Владимир Казаков - Голубые капитаны
— У него что-то тут не в порядке, — приставил палец ко лбу Ожников. — Эй, Степан, садись в машину.
Дома Ожников раздел Галыгу, умыл под краном, уложил в постель. Галыга, крестом сложив руки на голой груди, смотрел осмысленно. Мутные глаза прояснялись.
— Ты сегодня ел что-нибудь, Степа?.. Э, брат, да у тебя в доме ни крошки. Позвоню жене…
— Не надо!
— Надо, Степан, надо! Пить бросать надо, семью возвращать в дом надо, жизнь налаживать надо. Не тут, конечно. Тут ты себя опозорил начисто. Я устрою тебе перевод. В хорошее место устрою. Хорошая работа будет. Хорошо заживете… Попробуй заснуть. Я харчи пришлю. Завтра не выходи на службу, отлежись. Не беспокойся, все будет в порядке. — Ожников говорил тихо, монотонно, усыпляюще. — А про командира ты зря мне намекнул. Не посадишь же ты в лужу заслуженного, достойного человека. Не простят тебе за него люди. Не простят, Степа! Найдут даже там, куда я тебя спрячу. Человек то мягок, как воск, то зверь, как моя Ахма. Засни, Степан. Кутька твоего я подкормлю. Спи! И забудь про все. Нет между нами счетов, Степан! Нет! Живи и радуйся!
VНа следующее утро в номер к Донскову зашел Горюнов. Принес банку растворимого кофе.
— Берите. Для гостиничных постояльцев удобный продукт, в магазине не найдете. Вчерашнюю тренировку сорвал Галыга, сегодня не могу, жду гостей из управления. Не обидитесь, если с вами полетает командир звена Батурин?
— Конечно, нет.
— Постарайтесь хорошо слетать.
— Я понимаю, Михаил Михайлович. Зачем важные гости приезжают?
— Батурин — внештатный пилот-инструктор управления и все, как надо, запишет в летную книжку. Он вам понравится. Идите прямо к летчикам и спросите Николая Петровича. Кстати, через десять минут у них начнется разбор вчерашних полетов, послушайте. А с начальством из города я вас познакомлю, не беспокойтесь. Да и не ахти какое начальство — инспектора по безопасности полетов. — Горюнов подошел к зеркалу, попушил расческой бороду и, со вздохом помассажировав пальцем мешочки под глазами, направился к двери. — Вечного двигателя из меня не получается, дорогой, замполит. Скоро в обоз… Поехал я!
* * *Длинный барак, где располагаются летная комната и учебные классы эскадрильи, стоял рядом с церковью. Поэтому Донсков думал, что не потребуется много времени на переход. И все же на разбор полетов опоздал. А время здесь, видно, ценили. Он это понял потому, как его встретил командир звена Батурин: привстав из-за стола, пожал руку, предложив сесть на свободный стул, продолжил разговор с пилотами, не обращая на замполита внимания.
— Накоротке последний вопрос… К нам прибыла новый пилот Луговая Наталья Владимировна!
В самом уголке, из-за дюжих спин, поднялась Наташа и привычным движением поправила пышные русые волосы. Все пилоты повернули головы в ее сторону.
— Экипажи у нас укомплектованы, так что ей придется полетать немного дублером. Кто выражает желание взять ее в экипаж?
Наташа улыбнулась. Обворожительно. Она ждала предложений со всех сторон. Ну хотя бы вон тот, долговязый, восхищенно вытаращивший глаза, непременно выставит свою кандидатуру в ее наставники. Но долговязый посмотрел и потупился. Отвернулись и другие. Молчали. «Эх, Наташа, — подумал Донсков, — в морской авиации действует закон моря: баба на боевом корабле — беда! И здесь, наверное, также. Да и свяжешь ты экипаж по рукам и ногам. Не выругайся при тебе, комнатку на точке тебе отдельную, тяжело будет — запищишь…»
— Нет желающих? — спросил Батурин.
— Мороки с ней, — прогудели из заднего ряда.
— Это с кем морока? — вскинулась Наташа и покраснела. — Я что, не летала? Это за вами глаз да глаз нужен, мальчики! По утрам не умываетесь на точках. Не возражай ты, непричесанный, — махнула рукой на Богунца. — Сядь! Сядь! Не умываетесь, потому что времени не хватает, спите долго. Карты, шахматы и девчата рано ложиться вам не дают. А я это устраню. В грязных рубахах ходите, Аэрофлот позорите. Научу стирать! Едите всухомятку…
— Стоп, Наталья Владимировна! — досадливо прервал ее Батурин. — Помалу назад! Еще два-три слова, и я не ручаюсь за ваше место в любом экипаже. Будем считать, что вы рассказали про других мальчиков, не про наших. Наши хорошие. Ну, — еще раз осмотрел пилотов, — хватит торговаться, приглашайте в свой экипаж… Не желаете? Боитесь, бороды она вам обреет? Тогда, Наталья Владимировна, выбирайте сами.
— Хочу к художнику! — быстро сказала Наташа.
Секунда молчания, и… взрыв безудержного хохота. «Все девки к нему льнут!», «Губа не дура», — в общем шуме раздались возгласы. И парень, тот, долговязый, который восхищенно таращился на девушку, был вытолкнут в проход между стульями.
Подняв руку, Батурин остановил гомон, обратился к нему:
— И не стыдно отказываться, Богунец?
— Мы… Я храплю, здорово храплю, Николай Петрович! Ей не понравится… Она сбежит, — еле сдерживая смех, тонким голосом лепетал Богунец.
— Товарищ командир, да это не он. Не его я имела в виду! А он пусть… храпит!
— Наталья Владимировна, вы сказали, что хотите к художнику, а Художником у нас кличут Антона Богунца за его различные художества. И не беспокойтесь, летчик он приличный. Закончили?
— Нет! — упрямо сказала Наташа. — Я имела в виду настоящего художника, того, кто рисовал в клубе оленя с облаком на рогах. Вас, товарищ командир!
Все пилоты быстренько подняли руки, поддерживая девушку.
— Ну что ж… тогда последний вопрос. — Чувствовалось, Батурин еле сдерживал недовольство. — Старый редактор стенной газеты заболел, и, кажется, надолго. Нужен новый. Выбирайте. Я предлагаю оказать доверие товарищу Луговой, надеясь, что газета наша станет острой. Будут другие предложения?
Все опять поспешили проголосовать «за». — Тогда свободны… Готов к разговору с вами, товарищ замполит. Задание командира эскадрильи получил, но сначала несколько вопросов, если не возражаете.
— Не церемоньтесь, Николай Петрович. Считайте на сегодня меня своим учеником.
Батурин подождал, когда все пилоты вышли из комнаты, поднялся из-за стола, подошел и сел рядом с Донсковым. Вначале их разговор походил на допрос. Батурин спрашивал, а Донсков отвечал коротко и отрывисто.
— Налет на вертолете?
— Три тысячи часов.
— Общий налет?
— Около четырех.
— К каким работам допущены?
— Ко всем.
— Какой тип вертолета вам больше по душе?
— Ми-4.
— Где квартируетесь?
— Пока в гостинице.
— Можете ли завтра приступить к тренировкам?
— Хоть сейчас.
— Отлично, прошу в комнату предварительной подготовки.
Они прошли в другую комнату, залепленную по стенам схемами, картами, красочными выписками из летных документов. Макеты под стеклом. Застекленные шкафы с ветрочетами, навигационными линейками, планшетами и пачками штурманских бортжурналов стояли в ряд напротив окон. Над шкафами во всю длину комнаты — рисунок вертикального разреза Хибинских гор, под ним метеорологическая справка:
«Плато РАСВУМЧОРР
Среднегодовая температура воздуха — 6 градусов.
Снежный покров удерживается 292 дня в году.
Число дней с туманами — 293 дня в году.
Число дней с метелями — 190 дней в году».
«Ишь ты! — подумал Донсков, — почти триста дней в году нелетных!»
Батурин подошел к большой карте Кольского полуострова, точно такой же, какая висит в кабинете комэска, и, взмахнув указкой, начал говорить как по писаному. Донсков прислушивался, как таяла льдинка в его голосе, и замполиту казалось, что он говорит не о районе воздушных перевозок, не о спасательной зоне, а о месте, в котором родился и лучше которого нет на свете.
— Если вы хотите летать, принося пользу и сохранив голову, — говорил Батурин, — то должны любить этот уголок земли, почитать его хозяев, изучить повадки капризной погоды. Полуостров раскинул свои земли на сто тысяч квадратных километров, и каждый километр вы должны знать, как двор своего отца. Сверху вы увидите голубые Умбозеро, Иманрду, Ловозеро, из них рвутся реки, они рассекают тундру и нагорья, но у каждой свой курс бега. Поной и Варгуза, пробежав четыреста верст, ныряют в Белое море, а Воронья, например, тащит воду в море Баренцево. Запомните — пригодится при потере ориентировки, от чего здесь никто из нас не застрахован. Моря дышат циклонами, но даже если вы дастся приличная погода, будьте начеку.
Он рассказывал о полуострове почти с теми же интонациями, как и вчера Горюнов. И не только они, а и те пилоты, о которыми Донсков уже успел побеседовать, знали до камешка и, видно, любили свой край.
— И еще: не забыли вы заповеди вертолетчика при посадках в горах и на лесные поляны?
Донскову было интересно слушать, и он не стал утверждать, что знает их.
