Николай Томан - Город может спать спокойно
— Это само собой, господин генерал. А что касается других служб, занимающихся организацией диверсий в тылу у русских, то вы и сами знаете, каков их эффект.
— А все потому, что ни на одного русского нельзя положиться! — раздраженно восклицает генерал. — Я от подобных затей давно бы уже отказался.
— Напрасно, господин генерал, — осторожно возражает ему Вейцзеккер. — Надо бы только все это совсем по-другому. Диверсантов посылают ведь без должного отбора…
— А об этом тоже не наша с вами забота, — снова перебивает Вейцзеккера командующий охранными войсками. — Этим занимаются органы СС. А они в проверке благонадежности смыслят больше нас с вами.
— Не осмелюсь возражать вам, господин генерал. У них бесспорно большой опыт по этой части. Однако мои личные наблюдения привели меня к выводу, что расчеты их не всегда оправдываются. Ставка же на добровольцев из военнопленных, по-моему, вообще порочна. Эти «добровольцы» лишь ищут способа снова вернуться к своим, несмотря на всю нашу пропаганду об ожидающей их расплате…
— А вы, значит, нашли иной способ заставить их честно служить нам? — иронически усмехается генерал.
— Как вы знаете, господин генерал, я не один год провел в свое время в России, выполняя там задание абвера, — с достоинством замечает майор Вейцзеккер. — И если бы не состояние здоровья, я бы и по сей день работал в нашей разведке. Меня там…
— Ну хорошо, хорошо, — соглашается генерал. — Я вовсе не хотел вас обидеть. У вас есть какой-нибудь план?
— Да, есть конкретный план действий, господин генерал, — твердо заявляет Вейцзеккер и достает из своей полевой сумки несколько листов бумаги. — Вот тут все подробно изложено, господин генерал. Мы должны предложить командованию группой армий «Центр» взять на себя подготовку диверсантов для заброски их в район советских прифронтовых железных дорог. Пусть даже будет это пока только экспериментом. А готовить их мы будем по методу партизанской «рельсовой войны». Их же оружием, так сказать. Ну, а что такое «рельсовая война», кому же лучше знать, чем вам, командующему охранными войсками группы армий «Центр»?
«Да, действительно заманчиво все это, — размышляет генерал. — В самом деле, я лучше, чем кто-либо иной, знаю подлинный эффект их «рельсовой войны»… Не меньшим, а, пожалуй, еще большим будет он в тылах русских войск. Никто ведь так постоянно не опирался еще на железные дороги, как русские. Благодаря этому и проявляют они свою поразительную маневренность, перебрасывая крупные воинские части и соединения на самые ответственные участки фронта. Похоже, что майор Вейцзеккер неглуп. Над его предложением стоит подумать».
— И у вас есть русские люди, которые пострадали от Советской власти или уже достаточно себя скомпрометировали на оккупированной нами территории? — спрашивает генерал Вейцзеккера.
— Да, господин генерал. Например, бывший дорожный мастер Куличев, должностное лицо в системе советского железнодорожного хозяйства, возглавляющее путевой околоток. Теперь он бургомистр городка Овражков. И именно тут, в этом «заштатном», как говорят русские, городишке следует нам организовать школу железнодорожных диверсантов. Ее и возглавят бывший дорожный мастер и его племянник, бывший лейтенант инженерных войск, дезертировавший из Красной Армии в самом начале войны.
Пробежав глазами план Вейцзеккера, генерал сделал на нем несколько пометок и положил в свою папку:
— Я подумаю над вашим предложением, майор Вейцзеккер. А вы не забывайте о главных своих обязанностях — борьбе с саботажем и диверсиями.
— Но ведь борьбу с диверсиями…
— Да, этим ведает полковник Кресс, но разве вам не ясно, что саботаж и диверсии — дело одних и тех же рук. Во всяком случае, руководят этим одни и те же лица. Для меня лично в этом вопросе нет ни малейших сомнений.
— Да, господин генерал, это так. Однако…
— Все, майор Вейцзеккер! Вы свободны.
Отпустив Вейцзеккера, генерал приказывает своему адъютанту соединить его с полковником Крессом. А спустя несколько минут кричит в трубку:
— Что у вас там опять, Кресс? Партизаны взорвали мост?.. Надеюсь, не тот, что на реке Бурной? Ах, вы считаете его абсолютно неприступным! А вот партизаны, судя по всему, этого не считают. Во всяком случае, они не прекращают своих попыток взорвать его. Что значит для нас этот мост, надеюсь, вы понимаете, полковник? В таком случае не забывайте, что вы отвечаете за него своей головой.
Неподалеку от «неприступного»
Майор Огинский и лейтенант Азаров вот уже второе утро ведут наблюдение за железнодорожным мостом через реку Бурную. Замаскировавшись в густых кустах на опушке леса в трех километрах от моста, они лишь изредка отводят глаза от окуляров бинокля, давая отдохнуть глазам.
— Похоже, что наши ребята не зря окрестили его «неприступным», — чуть слышно произносит Азаров.
Не отвечая лейтенанту, Огинский продолжает изучать подступы к мосту. Что и говорить, к нему не подберешься незаметно. На левом низком и открытом берегу к нему примыкает высокая насыпь. Она позволяет охране просматривать и простреливать все подступы к мосту с дальней дистанции. На высоком правом берегу вырублен не только лес, но и кустарник, подходивший почти вплотную к реке. Ближние подступы к мосту по обоим берегам реки ограждены несколькими рядами колючей проволоки.
— А перед проволокой, конечно, минные поля? — спрашивает Огинский Азарова.
— На прошлой неделе подорвался там Константин Малышкин. Но не столько минные поля нам страшны, сколько собаки.
— Как, и собаки там тоже?
— Да, сторожевые овчарки. Днем немцы держат их в дзотах.
— Численность охраны, судя по всему, не менее двух взводов, — продолжает рассуждать Огинский. — И вооружены они не только автоматами, но и пулеметами, конечно.
— В том числе еще и крупнокалиберными зенитными, — добавляет Азаров.
Отложив бинокль в сторону, Огинский дает отдохнуть глазам. Потом снова прикладывает к ним окуляры и всматривается в сквозные фермы моста и пространство между поверхностью воды и нижним поясом ферм.
— Какова, по-вашему, высота нижней кромки моста над уровнем воды? — спрашивает Огинский Азарова, прикидывая эту величину по делениям угломера бинокля.
— Примерно семь метров.
— Значит, сплавной миной тут не воспользуешься.
— Мы уж думали об этом. Слишком высоко.
— В самом деле, значит, неприступен?
— Я никогда этого не утверждал.
— Ну, а каков же выход?
— Нужно подумать.
— А есть для этого время? Штаб партизанского движения нас торопит. Да и сколько же можно думать? Задача эта не сегодня перед нами поставлена. Партизаны уже пытались ведь его взорвать.
— Для меня ясно пока лишь одно — лобовой атакой его не взять!
— А я бы добавил: при наших средствах никакой атакой вообще. Вот и выходит, что в самом деле неприступен, — усмехается майор Огинский.
— Нужно бы его как-то изнутри… — задумчиво произносит Азаров.
— То есть?.
— Может быть, с помощью местных железнодорожников.
— Вы имеете в виду бригадира пути, путевых рабочих и обходчиков? Но ведь все они подчинены дорожному мастеру Куличеву.
— Куличев теперь не дорожный мастер, а бургомистр Овражкова.
— Но подбирал и бригадира пути, и путевых рабочих вне всяких сомнений он сам, себе под стать.
— Быть, однако, не может, чтобы все оказались такими же мерзавцами, как он.
— Будем надеяться, что найдутся и порядочные, — вздыхает Огинский, доставая блокнот из полевой сумки. — А теперь давайте набросаем схему моста и систему его охраны. А что касается способа его подрывания, придется, видимо, ограничиться пока лишь вашими соображениями.
— Весьма туманными притом, — замечает Азаров.
Бургомистр Куличев получает задание
Всякий раз, когда майор Вейцзеккер поднимает глаза на Куличева, душа бургомистра уходит в пятки. Хотя майор и не сказал еще ничего существенного, нет сомнений, что на сей раз вызвал к себе неспроста. Куличев давно уже догадывается, что немцы не случайно обходят стороной Овражков, не располагая в нем ни гарнизонов, ни комендатур. Вокруг ведь, даже во многих селах, есть не только комендатуры, но и отделения гестапо с зондеркомандами, только в Овражкове ни одного немца. Такого так просто не бывает…
И лишь когда Вейцзеккер сообщает ему свой план создания в Овражкове школы железнодорожных диверсантов, Куличеву кое-что становится понятным. Особенно расспросы майора о племяннике его Тимофее, дезертировавшем из армии в самом начале сорок второго.
— Он, значит, не только лейтенант инженерных войск, но еще и железнодорожник? — спрашивает Вейцзеккер.
— Да, господин майор. Он еще и помощник машиниста. У нас в семье вообще все железнодорожники. Покойный отец его, муж моей сестры, тоже паровозным машинистом работал.
