Марина Елькина - Тайна под дубом
— А что, все-все вокруг было разрушено? — в пятый раз спрашивал Толик, вдруг проникшись интересом к бабушкиному детству.
— Все-все, — ответила Вероника Аркадьевна. — Только наш дом целым остался.
— А как же в него бомбы не попали?
— Не знаю. Не попали.
— А что это вы сегодня о дневнике говорили? — припомнил Лешка. — Что за дневник? Школьный?
— Нет, военный.
— Военный?! — в один голос воскликнули мальчишки.
— Да. Мы нашли его в развалинах. Там, наверное, бой был, когда город освобождали.
— И чей же это был дневник?
— Какого-то солдата. Погибшего, наверное.
— И этот дневник остался у вас?
— Ну да.
— А где он сейчас?
— Где-то лежит. Кажется, в старых документах и фотографиях.
— Бабушка! Найди! — пристал Толик. — Найди, пожалуйста!
— За ваше поведение вам не то что дневник искать, вам бы всыпать по первое число!
— Ну, ладно тебе! Вы тоже на крышу лазили!
Вероника Аркадьевна не нашлась что ответить, а Лешкина бабушка рассмеялась и попросила:
— Найди дневник, Вероника, я и сама хочу на него взглянуть.
Вероника Аркадьевна сняла с антресолей пыльную коробку с фотографиями. Фотографии были старые, довоенные и послевоенные, пожелтевшие, размытые и в другое время очень заинтересовали бы ребят, но сейчас они ждали военный дневник и не обратили на фотографии никакого внимания.
Вероника Аркадьевна вытащила серую тонкую тетрадку. С одного угла тетрадка немного обгорела.
— Вот он, дневник. Только поаккуратнее с ним: страницы рассыпаются.
Лешка взял тетрадку в руки, раскрыл на первой странице и вгляделся в выцветшие строчки.
* * *Апрель, 1943 год.
Я начинаю этот дневник не оттого, что ведение дневника — моя давнишняя привычка. Дневников в мирное время я никогда не вел: не до того было. Война тем более не время для дневника. В долгих переходах, в изматывающих боях мы устаем так, что сил не хватает взяться за карандаш.
Во время привалов и передышек бойцы пишут письма домой. Я тоже писал, пока было куда писать. Теперь писать некуда. Моя семья погибла. Жена и маленькая дочка. Мой дом разрушен. От него осталась метровая гора щебня. Не поверил бы в это никогда, если бы не видел своими глазами.
Всего три недели назад наш полк проходил через мой родной город. Я видел разрушенные бомбежкой кварталы, но и мысли допустить не мог, что с моим домом тоже случилась беда. Я бежал домой, я мечтал обнять жену, взять на руки дочурку.
Я не могу об этом писать. Больше нет такого адреса: город Б-вск, Липовая аллея, 14. Нет дома и нет близких. Я один.
Мне нечего больше терять.
Я прошел бесконечное множество километров, я воюю с зимы сорок первого, я из тех, кто воевал под Москвой. Повезет дойду до победы. Только вот возвращаться будет уже некуда.
Не знаю, почему вспомнился сейчас мой первый бой. Мы стояли в двух-трех километрах от шоссе, когда донесся гул боя. Командир выслал вперед разведчиков, и они доложили, что передовой отряд вступил в бой с вражеской танковой колонной и сейчас несет огромные потери.
— Танки надо остановить! Артиллерийские расчеты — вперед! — приказал командир. — Остальные с обозами и лошадьми — укрыться в лесу. В бой вступать только по моему приказу.
Мы отвели коней в овраг и напряженно вслушивались в глухие разрывы артиллерийских снарядов. Лошади от долгого стояния начали покрываться инеем. Мы растирали им спины и бока, накрывали всем, что было, боялись, как бы не простудились наши лошадки. Без них и снарядов не доставить, и раненых не вывезти.
Звуки выстрелов танковых орудий начали достигать какой-то особенной, нестерпимо звонкой силы. Это означало одно — наши части отступали под мощным напором фашистов.
Морозный, чистый воздух усиливал звук. Снаряды уже задевали вершины деревьев и, разрываясь вверху, осыпали нас осколками.
— Вперед! — крикнул командир.
И мы пошли вперед, в атаку. Мы остановили танки, отрезали шоссе.
Странное дело, никогда не умел рисовать, ничего не понимаю в художестве, а от всего первого боя запомнился пейзаж — белые деревья, озаренные розовым, ярким блеском разрывов.
Сейчас совсем другое — мы наступаем, мы освобождаем города, деревни, села. Нескончаемым потоком идут колонны автомашин и бронетранспортеров. Грузовики мчат мотопехоту с противотанковыми ружьями, с ручными и крупнокалиберными пулеметами. Движутся гвардейские минометы, укрытые брезентовыми чехлами, бронеавтомобили, пушки различных калибров.
Фашисты бегут. Они теперь не похожи на тех, которые лавиной шли в сорок первом. Теперь такой же лавиной, только испуганной и разрозненной, они отступают, уходят с нашей земли.
Еще чуть-чуть, и мы выкинем их из нашей страны. Снова будет мир, будут восстановлены дома и города. Может, восстановят когда-нибудь и четырнадцатый дом на Липовой аллее. Только не вернуть мою семью. И другие семьи не вернуть. Сколько их погибло? Разве сочтешь?
Сегодня встретили мальчонку, который собирал картошку, оставшуюся на поле с прошлого года. Картошка мягкая, проросшая, а малец такой довольный: мамка, говорит, суп сварит. Его командир ругает: минные поля вокруг. Саперы, конечно, поработали, мины сняли, да кто знает, на что нарваться можно. А малец отмахивается: какие теперь мины? Теперь мир. Фашистов выбили.
Чуть постарше моей дочурки этот пацан. Жив он, жива его мамка. И хорошо! Счастье кому-то.
Мой дружок Борис Исаков спрашивает, что пишу. Знает он про мое горе. Думает, наверное, что другим каким родственникам письмо сочиняю. Пускай думает так. Про дневник ему ничего не скажу. Да и дневник-то мой те же письма. Только без адреса.
Глава III
Начало странной игры
Лешка оторвался от дневника и перевел строгий взгляд с бабушки на Веронику Аркадьевну:
— И вы даже не пытались разыскать этого солдата?
— Этот солдат скорее всего погиб, — вздохнула Вероника Аркадьевна. — Иначе почему бы в развалинах остался его дневник?
— Но наверняка вы ведь этого не знаете?
— Наверняка никто не знает.
Тут в разговор вступила Лешкина бабушка:
— Во-первых, не забывай, что тогда был сорок пятый год. Война кончилась, а семьи еще продолжали получать запоздавшие похоронки. Многие солдаты пропали без вести, многие остались безымянными в братских могилах, многие не могли найти своих близких, многие не вернулись из концлагерей. Тогда такая неразбериха была, вам и представить невозможно. Где уж тут разыскивать владельца мощного дневника! А во-вторых, но игом дневнике нет упоминания имени автора… Видишь, дневник не подписан.
— Но ведь тут на первой же странице есть его довоенный адрес! — воскликнул Толик.
— Липовая аллея? Но ведь дом разрушен, семья солдата погибла. Он об этом знает.
— Но, может быть, нашлись бы другие родственники?
— Ладно, что было, то было. Может быть, мы и виноваты, что не искали. А теперь и искать бесполезно: столько лет прошло. Лучше всего отдать этот дневник в музей.
— А если мы все-таки напишем по этому адресу? — осенило Лешку.
Бабушки переглянулись.
— Напишите, — кивнула Вероника Аркадьевна. — Только особенно не ждите, что вам ответят. Вы же даже фамилию солдата указать не можете.
Утром мальчишки сели писать письмо.
— Как же написать? — задумался Толик, покусывая кончик ручки. — Кто мы такие? Как к нам попал дневник? И вообще… Кого мы ищем?
— Родственников солдата, который до войны жил по этому адресу, — твердо ответил Лешка.
— «Здравствуйте! Сообщите, жил ли в вашем доме человек, который ушел на войну в сорок первом». Так и писать?
— А может, обратиться в адресный стол? — воскликнул Лешка. — Моя бабушка ведь именно так твою бабушку разыскала!
Они снова помчались к бабушкам, спрашивать, как составить запрос в адресный стол.
— Ничего не выйдет, — огорчила их Лешкина бабушка. — Для адресного стола нужно точно знать имя, отчество, фамилию и год рождения разыскиваемого человека. Мы ничего этого о солдате не знаем.
Мальчишки снова вернулись к письму. Жаль, что с адресным столом ничего не вышло!
Они испортили уже стопку бумаги. Начинали писать и бросали, потому что все написанное казалось глупым, путаным, непонятным. Толик уже начал терять терпение:
— Так мы никогда ничего не напишем!
— Все! Давай последний вариант! Как получится, так и отправим!
— Диктуй, — вздохнул Толик.
У него уже рука онемела. Столько и в школе не писал!
— Пиши: «Здравствуйте, проживающие по адресу: Липовая аллея, дом 14. К сожалению, мы не знаем даже вашей фамилии. Очень просим вас ответить, проживали ли вы или ваши родственники по этому адресу до войны».
Лешка почесал в затылке. Дальше письмо как-то не складывалось. Толик в ожидании смотрел на друга и ничего не предлагал. Как будто Лешка один должен сочинять это письмо!
