Елена Усачева - Большая книга ужасов – 2
От этих слов Кольке захотелось самому взвыть, забиться под кровать, зажмуриться и заткнуть уши руками. И фиг кто его оттуда достанет!
– Чего это у тебя тут? – подозрительно спросила Морковкина, заглядывая в Колькину комнату. – Дрался с кем? – Но тут она услышала хнычущие вопли из ванной и побежала туда.
– Вот! – жаловался Эдик, показывая Соньке мочалку. – Всего-то его попросил спинку потереть! А он? Стал кричать, подушку в меня кинул, воду выключил, из ванной выгоняе-э-э-эт! А мне, между прочим, у вас холодно! Теперь я простужусь и помру! Вот, я уже кашляю. – И он разразился протяжным хриплым кашлем.
– Так. – Жизнерадостность с Соньки как рукой сняло. Она сурово глянула на Зайцева, отчего тот сразу же перестал кашлять, хныкать, а заодно и курить. – Быстро выметаешься из ванны. Чтобы через пять минут ни одного окурка я в квартире не видела. Замечу, что куришь, – башку отвинчу и на могилу твою отнесу. Понял?
Скелет мгновенно выскочил из воды.
– Все будет, – мелко кивал он головой, длинными пальцами выуживая сигареты из раковины. – Одну минутку! Я все уберу!
– Здорово ты с ним, – с еще большим уважением, чем раньше, обратился Колька к Морковкиной. – Я бы не справился.
– Ничего, – довольно хмыкнула Морковкина. – У меня три брата, и все по струнке ходят. Со мной не забалуешь! Чуть что не так – сразу в лоб. Ну, чего застыл? Пошли на кухню завтракать, а то в школу опоздаем.
Увидев два скукоженных бутерброда, Сонька обиделась.
– Разве это еда? – протянула она, отодвигая от себя блюдце. – И чай какой-то некрепкий, – произнесла она, выливая желтоватое содержимое чашки в раковину. – Ты давай по-быстрому собирайся, а я сейчас что-нибудь придумаю дельное.
Колька кивнул и тут же отступил в комнату. Когда Морковкина была в таком настроении, ей лучше не мешать.
– Четверг, четверг… – бормотал он себе под нос, бегая с рюкзаком из угла в угол. Но расписание уроков от этого не вспоминалось. Пришлось доставать дневник. Лучше бы он этого не делал! Еще больше расстроился. На четверг значились алгебра, физика, химия, география, рисование и история.
– Хорошо бы мне сегодня в школу не ходить, – мрачно произнес Мишкин, подбирая с пола потрепанную тетрадку по физике, в которой за всю четверть не было записано ни единой формулы.
Из кухни потянуло чем-то вкусным. Коля тут же забыл про все сборы и побежал на запах.
На сковородке шкварчала яичница из шести яиц с толстыми кусками колбасы. На столе стояли открытые банки шпрот, зеленого горошка и кабачковой икры. Большими ломтями был нарезан хлеб. В две чашки заварен крепчайший чай, а рядом сверкала в свете лампы хрустальная вазочка с клубничным вареньем.
– Главная заповедь спортсмена какая? – возбужденно кричала Морковкина, размахивая большим ножом. – Плотный завтрак, хороший обед. А без завтрака и башка варить не будет. Кто же голодным в школу ходит?
Она ловко раскидала по тарелкам яичницу, придвинула к себе шпроты, запустила в банку вилку, подхватив сразу три рыбешки.
– Хорошая у тебя мама, запасливая, – быстро жуя, произнесла Сонька. – Моя редко когда в магазин ходит, а у твоей постоянно холодильник забит. Прямо хоть живи у тебя здесь.
Сонька весело болтала, подчищая тарелки и банки. Коля заметил, что она между разговорами не забывала по-дружески оставлять ему ровно половину всего – даже варенья, которого он терпеть не мог.
Сев за стол, Мишкину казалось, что он сейчас съест все. Да еще добавки попросит. Но взяв вилку в руки, понял, что есть не может. Красивейшая яичница тремя «глазками» приветливо смотрела на него, от запаха шпрот текли слюнки, а горячий чай хотелось пить и пить – но все это просто не шло в горло.
Он задумчиво ковырялся в банке с кабачковой икрой, кивая головой на каждое Сонькино слово.
Между тем Морковкина кусочком хлеба подобрала остатки желтка и масла с тарелки, шумно допила чай, облизала ложку с вареньем и удовлетворенно откинулась на стуле.
– Ну вот, теперь можно и за дело приниматься. А ты чего не ешь? – нахмурилась она, глядя в нетронутую тарелку друга.
– Не могу, – хрипло ответил Колька.
– Не дело, Колясик. Так у тебя совсем сил не будет…
На «Колясика» Мишкин уже не реагировал. Пускай зовет, как хочет, все равно ему житья один день остался…
На ее лице промелькнула тревога.
– Ладно, разберемся. Эй, Эдик! – крикнула она. – Ты там все убрал? Давай сюда, тебя здесь посуда ждет! А нам идти пора.
В дверном проеме тут же появился Эдуард Емельянович. Он растерянно топтался на пороге, пряча глаза.
– Я с вами пойду, – наконец выдавил он из себя. – Я не могу без него, – кивок в Колькину сторону, – долго находиться. К тому же пока я с вами все не закончу, вернуться не смогу.
– Ага, – понимающе прищурилась Сонька. – А журнал где?
– Вот.
Покойный Зайцев, как заправский фокусник, щелкнул пальцами, совершил еле уловимый пас, и в руках у него очутилась большая тетрадь в оранжевой обложке. Мишкин тут же схватил ее и перелистал страницы. В списке учеников было выведено «Мишкин Ни».
– Ладно, Колясик, – потрепала его Морковкина по плечу, – не волнуйся. Сейчас мы все выясним, и к утру ты будешь свободен. Как, ты говорил, зовут учительницу, что вчера вокруг нас бегала?
– Маргарита Ларионовна. Она географию преподает.
– Тогда поплыли.
– А я? – Эдик все еще топтался в проходе.
– Чего ты? – Сонька отстранила мешающий пройти скелет. – Собирайся, с нами пойдешь. И журнал не забудь – забросишь в учительскую.
Через пять минут они вышли из подъезда. Впереди размашисто шагала Сонька, за ней уныло плелся Мишкин. А следом, неуверенно ступая в непривычных ботинках, переставлял ноги Эдик. Вернее, это ботинки спешили за хозяином, а скелет старался из них не выпадать. На него был надет длинный серый плащ Колькиного папы и темные штаны. На голове – мамин парик. Лоб прикрывала широкополая шляпа, из-под которой еле виднелись темные очки, держащиеся на искусственном носу. На руки были надеты перчатки. А чтобы не спадали, у запястья они были прикреплены резиночками. Издалека Эдика вполне можно было принять за нормального человека. Вблизи он тоже выглядел ничего себе, если особенно не вглядываться и не подводить к яркому свету. Ребята надеялись, что к свету его подводить специально никто не будет.
– Это мой дядя, Эдуард Емельянович, – бубнил себе под нос Колька, когда они все трое предстали перед Иваном Васильевичем. – Он директор экспериментальной школы в Томске. Очень хочет посмотреть на нашу систему обучения.
– Да-да, – Эдик отстранил Мишкина и шагнул вперед. – Очень хочу. Мне, знаете ли, крайне интересна классическая система образования – мы ее совсем забыли.
– А в чем заключается ваша методика? – Иван Васильевич расплылся в любезной улыбке. Увидев ее, Колька вздрогнул, испугавшись, что и днем директор способен разваливаться на части. Но губы у того растянулись в пределах разумного и за уши загибаться не собирались.
– О! – взмахнул руками скелет, забыв, что резкие движения ему делать нельзя – полы плаща распахнулись, на мгновение мелькнуло белое костистое тело. К счастью, директор этого не заметил. – У нас самый оригинальный подход к детям, какой только можно придумать, – мы их вообще ничему не учим. Знания они получают через просмотр телевизионных программ, рассматривание журналов с картинками и общение со сверстниками. За двадцать лет работы мы воспитали не один десяток профессоров, доцентов и заведующих научными кафедрами институтов всего мира.
– Что вы говорите! – ахнул директор. – Тогда прошу в класс. Шестой «А» вам подойдет?
Появление в классе Морковкиной вызвало бурную реакцию. Наташка Жеребцова тут же закрыла зеркальце, в которое только что изучала прыщик, вскочивший на кончике носа. Вроде бы это была хорошая примета – значит, в нее кто-то влюбился. Событие радостное, но сам прыщик очень расстраивал.
По классу пронеслось девичье щебетание – Соньку обсудили со всех сторон, решив, что им новоявленная не конкурент. А за внимание Мишкина никто и бороться не будет.
Саму Морковкину это мало волновало. Она подхватила Мишкина и поволокла его к последней парте. Следом потопали ботинки, а вместе с ними и покойный Зайцев.
– Твоя? – сурово спросила Соня, кивая на парту.
– Ага, – поник Колька, чувствуя, как из него выходят последние силы.
– Давай, соберись, – толкнула его локтем Морковкина. – Сейчас быстренько выясним, что у вас тут и как, а потом домой пойдем.
В класс незаметной мышкой проскользнула сухонькая Муза Ивановна и, ничего не говоря, стала быстро писать на доске цифры и значки.
– Это чего это? – подал голос Димка Овчаренко. – А четвертные отметки?
– Вот напишите контрольную, и будут вам отметки, – не поворачиваясь, ответила математичка. – Достали листочки, убрали учебники.
– Мы так не договаривались! – продолжал орать Димка. – Мы уже писали одну контрольную.
