меча, несчастный обрел Золотой Глаз и лишился чувств. Стража подобрала Сен-Поля, и Госпитальеры выходили измученного путника.
В это время я заехал его навестить и видел Золотой Глаз. Де Сен-Поль быстро поправлялся, но это был уже совсем другой человек. Напоследок он незаметно срезал у меня с пояса кошелек. А через год мой друг уже был знаменитым разбойником и наводил ужас и на арабов, и на христиан. Казна его ежечасно множилась от удачных грабежей и набегов, во время которых Сен-Поль не щадил никого. Он выстроил замок, в подвал которого складывал все сокровища.
Однажды де Сен-Поль исчез. Его нашли мертвым в подземелье среди несметных богатств. Я полагаю, что он умер от жажды. Золотой Глаз просто не выпустил его оттуда.
Глазу не захотелось покидать свою кладовую. Сен-Полю было суждено умереть от жажды, так оно и случилось. Но он умер не доблестным честным рыцарем, а чудовищным убийцей, о подлостях которого мне не хотелось бы упоминать…
Вюртемберг нахмурился и потемнел лицом.
— А как же ваши лошади, — спросила Пумина Мама, чтобы сменить тему. Она вообще очень любила всяких животных.
— Мы в условленном месте встретились с Травяным Седлом, и я вновь обрел свой щит и лошадей. К тому же мы вместе выменяли на фальшивый Глаз гору всяких припасов, и оба теперь готовы к зиме.
— Вюр-ртембер-рг, — спросила Пума, когда они уже в темноте перед сном вышли на террасу посмотреть, как мышкует Енот, — а что было написано на настоящем Глазе?
— Если не очень вдаваться в индийскую лингвистику и философию раннего буддизма, там было написано: «Отказавшемуся добровольно — прощение и вечное блаженство».
ОпятьПо дороге к Бобрам Вюртемберг не только поменял Глаз на крупу, соль, сушеные фрукты (в том числе мешок изюма), конскую упряжь, теплую одежду и большое количество книг (он собирался пожить зимой в собственном домике в горах, почитать и подлечить все еще болевшие раны). По дороге он сумел пристроить Ханинг Айна при монастыре энергичных бенедиктинцев. Вампир полностью перешел на церковный кагор.
Монахи остались довольны превращением кровопийцы в постника и даже сумели полюбить бестолкового скитальца, который так хорошо помог рыцарю отыскать нужную бухту.
И теперь умиротворенный Джошуа фон Вюртемберг сидел на кухне с Пумой и помогал Пуминой Маме печь яблоки. Он вырезал яблочные серединки с косточками, напевая бретонские крестьянские песни, временами изображая церковный хор мальчиков.
— Повезло Ханингу, спит себе, наверно, под мышкой брата Воленарда и посапывает, — мечтательно размышлял он вслух в паузах между куплетами.
Быстрый Олень показывал Пуме фрегат. Он задирал хвост трубой, оборачивал голову назад, дул. Хвост, подобно парусу, ловил ветер, и Енот начинал двигаться задом наперед. При этом уши Енота действовали, как весла, которых у настоящего фрегата не должно было бы быть.
— Послушайте, — сказала Пум-Пум, делая ногой риф на пути корабля, — а спасшиеся английские пир-р-раты, случайно, не хотят вас выследить?
— Нет, — Енот натолкнулся на Пумину ногу и затонул на полу («Буль-буль»), — они считают причиной всех своих бедствий нехорошую принцессу Буланже. И разыскивают сейчас ее, а не нас. Мы вышли… сухими из воды, — сказал Енот, стряхивая со спины яблочное семечко.
Пума выпрямилась и уронила стул.
— Вот именно, — сказала Мама.
