Елена Усачева - Большая книга ужасов – 2
– Мы так не договаривались! – продолжал орать Димка. – Мы уже писали одну контрольную.
– Овчаренко, – глянула на него из-за плеча Муза Ивановна. – Если ты с кем-то о чем-то договаривался, то считай, что проиграл. Ту контрольную вы писали для гороно, а теперь для меня, чтобы я поняла, чему научила любимых учеников за два месяца. Ты меня понял?
– Понять-то понял, – почесал в затылке Димка. – Только проигрывать неинтересно. В прошлый раз мне тройку поставили. А вдруг второй снаряд туда же не попадет.
– Попадет, попадет, – заверила его математичка, вытирая руки о платочек. – Можешь заранее считать себя убитым. – Она оглядела класс. – Что сидим? Время идет. Работаем!
Муза Ивановна пошла вдоль парт.
– А ты, Мишкин, о чем мечтаешь? – остановилась она около Кольки. – Или опять не выучил? Ох, допрыгаешься ты у меня. Не напишешь контрольной, я тебя съем.
– Подавитесь, – машинально ответил Мишкин. – Я костлявый.
– Ничего, я кости выплюну, – успокоила его учительница. – Съела же я Костю Кощеева – и ничего.
– Съела, съела, – раздалось из живота математички. – Ты с ней не спорь. Пиши лучше, тогда она мимо пройдет.
Мишкин помотал головой. Рядом с ним все так же стояла Муза Ивановна, кутаясь в шаль.
– Ну а это у нас кто? – спросила она, глядя на Морковкину.
– Родственница, из Магадана, – выпалил Колька первое, что пришло в голову. – Она у нас чуть-чуть поучится… Пока четверть не закончится.
– Какое рвение к знаниям! – похвалила Муза Ивановна. – Ладно, пишите, а мы с Эдуардом Емельяновичем поговорим пока.
И Зайцеву ничего не оставалось, как пройти с математичкой в другой конец класса. Наблюдая, как неуклюже передвигается Эдик, Морковкина прыснула, но тут же взяла себя в руки, сделала строгое лицо и придвинула к себе листочек.
Коля только рот открывал от удивления, как ловко Сонька решает примеры – через двадцать минут у нее было все готово. Она отложила ручку и с любопытством стала осматривать класс.
– А ты чего сидишь? – Она вдруг заметила, что Мишкин так ничего и не написал. – Сейчас урок кончится! Пару хочешь получить?
– Я ее и так и так получу, – вздохнул Колька. – Я с математикой не дружу, – честно признался он.
– А чего тут дружить? Решай – и все!
Мишкин придвинул к себе листочек, но после этого движения нагромождение букв и цифр на доске не стало для него более понятным.
– Ладно, объясняю последний раз, – вздохнула Сонька.
Когда прозвенел звонок, часть Колькиной контрольной была решена.
– Что дальше? – спросила Морковкина, выходя из класса.
– Физика, – вздохнул Мишкин. – Но с ней у меня совсем кранты – не понимаю ни одного слова.
– Разберемся, – махнула рукой Сонька, перехватывая Эдика, устремившегося вслед за Музой Ивановной по коридору. – Стоять! Куда бежим?
– Какая женщина! – восторженно вздохнул скелет. – Богиня!
– Ты узнал про учительницу? – строго спросила Морковкина, крепко сжимая локоть Зайцева.
– Какую учительницу? – Эдик все еще пребывал в состоянии эйфории после разговора с математичкой.
– Эй, – щелкнула перед его очками Сонька. – Ты забыл, зачем мы сюда пришли?
– Да помню я, помню, – вздохнул поникший Емельянович. – Сейчас все выясню.
– Ну-ну, – хитро прищурилась Морковкина. – Журнальчик оставить там не забудь.
– Все сделаю, моя леди!
Он протопал по третьему этажу и скрылся в учительской. При этом ботинки на каждом шагу норовили его развернуть, чтобы воротиться к хозяину. Но скелет сделать им это не давал.
– Она, – кивнула Сонька на дверь, в которую входили и выходили учителя.
– Она, – прошептал Мишкин, заглядывая в образовавшуюся щель. Но увидеть ничего не успел, потому что около учительской почувствовал себя совсем плохо. Если бы не Сонька, растянулся бы он на пороге и больше никуда не пошел. В ушах стоял гул, и сквозь постоянный шум кто-то настойчиво твердил: «Один день. Один день. И ты наш-ш-ш-ш». – «Эй, – раздался другой, более звонкий голос. – Зайди в раздевалку!»
Коля послушно потопал к лестнице.
– Ты куда? – побежала за ним Сонька.
– С человеком одним надо поговорить.
Они спустились на первый этаж. На решетке раздевалки висел большой замок. Коля дернул дверь на себя. Замок послушно щелкнул, открываясь.
Подвал тонул в темноте.
– А я думал, ты после всего сюда никогда не придешь, – произнесла темнота. – Твоя возлюбленная? Красивая. А я черный ученик, – галантно представился голос.
– И ничего красивого в ней нет. Обыкновенная девчонка, – грубо прервал его Мишкин, чувствуя себя глупо оттого, что не видел, с кем общался. – Говори сразу, чего позвал?
Но прежде чем услышать ответ, Коля получил увесистый подзатыльник, отчего скатился вниз по лестнице. Зато здесь, внизу, хорошо было видно, что вдоль стены чернота была гуще.
– Я видел, вы вчера приходили, – трагическим тоном начал ученик. – Я даже кое-что узнать успел.
– Подожди, – перебила его Сонька. – Лучше скажи, все это началось три года назад, так?
– Наверное, я не очень слежу за временем. Когда у тебя впереди вечность, забываешь о годах.
– Если не помнишь время, скажи, кто из учителей пришел как раз перед тем, как все это началось?
– Кажется, географичка… – задумчиво произнесла тень, чуть шевельнувшись в их сторону. – А еще историк. Он только-только из армии вернулся.
– Все?
– Наверное, да. Я сейчас уже не помню. Вот что я хотел сказать. – Тень еще подалась вперед. Теперь стал заметен силуэт ученика. – Они здесь не все настоящие.
– В каком смысле? – не поняла Сонька.
– Ночью. Только двое из них оборотни, а остальные… Они заставляют их души ночью возвращаться в школу. Из портретов выманивают. Вот они здесь все вместе и собираются, чтобы мертвый класс учить – учителя не могут бросить своих учеников, даже если они уже умерли. И так каждый месяц в полнолуние.
– Хорошенькое дело, – фыркнула Сонька. – Бросить они не могут! А днем только жалобы от них и слышишь – надоели все, уйти хотим… на пенсию поскорее! Лицемеры!
– Не лицемеры, – остановил ее черный ученик. – У них работа сложная. А так они ее любят. В глубине души.
– Ага! Так глубоко, что и незаметно, – не унималась Морковкина. – Ну и кто эти двое?
– Одна точно географичка, а второй…
– Это кто тут шастает?
Грозный окрик раздался откуда-то из глубины подвала. Мимо ребят прошуршала тень. И тут же загорелся свет. Черный ученик исчез, зато на его месте появился небритый мужик в телогрейке. Колька узнал в нем вчерашнего сторожа.
– Ага! – Мужик сузил глаза, довольно ухмыльнувшись. – Так вот кто по подвалам лазает, стекла в спортзале бьет! А ну, пошли к директору!
Железной хваткой он подцепил за шиворот ребят и потащил наверх. У открытой двери остановился.
– Кто открыл? – сурово спросил он, глядя то на Мишкина, то на Морковкину. Но оба молчали, как партизаны на допросе. – Ладно, разберемся. Иван Васильевич все выяснит. Он это так не оставит!
– Вторым был Иван Васильевич, – ухнула у них за спиной темнота, и железная решетка с противным скрипом закрылась.
– Не пойдем мы к нему, – задергался Коля – встречаться с директором, да еще ведьмаком, ему сейчас совсем не хотелось. – Мы тут ни при чем! Решетка была открыта, когда мы подошли.
– А кто ее открыл? – сурово вопросил сторож. – Нет! Пускай с этим начальство разбирается!
– Пускай разбирается, – поддакнула ему Морковкина. – Мы как раз к нему и собирались пойти!
– Ты что, Сонька? – удивился Мишкин. – Ведь директор это и есть…
– Это то, что нужно, – перебила его Морковкина. – Не волнуйся, Колясик, сейчас мы все и выясним.
Через минуту они вновь стояли в кабинете директора, но на этот раз Иван Васильевич не улыбался.
– Хулиганют, – пробасил сторож, выпуская своих пленников на красный ковер. – Лазали в раздевалку. А как они туда попали? Решетка-то закрыта! Я лично закрывал! А они прошли. Может, и стекла они бьют.
– Спасибо, Николай Петрович, – кивнул директор, движением руки отпуская сторожа. – Ну-с, молодые люди. Я вас слушаю. Что делали в подвале?
– Нам показалось, что там кто-то разговаривает. – Видимо, Морковкину вообще ничем нельзя было напугать – она бесстрашно смотрела в лицо директора и даже улыбалась.
– Кто же мог разговаривать в темной запертой раздевалке? – тут же подскочил к ней Иван Васильевич.
– Привидения или нечисть какая-нибудь, – легко ответила Сонька, как будто с вампирами каждый день за руку здоровается.
На секунду директор завис над девушкой. За это мгновение лицо его преобразилось – скулы обозначились резче, глаза потемнели, губы сузились и налились кровью. Но как только он сделал шаг в сторону, так сразу же стал прежним, только уже не таким суровым. Скорее заинтересованным.
– Какая храбрая! – мягко проговорил он. – Значит, нечистой силы не боишься? – Про Мишкина, казалось, забыли, директор говорил только с Сонькой.
