Олег Верещагин - Тимур и его «коммандос»
Данила задумался, держа открытку в руках. Вот в этой красивой форме люди ходили в бой. Не было ни "калашниковых", ни подствольников, ни гранатомётов, ни миномётов, ни авиации. Но от этого, наверное, воевать было только страшнее. Один-два выстрела, а дальше — штык, тесак, приклад, сплошная рукопашная, когда враг — рядом, он дышит тебе в лицо, у него озверелые глаза и ту знаешь, что или убьёшь его — или погибнешь сам. И убивали, ВИДЯ, как умирает убитый тобой человек, а не издалека. Брр! Мальчишка передёрнулся и подумал, какое мужество нужно было иметь солдату того времени. Говорят, что нет ничего страшнее рукопашного боя, а тогда — сплошной рукопашный… Жуть!
Данила потряс головой. Да, он будет делать именно эту форму: тёмно-зелёную, с серебряным поясом, алыми лампасами, обшлагами, окантовкой воротника и погон, с золотым шитьём на эполетах, обшлагах на воротнике, золотой нагрудной бляхой-полумесяцем, на которой — двуглавый орёл, низким черным кивером, отделанным серебряным галуном. С высокими ботфортами. Палаш сделаем из алюминия, кивер — из дермантина, есть подходящие пуговицы, орлы — должны продаваться в магазине при военной части, а их тут две. Очень довольный собой, Данила прищелкнул пальцами. Теперь можно браться за работу вплотную.
…- Красивый костюм, — одобрила Светлана Александровна, когда Данила показал ей то, что у него получилось. — И я рада, что у тебя появились друзья. А то ты мне последние дни не нравился.
— Друзья? — удивился Данила. Подумал, опустился на край стола, положил на колени палаш. — Да, пожалуй, друзья… А что ты такая-то?.. — спохватился мальчишка, вглядываясь в лицо матери.
— Ничего, ничего, — поспешно ответила Светлана Александровна, но потом, достав из сумочки листок бумаги, сложенный вдвое, подала сыну: — Ты уже не маленький. Прочитай.
После первых же строчек Данила почувствовал, как у него начинают гореть щёки. Письмо на две трети состояло из грязных ругательств и обещаний, что однажды Серёгина и её дети проснуться за пределами России, где… дальше описывалось, что их ждёт. Смысл письма сводился к тому, что Светлане Александровне не рекомендуют продолжать курс, которого придерживалась газета при отце. Подпись и дата отсутствовали, штемпели на конверте тоже. Письмо бросили прямо в ящик.
— Отцу тоже приходили такие письма, — Светлана Александровна не сводила глаз с сына.
— Ты не собираешься… — Данила тряхнул листком. Светлана Александровна отрицательно покачала головой:
— Я журналистка. И если я считаю правильной линию разоблачений, которую вел твой дед — я не могу отступиться. Даже…
Она не договорила. Но Данила понял: "Даже ради вас."
— Это надо в милицию, — предложил он. — Тут вроде бы не плохая.
35.
— Уже была, — кивнула Светлана Александровна. — Люська больше от меня ни на шаг, благо каникулы, но ты…
— За меня не беспокойся, — решительно ответил Данила и вспомнил: — В конце концов, в Москве ты тоже несколько раз получала такие письма, ну и что?
— В Москве, Данила, меня охранял отдел физической защиты во главе с бывшим майором КГБ, — вздохнула Светлана Александровна, — а тут райотдел милиции, у которого и так полно забот. Так, что давай переходить на усиленный режим, понял?
— Данила улыбнулся в ответ на улыбку матери. Это выражение она придумала в Москве после первой же угрозы. Данила был гораздо меньше, но Светлана Александровна сумела подробно и доходчиво объяснить ему, не испугав до смерти, что и как нужно делать, чтобы обезопасить себе и квартиру.
— Есть усиленный режим, — отчеканил Данила. И поинтересовался: — А что за статью ты успела опубликовать, что на тебя так взъелись?
— В Москве ты следил за публикациями, — слегка обиженно заметила Светлана Александровна и, помолчав, ответила: — Не одну, а две статьи. Первую — по дедовым материалам, о… — женщина замялась, покачав головой, вздохнула. — Как бы тебе…
— Только не надо о хомячках и пчёлках, — снисходительно ответил Данила. — Ма, мы как будто не в Москве жили, а в деревне Нижние Лапти! О порнографии, что ли, статья?
— Подпольная студия в одном из ПГТ района, — кивнула Светлана Александровна. — Только, Данила… это была ДЕТСКАЯ порнография. Бездомные, вокзальные ребятишки. Среднее звено и "шестёрок" посадили, а до верха не дошли — ниточки обрубились.
— А… — только и смог ответить Данила и спрятал глаза. Во рту стало кисло от омерзения.
— А материал по второй статье — о наркотиках в районе — позавчера принёс мальчик в форме. Прямо в редакцию. Добротно написанная, с доказательствами, статья, мы её поставили в следующий номер — вчерашний. Подозреваю, что её принес кто-то из твоих друзей. Из клуба "Хорт".
— Мам?! — изумлённо привстал Данила. Светлана Александровна покачала головой:
— Уж не знаю, за кого ты меня держишь… У отца на "Хорт" целое досье. Точнее "книга добрых отзывов". Вот ты, например, знаешь, какой хакер "зарезал" осенью 1999 года интернетовский сайт бандитского сообщества "Чечен-пресс", поместив на его место лицо русского солдата с картины "Прощанье славянки" с подписью: "Россия за нами, Господь над нами, козлы под вами!"? Нет — Светлана Александровна выудила из сумочки электронную записную книжку, поколдовав над ней прочла: В хакерских кругах имеет "ник" Политрук. Занимается взломом, перелицовкой и уничтожением сайтов НАТО, — Светлана Александровна значительно подняла палец, — и антирусских организаций. Официальная информация исчерпана. По точным данным, полученным от самого Политрука: урядник С.П.Ю.К.И.Ф. "Хорт", Пелишенко Виктор 16 лет, проживает… ну и так далее.
— Так, — медленно начал Данила, — теперь я задам детский вопрос. Мамуля, мне можно играть с этими мальчиками? Или они научат меня плохому?
— Ты, кажется, уже решил, — заметила Светлана Александровна. Сын кивнул:
— Решил, ма. Но ведь и ты уже решила. А ехала ты сюда подальше от скандалов, тревог и прочего. Но ведь не подхватываешься, не несёшься с нами в охапке в другое место? Почему я должен по-другому?
— Я приехала к себе домой, — ответила Светлана Александровна. — Да, я хотела тихого места. Да, я снова боюсь за вас и за себя. Но… это мой город. И моя газета.
— И мой клуб, — подытожил Данила.
36.
ГЛАВА 9.
Похоже, бал ухитрился собрать всю молодёжь в возрасте Данилы и старше. Он слегка удивился — неужели все собираются танцевать классические танцы, а если нет, то как танцевать современные в наряде, например… человека-душа? (Именно в таком экстравагантном костюме шагала недалеко от мальчишки девица его лет — серебристый "дождь" над её головой шуршал и блестел.) Поразмыслив, Данила решил, что собираются сюда скорей не столько ради танцев, сколько отметить конец года. Тут не только душем можно от радости нарядиться на радостях.
Вход в школу был устроен со стороны заднего крыла, с которого школа и начиналась в незапамятные времена. Крыло было сделано из ракушечника — здоровенных вывернутых глыбин, чей светлый окрас несколько сглаживал впечатление от полуторавековой громоздкости. На стене крепились таблички: традиционная, сообщавшая, что в период войны здесь находился(с перерывом на оккупацию) госпиталь, а рядом с ней — ещё одна, извещавшая, что здание построено как "первая в уезде гимназия иждивением Его Светлости графа Сергея Николаевича Кауффа и купца первой гильдии Анатолия Михайловича Скребкова в 1870 году". Данила даже присвистнул — почтенное было здание, недаром его не стали сносить, а просто достроили…
Стену здания тут и там пятнали странные лунки — словно маленькие воронки. И Даниле пришлось сделать над собой усилие, чтобы понять — это следы от пуль, которыми стреляли тут шесть десятков лет назад. Видно, не все итальянцы сбежали без боя…
Весь нижний этаж школы переливался огнями и гудел. Народ шел отовсюду, около здания стояло несколько машин, куча мотоциклов, мопедов, скутеров и великов. В здании гремел акробатический рок-н-рол. Весело посвистывая и придерживая палаш у пояса, Данила шагнул в широко, гостеприимно распахнутые ворота…
… и сбил шаг.
Слева от входа, между двумя молодыми топольками, стоял памятник, какие есть почти во всех школьных дворах. И все-таки он отличался от тех. Прямоугольная каменная плита из серого гранита примерно в рост человека, из которого выступало склоненное женское лицо — скорбное и красивое. Ниже — две бережно сведённые ладони. Они то ли протягивали тем, кто подходил к памятнику, то ли подносили к лицу женщины обломанную дубовую ветвь. У основания плиты шла надпись:
Не бывать тебе в живых,
Со снега не вставать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять…
Скорбную обновушку
Другу сшила я
