Ладо Мрелашвили - Мальчишки из Икалто
— После обеда царь вспомнил об учёном и послал узнать, забрал ли тот зерно.
Посланный вернулся крайне удивлённый.
«Твоя воля исполняется, о повелитель! Придворные математики подсчитывают, сколько зёрен пшена должен получить учёный».
Царю не понравилось, что его приказ выполняется так долго.
Вечером он снова спросил:
«Этот чудак, наверное, забрал свою награду и даже успел скормить её курам…»
Но ему снова доложили, что математики всё ещё считают и надеются к утру закончить подсчёты.
«Что они там мудрят! — рассердился царь. — Чтобы к утру до моего пробуждения зерно было выдано!»
Наутро ему доложили:
«Старший придворный математик просит принять его».
«Введите!» — велел царь.
Вошёл старейшина математиков в халате, усыпанном звёздами.
«Получил ли создатель чудесной игры своё вознаграждение?» — спросил царь.
Старший математик низко поклонился:
«Я об этом и пришёл сообщить тебе, о повелитель! Мы подсчитали, сколько зёрен должен получить учёный, и число это настолько велико, что…»
«Как бы оно ни было велико, — прервал его разгневанный царь, — мои закрома от этого не обеднеют! Немедленно выдайте ему награду».
Стрший математик склонился до земли и, не поднимая головы, сказал:
«Это выше твоих сил, о повелитель! Столько зёрен, сколько нужно выдать учёному, нет не только в твоих закромах, но и на всей земле. Для того чтобы получить столько зерна, нужно высушить все моря, растопить все ледники, вспахать всю эту сушу — только тогда урожай, собранный с такой необъятной пашни, даст число, полученное нами в результате вычислений».
Царь молча слушал своего придворного математика.
«Назовите мне это число», — сказал он наконец.
Старший математик назвал…
Учитель взял мел и стал писать.
Когда он, с улыбкой поглядывая на класс, отошёл от доски, ученики увидели страшную цифру:
18446744073709551614
— Ух ты-ы! Без сноровки и не выговоришь! — вырвалось у кого-то.
— Да. Было ли на самом деле то, что я рассказал, или это легенда, неизвестно, — сказал учитель, — но награда, которую должен был получить учёный, действительно выражается этим числом. И не знающий арифметики царь попал впросак. А знай царь арифметику, он легко избежал бы неприятностей…
— Как?
— Каким образом?.. — посыпались вопросы.
— Очень просто: он предложил бы изобретателю шахмат самому отсчитать количество зёрен, которое тот запросил.
— Как, поштучно? — возмутился Вано Бердзенишвили.
— Вот именно. И если бы учёный каждую секунду откладывал одно зерно, то за сутки — предположим, что он работал круглосуточно, — он насчитал бы 86 400 зёрен. Миллион зёрен он насчитал бы за десять суток, и если бы он всю свою жизнь считал зёрна, то всё равно это составило бы лишь мизерную часть его вознаграждения.
Ученикам не часто приходилось слушать такие интересные истории. Они сидели затаив дыхание.
Но вот прозвенел звонок. Мальчишки повскакали с мест.
— Задание остаётся прежним, — сказал учитель. — Мы отстаём, и нужно нагнать упущенное.
Он забрал журнал со стола и вышел.
Не успела захлопнуться за ним дверь, как над партами вихрем пронёсся Сандро Бучукуртели. Он спрыгнул около Лены и положил руку ей на плечо. Лена подняла голову.
«Ну как?» — глазами спросил Сандро.
Лена провела рукой по лицу.
— Чуть не попалась!.. — еле слышно прошептала она в ответ и передала Сандро небольшой свёрток.
Сандро пощупал свёрток, весь просиял и, обернувшись к друзьям, закричал:
— Ура-а-а! Крепость взята!..
В ПОДЗЕМЕЛЬЕ
В гранатовых кустах трижды ухнул филин.
Лена приподняла голову с подушки и огляделась: тётя спала, отвернувшись к стене. Дед громко храпел.
Почти неслышно Лена встала, взяла с кушетки несколько подушек и, как научил её Гоги, сунула их под одеяло. Потом быстренько оделась и на цыпочках пошла к дверям.
Снова трижды прокричал филин.
Лена осторожно приподняла крючок на дверях, он звякнул. Девочка испуганно прижалась к косяку и застыла.
Дед всё так же громко храпел, словно булькал набранной в рот водой. Тётушка завозилась, укуталась потеплее и затихла.
Лена вышла из дому и перевела дух.
Весело помахивая хвостом, к ней подбежал пёс Алмаса. Девочка прикрикнула на него, отогнала, торопливо пересекла двор и замерла.
Тусклая луна слабо освещала окрестности. Со стороны оврага тянуло сыростью. Девочке стало холодно. Она застегнула пальто и пригляделась к темнеющим вокруг деревьям. Затенённый деревьями спуск к оврагу зиял, как отверстие пещеры. Лене стало страшно. Какая глупость идти сейчас в старую академию! Вокруг по лесам рыщут волки, шакалы. А дома тихо, уютно. Двери заперты, и постель тёплая, и тёплая подушка под щекой… Может быть, лучше вернуться?
Опять зловеще гукнул филин.
Девочка обернулась.
Высохший ясень, раскорячив ветви, чернел на фоне неба.
От черноты ствола вдруг отделилась неясная фигура и вышла на залитую лунным светом поляну. Лена испуганно отступила.
— Это ты, Гоги?
— Какой ещё к чёрту Гоги?.. Чего топчешься на месте? Идём, коли идёшь!
Лена по голосу узнала Снайпера.
— Вахтанг, ты?
— Конечно, я. Никак, ослепла с перепугу! Не ори так громко, и идём в тень поскорее.
Снайпер схватил её за руку и чуть не силой потащил к оврагу.
Лена дрожала от страха и слабо сопротивлялась.
Прошли густо затемнённый овраг и спустились к реке. В лунном свете белели прибрежные камни. Лена немного успокоилась.
— А где Гоги? Разве не он должен был зайти за мной?
— Что? — оскорбился Снайпер. — Он лучше меня, что ли, подражает филину? Это я всех научил… А ребята в орешнике, возле Джахунашвили, снаряжение проверяют. Сами не изволили пойти, меня послали. Ну, что ты ломаешься? Идём быстрее!
— Здесь камни… Всё под ноги подворачиваются.
— Не они подворачиваются, а ты спотыкаешься. Может, тебе фаэтон подать? Хотел бы я знать, какого чёрта они тащат тебя туда.
— Не знаю, обещали, сказали возьмут, вот я и иду…
Вышли на просёлочную, как крышей перекрытую сплетающимися ветвями деревьев. Стало совсем темно.
— Иди вперёд, Вахтанг! Я ничего не вижу.
— Я же не святой — дорогу тебе нимбом освещать!
Некоторое время шли молча. Лена слышала рядом дыхание мальчика и иногда касалась в темноте его плеча.
— Нет, всё-таки интересно, — опять заговорил Снайпер. — Прёшь в такую темень! Ты хоть знаешь, куда мы идём?
— Не ругайся, Вахтанг. Я же не по своей воле! Мне сказали, вот я и иду.
— Кто сказал, пусть те тебя и тащат.
Лена остановилась от возмущения.
— Меня не нужно тащить! — Она повысила голос. — Никому! Слышишь, никому! А если ты не хотел звать меня, не шёл бы. И всё!
— Не кричи, Лена, не то клянусь покойной бабкой, я тебя мигом домой верну, — спокойно проговорил Снайпер.
— Мне нет дела до твоей бабки! Скажи, где ребята, и я сама дойду.
— Дойдёшь! Как же, держи карман шире! Да ты в собственном дворе дрожала, как цыплёнок. Ну, иди, иди, если ты такая смелая!
Снайпер повернул назад и, отойдя на несколько шагов, спрятался за деревьями. Лене показалось, что он и в самом деле ушёл. Она стояла, боясь сдвинуться с места, боясь даже оглянуться, и наконец, не выдержав, закричала:
— Вахтанг! Вернись, Вахтанг!
Мальчишка ещё некоторое время не отзывался, но потом решил, что его спутница может и не так раскричаться с перепугу, да и времени оставалось в обрез, он вернулся и взял Лену за руку.
— Говорил тебе — испугаешься! Больно мы гордые! Но это ещё цветочки. Посмотрю я на тебя, когда мы через бурьян на кладбище выйдем. Придётся тебя за пятки держать, чтоб сердце не выскочило.
— Ладно, Вахтанг, не пугай.
— А я не пугаю. Сама увидишь. Вся дорога, все кусты вокруг кишат чертями и оборотнями.
— Правда?
— Вот те крест… А у каждого когти, что серпы.
— Но ведь оборотней нет, Вахтанг.
— Есть, не везде правда… Вот на кладбище их частенько видели.
— Что ты говоришь, Вахтанг?
— А то, что слышишь. Тут самому хоть назад возвращайся…
— Может, тогда вернёмся, а?
— Теперь уже поздно. Теперь на просёлочной не пройти из-за них, тьма-тьмущая собралась, шабаш устроили.
Девочка перепугалась не на шутку. В это время вдруг кто-то отделился от силуэта огромного дерева и направился к ним. Лена вся съёжилась и прижалась к Вахтангу.
— Ты что, не узнаёшь «правую руку» нашего полководца? — усмехнулся Снайпер. — Правда, этот ещё почище черта будет.
— Ах, Гоги! — обрадовалась Лена.
— Что вы так долго? — строго спросил Ефремыч. — Скорее сюда! — Он отошёл и сказал куда-то в темноту: — Ну пошли, Сандро!
