Льюис Кэрролл - Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье (Пер.Н.М. Демуровой)
– Ну, это совсем другая крепость! – заметила Алиса.
– Уверяю тебя, тут были всякие крепости – и та, и эта!
В волнении Рыцарь воздел руки к небу – и тотчас вылетел из седла и шлепнулся головой в канаву. Алиса бросилась к нему. Падение было неожиданным – на этот раз ему удалось довольно долго продержаться в седле, и Алиса боялась, не ушибся ли он. Из канавы торчали одни лишь ноги, но, услышав, что он продолжает как ни в чем не бывало говорить, она успокоилась.
– Самые разные крепости, уверяю тебя! И все же с его стороны это было неосторожно – взять и надеть чужой шлем, да еще вместе с хозяином!
– Как это вы можете говорить вниз головой, да еще так спокойно? – спросила Алиса, вытаскивая его за ноги из канавы.
Рыцарь, казалось, очень удивился ее вопросу.
– Неважно, где находится мое тело, – сказал он. – Мой ум работает, не переставая. Чем ниже моя голова, тем глубже моя мысли! Да-да! Чем ниже – тем глубже!
Помолчав, он прибавил:
– Самым остроумным моим изобретением был новый пудинг! Я изобрел его, пока ел второе!
– И его успели приготовить на третье? – спросила Алиса. – Вот это быстрота!
– Нет, – протянул задумчиво Рыцарь, – на третье не успели! Не успели на третье!
– Значит, его приготовили на завтра? Вряд ли вам захотелось два пудинга в день?
– Нет, не на завтра! – повторил Рыцарь все так же задумчиво. – На завтра не успели!
Он повесил голову и мрачно произнес:
– Боюсь, что его вообще не приготовили! Боюсь, что его вообще никогда не приготовят! А какое это было остроумное изобретение!
– А из чего он делается? – спросила Алиса, желая хоть как-то его приободрить. Она увидела, что бедный Рыцарь совсем пал духом.
– В основном из промокашки, – отвечал Рыцарь со стоном.
– Боюсь, что это не очень-то вкусно…
– Одна промокашка, конечно, не очень вкусна, – прервал ее с волнением Рыцарь. – Но если смешать ее еще кое с чем – с порохом, например, или с сургучом – тогда совсем другое дело! Но здесь я должен тебя оставить…
Они вышли на опушку леса. Алиса вздрогнула от неожиданности – в эту минуту она думала только о пудинге.
– Ты загрустила? – огорчился Рыцарь. – Давай я спою тебе в утешение песню.
– А она очень длинная? – спросила Алиса. В этот день она слышала столько стихов!
– Она длинная, – ответил Рыцарь, – но очень, очень красивая! Когда я ее пою, все рыдают … или…
– Или что? – спросила Алиса, не понимая, почему Рыцарь вдруг остановился.
– Или… не рыдают 112. Заглавие этой песни называется «Пуговки для сюртуков».
– Вы хотите сказать – песня так называется? – спросила Алиса, стараясь заинтересоваться песней.
– Нет, – ты не понимаешь, – ответил нетерпеливо Рыцарь. – Это заглавие так называется. А песня называется «Древний старичок».
– Мне надо было спросить: это у песни такое заглавие? – поправилась Алиса.
– Да нет! Заглавие совсем другое. «С горем пополам!» Но это она только так называется!
– А песня эта какая? – спросила Алиса в полной растерянности.
– Я как раз собирался тебе об этом сказать. «Сидящий на стене»! Вот какая это песня! Музыка собственного изобретения! 114
С этими словами он остановил Коня, отпустил поводья и, медленно отбивая такт рукой, запел с выражением блаженства на своем добром и глупом лице.
Из всех чудес, которые видела Алиса в своих странствиях по Зазеркалью, яснее всего она запомнила это. Многие годы спустя сцена эта так и стояла перед ней, словно все это случилось только вчера: кроткие голубые глаза и мягкая улыбка Рыцаря, заходящее солнце, запутавшееся у него в волосах, ослепительный блеск доспехов, Конь, мирно щиплющий траву у ее ног, свесившиеся на шею Коня поводья и черная тень леса позади – она запомнила все, все до мельчайших подробностей, как запоминают поразившую воображение картину. Она прислонилась к дереву, глядя из-под руки на эту странную пару и слушая, словно в полусне, грустный напев 115.
– А музыка вовсе не его изобретения, – подумала Алиса. – Я эту музыку знаю. Это песня « Я все вам отдал, все, что мог …» 116.
Она стояла и внимательно слушала Рыцаря, но рыдать – не рыдала.
Я рассказать тебе бы мог,
Как повстречался мне
Какой-то древний старичок 118,
Сидящий на стене.
Спросил я: «Старый, старый дед.
Чем ты живешь? На что?»
Но проскочил его ответ
Как пыль сквозь решето.
– Ловлю я бабочек больших
На берегу реки,
Потом я делаю из них
Блины и пирожки
И продаю их морякам -
Три штуки на пятак.
И в общем, – с горем пополам,
Справляюсь кое-как.
Но я обдумывал свой план.
Как щеки мазать мелом,
А у лица носить экран.
Чтоб не казаться белым!
И я в раздумье старца тряс.
Держа за воротник:
– Скажи, прошу в последний раз,
Как ты живешь, старик?
И этот милый старичок
Сказал с улыбкой мне: -
Ловлю я воду на крючок
И жгу ее в огне,
И добываю из воды
Сыр под названьем бри.
Но получаю за труды
Всего монетки три.
А я раздумывал – как впредь
Питаться манной кашей.
Чтоб ежемесячно полнеть
И становиться краше.
Я все продумал, наконец,
И, дав ему пинка, -
Как поживаете, отец? -
Спросил я старика.
– В пруду ловлю я окуньков
В глухой полночный час
И пуговки для сюртуков
Я мастерю из глаз.
Но платят мне не серебром.
Хоть мой товар хорош.
За девять штук, и то с трудом,
Дают мне медный грош.
Бывает, выловлю в пруду
Коробочку конфет,
А то – среди холмов найду
Колеса для карет.
Путей немало в мире есть.
Чтоб как-нибудь прожить,
И мне позвольте в вашу честь
Стаканчик пропустить.
И только он закончил речь,
Пришла идея мне:
Как мост от ржавчины сберечь,
Сварив его в вине. -
За все, – сказал я, – старикан,
Тебя благодарю,
А главное – за тот стакан,
Что выпил в честь мою.
С тех пор, когда я тосковал.
Когда мне тяжко было.
Когда я пальцем попадал
Нечаянно в чернила.
Когда не с той ноги башмак
Пытался натянуть.
Когда отчаянье и мрак
Мне наполняли грудь,
Я плакал громко на весь дом
И вспоминался мне
Старик, с которым был знаком
Я некогда в краю родном,
Что был таким говоруном.
Таким умельцем и притом
Незаурядным знатоком -
Он говорил о том, о сем,
И взор его пылал огнем,
А кудри мягким серебром
Сияли над плешивым лбом.
Старик, бормочущий с трудом.
Как будто бы с набитым ртом.
Храпящий громко, словно гром.
Сидящий на стене.
Пропев последние слова своей баллады, Рыцарь подобрал поводья и повернул Коня.
– Тебе осталось пройти лишь несколько шагов, – сказал он. – Спустишься под горку, перейдешь ручеек – и ты Королева! Но ты подождешь и помашешь мне вслед? – прибавил он, увидев, что Алисе не терпится перепрыгнуть через последний ручеек, отделяющий ее от заветной цели. – Я тебя долго не задержу. Как увидишь, что я доехал до поворота, махни мне платком. А то я боюсь совсем упасть духом.
– Конечно, я подожду, – сказала Алиса. – Спасибо вам за то, что вы меня проводили… И за песню… Она мне очень понравилась.
– Надеюсь, – проговорил Рыцарь с сомнением. – Только ты почему-то не очень рыдала…
Они пожали друг другу руки, и Рыцарь медленно поехал назад по лесной дороге.
– Боюсь, что он очень скоро упадет … духом. Так, кажется, он сказал, – подумала Алиса, глядя ему вслед. – Ну, конечно! Опять упал… Но только не духом, а, как всегда, головой. Но на Коня он опять садится довольно легко, а Конь стоит как вкопанный, оттого, видно, что на него столько всего понавешено!
