Льюис Кэрролл - Приключения Алисы в стране чудес (Пер. Н.М. Демуровой)
– Совсем непохоже на то, что читал я ребенком в школе, – заметил Грифон.
– Я никогда этих стихов не слышал, – сказал Квази. – Но, по правде говоря, – это ужасный вздор!
Алиса ничего не сказала; она села на песок и закрыла лицо руками; ей уж в не верилось, что все еще может снова стать, как прежде.
– Она ничего объяснить не может, – торопливо сказал Грифон.
И, повернувшись к Алисе, прибавил:
– Читай дальше.
– А почему он идет на носочках? – спросил Квази. – Объясни мне хоть это.
– Это такая позиция в танцах, – сказала Алиса.
Но она и сама ничего не понимала; ей не хотелось больше об этом говорить.
– Читай же дальше, – торопил ее Грифон. – «Шел я садом однажды…»
Алиса не посмела ослушаться, хотя и была уверена, что все опять получится не так, и дрожащим голосом продолжала:
Шел я садом однажды и вдруг увидал,
Как делили коврижку Сова и Шакал.
И коврижку Шакал проглотил целиком,
А Сове только блюдечко дал с ободком.
А потом предложил ей: «Закончим дележ —
Ты возьми себе ложку, я – вилку и нож».
И, наевшись, улегся Шакал на траву,
Но сперва на десерт проглотил он…
– Зачем читать всю эту ерунду, – прервал ее Квази, – если ты все равно не можешь ничего объяснить? Такой тарабарщины я в своей жизни еще не слыхал!
– Да, пожалуй, хватит, – сказал Грифон к великой радости Алисы.
– Хочешь, мы еще станцуем? – продолжал Грифон. – Или пусть лучше Квази споет тебе песню?
– Пожалуйста, песню, если можно, – отвечала Алиса с таким жаром, что Грифон только пожал плечами.
– О вкусах не спорят, – заметил он обиженно. – Спой ей «Еду вечернюю», старина.
Черепаха Квази глубоко вздохнул и, всхлипывая, запел 98:
Еда вечерняя, любимый Суп морской!
Когда сияешь ты, зеленый и густой, —
Кто не вдохнет, кто не поймет тебя тогда,
Еда вечерняя, блаженная Еда!
Еда вечерняя, блаженная Еда!
Блаже-э-нная Е-да-а!
Блаже-э-нная Е-да-а!
Еда вече-е-рняя,
Блаженная, блаженная Еда!
Еда вечерняя! Кто, сердцу вопреки,
Попросит семги и потребует трески?
Мы все забудем для тебя, почти зада-
ром данная блаженная Еда!
Задаром данная блаженная Еда!
Блаже-э-нная Е-да-а!
Блаже-э-нная Е-да-а!
Еда вече-е-рняя,
Блаженная, блажен-НАЯ ЕДА!
– Повтори припев! – сказал Грифон.
Черепаха Квази открыл было рот, во в эту минуту вдалеке послышалось:
– Суд идет!
– Бежим! – сказал Грифон, схватив Алису за руку, и потащил за собой, так и не дослушав песню до конца.
– А кого судят? – спросила, задыхаясь, Алиса.
Но Грифон только повторял:
– Бежим! Бежим!
И прибавлял шагу.
А ветерок с моря доносил грустный напев:
Еда вече-е-рняя,
Блаженная, блаженная Еда!
Он звучал все тише и тише и, наконец, совсем смолк.
Глава XI КТО УКРАЛ КРЕНДЕЛИ?
Червонные Король и Королева сидели на троне, а вокруг толпились остальные карты и множество всяких птиц и зверюшек. Перед троном стоял между двумя солдатами Валет в цепях. Возле Короля вертелся Белый Кролик – в одной руке он держал трубу, а в другой – длинный пергаментный свиток. Посередине стоял стол, а на столе – большое блюдо с кренделями. Вид у них был такой аппетитный, что у Алисы прямо слюнки потекли.
– Скорее бы кончили судить, – подумала она, – и подали угощение.
Особых надежд на это, однако, не было, и она начала смотреть по сторонам, чтобы как-то скоротать время.
Раньше Алиса никогда не бывала в суде, хотя и читала о нем в книжках. Ей было очень приятно, что все почти здесь ей знакомо.
– Вон судья, – сказала она про себя. – Раз в парике, значит судья.
Судьей, кстати, был сам Король, а так как корону ему пришлось надеть на парик (посмотри на фронтиспис, если хочешь узнать, как он это сделал), он чувствовал себя не слишком уверенно. К тому же это было не очень красиво.
– Это места для присяжных, – подумала Алиса. – А эти двенадцать существ (ей пришлось употребить это слово, потому что там были и зверюшки, и птицы), видно, и есть присяжные.
Последнее слово она повторила про себя раза два или три – она очень гордилась тем, что знает такое трудное слово; немного найдется девочек ее возраста, думала Алиса (и в этом она была права), понимающих, что оно значит. Впрочем, назвать их «присяжными заседателями» также было бы верно.
Присяжные меж тем что-то быстро строчили на грифельных досках.
– Что это они пишут? – шепотом спросила Алиса у Грифона. – Ведь суд еще не начался…
– Они записывают свои имена, – прошептал Грифон в ответ. – Боятся, как бы их не забыть до конца суда.
– Вот глупые! – громко произнесла Алиса негодующим тоном, но в ту же минуту Белый Кролик закричал:
– Не шуметь в зале суда!
А Король надел очки и с тревогой посмотрел в зал: видно, хотел узнать, кто шумит. Алиса замолчала.
Со своего места она видела – так ясно, как будто стояла у них за плечами, – что присяжные тут же стали писать: «Вот глупые!». Она даже заметила, что кто-то из них не знал, как пишется «глупые», и вынужден был справиться у соседа.
– Воображаю, что они там понапишут до конца суда! – подумала Алиса.
У одного из присяжных грифель все время скрипел. Этого, конечно, Алиса не могла вынести: она подошла и стала у него за спиной; улучив удобный момент, она ловко выхватила грифель. Все это она проделала так быстро, что бедный присяжный (это был крошка Билль) не понял, что произошло; поискав грифель, он решил писать пальцем. Толку от этого было мало, так как палец не оставлял никакого следа на грифельной доске.
– Глашатай, читай обвинение! – сказал Король.
Белый Кролик трижды протрубил в трубу, развернул пергаментный свиток и прочитал:
Дама Червей напекла кренделей
В летний погожий денек.
Валет Червей был всех умней
И семь кренделей уволок 100.
– Обдумайте свое решение! – сказал Король присяжным.
– Нет, нет, – торопливо прервал его Кролик. – Еще рано. Надо, чтобы все было по правилам.
– Вызвать первого свидетеля, – приказал Король. Белый Кролик трижды протрубил в трубу и закричал: – Первый свидетель!
Первым свидетелем оказался Болванщик. Он подошел к трону, держа в одной руке чашку с чаем, а в другой бутерброд.
– Прошу прощения, Ваше Величество, – начал он, – что я сюда явился с чашкой. Но я как раз чай пил, когда за мной пришли. Не успел кончить…
– Мог бы и успеть, – сказал Король. – Ты когда начал?
Болванщик взглянул на Мартовского Зайца, который шел за ним следом рука об руку с Соней.
– Четырнадцатого марта, кажется, – проговорил он.
– Пятнадцатого, – сказал Мартовский Заяц.
– Шестнадцатого, – пробормотала Соня.
– Запишите, – велел Король присяжным, и они быстро записали все три даты на грифельных досках, а потом сложили их и перевели в шиллинги и пенсы.
– Сними свою шляпу, – сказал Король Болванщику.
– Она не моя, – ответил Болванщик.
– Украдена! – закричал Король с торжеством и повернулся к присяжным, которые тут же взялись за грифели.
– Я их держу для продажи, – объяснил Болванщик. – У меня своих нет, ведь я Шляпных Дел Мастер.
Тут Королева надела очки и в упор посмотрела на Болванщика – тот побледнел и переступил с ноги на ногу.
– Давай показания, – сказал Koроль, – и не нервничай, а не то я велю тебя казнить на месте.
Это не очень-то подбодрило Болванщика: он затоптался на месте, испуганно поглядывая на Королеву, и в смятении откусил вместо бутерброда кусок чашки.
В этот миг Алиса почувствовала себя как-то странно. Она никак не могла понять, что с ней происходит, но, наконец, ее осенило: она опять росла! Сначала она хотела встать и уйти из зала суда, но, поразмыслив, решила остаться и сидеть до тех пор, пока для нее хватит места.
– А ты могла бы не так напирать? – спросила сидевшая рядом с ней Соня. – Я едва дышу.
– Ничего не могу поделать, – виновато сказала Алиса. – Я расту.
– Не имеешь права здесь расти, – заметила Соня.
– Ерунда, – отвечала, осмелев, Алиса. – Вы же прекрасно знаете, что сами растете.
– Да, но я расту с приличной скоростью, – возразила Соня, – не то что некоторые… Это же просто смешно, так расти!
Она надулась, встала и перешла на другую сторону зала.
А Королева меж тем все смотрела в упор на Болванщика, и не успела Соня усесться, как Королева нахмурилась и приказала: