Аркадий Минчковский - Старик прячется в тень
— А то про что же? Конечно, про нее. У меня ухи знаешь какие? В лавке больше никого не было. Тот-то хочет сейчас же увезти…
— Вот еще! Не дадим! — Леня был готов к действиям. — Где же они встретятся?!
— Откуда мне знать… Мигом, говорит, прилечу, на извозчике… Во, гляди, уже!
Из магазина «Оборот» вышел Ян Савельевич. Он поднял большой железный крюк и вдел его в петлю. Потом повесил тяжелый замок, подергал, не откроется ли, и заспешил наискосок к углу, где у гостиницы «Центральные номера» скучали извозчики.
Ладная вороная лошадь, в черной тонкой дуге, взяла с места так, что Ян Савельевич едва удержался. Но накренившаяся пролетка тут же выровнялась и покатила, удаляясь от центра.
И сейчас же вслед за нею бросились двое мальчишек.
В этот же час Адриан выполнял часть плана, выпавшую на его долю. Он должен был появиться в доме Сожичей и высмотреть, не висит ли где-нибудь «Старик со свечой»?
Попасть в дом владельца галантерейного магазина для Адриана не составляло труда. Он бывал там и прежде. Правда, не во всех комнатах: не был, например, в кабинете Яна Савельевича, а там-то, скорее всего, и могла находиться загадочная картина.
Мешало делу то, что Ромчик вчера рассердился и теперь, если не уехал в деревню, сидит, наверно, дома и, конечно, дуется. Следовало явиться и сделать вид, что пришел мириться. Еще нужно было убедить Ромку, что от него ничего не скрывали. Просто ничего не успели сказать.
А Ромчик в это время сидел дома, смотрел на пустынную улицу и скучал.
Вчера вечером его все-таки потащили к зубному врачу. Отвертеться не удалось, и Ромчик мужественно вытерпел все муки. Врач поставил временную пломбу и велел явиться завтра. Таким образом, Ромчик задерживался в городе еще на два дня.
В деревне он тосковал. Мальчишки чуть свет уезжали в поле вместе со взрослыми. На улице оставались только голопузые малыши и старухи. Даже поговорить было не с кем. Ромчик погибал от скуки и ничегонеделания.
Но вот он дома и опять не знает, куда себя деть.
Еще вчера утром он так мечтал о встрече с товарищами!.. И нате вам. Они даже не захотели с ним разговаривать. Сидели в своей бане, как в рот воды набрали. Ясно, что придумали какую-то игру, а его не хотят брать.
На дворе было жарко. Ромчик сидел в комнате и смотрел в окно. Рядом с ним, встав на задние лапы и положив передние на подоконник, в окно смотрел бульдог Альберт. На улице совершенно ничего интересного. От жары куда-то попрятались даже кошки, и Альберт недоумевал, чем там мог заинтересоваться Ромчик.
Альберт был старый бульдог. У Сожичей он жил неизвестно сколько лет, никто не помнил этого. Во всяком случае, родился он еще в царское время. Тогда его и назвали Король-Альберт. Но после революции, когда мода на королей кончилась, бульдога стали звать просто Альбертом.
У Альберта был очень страшный вид. Редкий прохожий не шарахался, завидев в окне бульдожью морду.
Но на самом деле Альберт был добродушнейшим на свете псом и готов был дружить с каждым.
Выглянув в окно, Ромчик вдруг увидел, что к их дому идет Адриан. Вот он поравнялся с окном и остановился.
— Привет от старых штиблет!
Адриан был подчеркнуто беспечен. Дескать, ничего такого не произошло — пустяки. Но Ромчик не склонен был отвечать ему в тон.
— Здравствуй, — слегка кивнув, сухо сказал он. Обида еще не прошла. Так вот взять и сразу все забыть, да? Нет, он не из таковских.
— Чего вчера убежал, чудик? — продолжал свою игру Адриан.
— А вы чего?
— А мы ничего.
— Рассказывай сказки. Что придумали?
— Мы-то? Что я тебе на всю улицу буду орать, да?
Ответ логичный. Ромчику захотелось выдержать свой характер. Помолчав, он сказал:
— Ну, иди тогда в дом.
Ромчик произнес эти слова с равнодушием, на какое был способен. Но стоило Адриану направиться к воротам, как он скатился с окна и с едва поспевающим бульдогом побежал навстречу приятелю.
Спели песенку несмазанные петли калитки, звякнул засов. Адриан был уже во дворе. На крылечко вышел Ромчик. Он был по-прежнему неприступен.
— Ну, о чем там сговорились?
— О чем?.. — вдруг Адриан понизил голос до таинственного шепота. — В поповский сад решили залезть. Яблоки у него, во!.. Видал? — он сам был поражен пришедшей в голову выдумкой.
— Что же молчали? Я что, по-вашему, попу побегу скажу, что ли? Ну, ладно, заходи. Я один тут, — смягчившись, проговорил Ромка и уступил товарищу дорогу. Адриан взбежал по ступенькам и на всякий случай обтер подошвы.
Мальчики и собака миновали темный коридор и оказались в столовой.
На столе стоял остывший самовар: граненое брюхо все в выдавленных медалях. Наверное, самовар серебряный. Какому еще быть в доме нэпмана. В хрустальной вазе яблоки.
— Хочешь? — спросил Ромчик, поймав взгляд приятеля.
— Не, не надо.
Адриану не до яблок. На стенах в столовой висели картины. Большие, в тяжелых толстых рамах, они были затянуты белыми простынями. Вот так история!..
— Зачем это позанавесили?
— Чехлы? Чтоб мухи не засидели. Лето же, не понимаешь?
— А-а… Сохраняете, значит?
— Дядя бережет. Он говорит, картины — это вещь!
— Ценные, наверно?
— Откуда я знаю! Ясно, что денег стоят. На одни рамы сколько золота ушло.
— Настоящего?
— Может, и настоящего.
— А ты знаешь, что на этой нарисовано?
— На этой? Лес. Солнце заходит. Все елки красными стали… Да ты же видел.
— Запомнишь разве все? А тут чего? — Адриан сделал вид, что любопытствует от нечего делать.
— Тут море с корабликом.
— Красивая?
— Ничего. Дяде нравится. «Айвазовский» называется.
— А на этой?
— Сам не помню. Ах, да!.. Цветы всякие, розы…
— Эх, и много же у вас картин…
— Это не все. У дяди в кабинете еще.
— Вот бы посмотреть!
— Пошли! Он не скоро придет.
Ромчик потянул за скобу дверь в кабинет. Но дверь не поддавалась.
— Заперта?
— Сейчас найдем ключ.
Ромчик подмигнул товарищу, встал на колени и вытащил из-под двери ключ. Потом вставил его в замочную скважину. Легкий щелчок, и дверь отворилась.
— Пожалуйста, входите…
В кабинете был полумрак. Прикрытые ставни на окнах пропускали узкие солнечные полосы. Золотые ленты ложились на ковер. Постепенно глаза Адриана привыкли к темноте, и он стал различать вещи. У окна высился большой письменный стол с бронзовым прибором на мраморе и кожаные кресла.
— Ты смотри! — воскликнул Ромка. — И тут все позанавесили! А я и не знал. Зачем? Здесь мух-то нету.
Картины, как и в других комнатах, были закрыты чехлами.
— Здорово бережет, — сказал Адриан. — А что на них?
— Тут вот голая тетка нарисована. В нее амурчик из лука целится, — пояснил Ромка, указывая на большую картину над диваном.
— А почему тетка голая?
— А я почем знаю? Голых, может, легче рисовать.
На стене, в дальнем углу комнаты, Адриан различил картину, которая по размеру как раз подходила к той, которую они разыскивали. Он подошел ближе.
— А тут что?
— Неинтересная. Ерунда.
— Какая ерунда?
— Обыкновенная. Тарелка нарисована. Бутылка. Селедка ни на что не похожая.
— Это называется натюрморт, — объяснил Адриан. Он уже кое в чем разбирался.
— Ну, пусть натюрморт. Все равно ерунда. Дядя у нашего крутовского купил. Знаешь, такой, в шляпе, как у разбойника, и волосы во все стороны.
— Чикильдеев? Валечка говорил, он художник. Только пьяница.
— Пьяный, наверно, и рисовал. Ерунда. Сейчас я тебе покажу.
Адриан не протестовал. Хотя особого интереса к творению Чикильдеева не испытывал. Нет, совсем не то искал он в доме нэпмана Сожича.
Тем временем Ромчик встал на кресло, оттянул простыню в сторону. Перед ними открылся угол живописного полотна, вставленного в деревянную раму. Адриан увидел край тарелки, с которой синим, похожим на пуговицу, глазом смотрела селедка. Рядом стоял, будто сломанный пополам, стакан.
— Видел?
— Да-а, — разочарованно протянул Адриан. — И верно, ни черта не разобрать.
Ромчик рассмеялся.
— Дядя называет эту штуку шедевром нашего футуриста. Не знаю, зачем он и купил ее.
В это время во дворе послышались чьи-то шаги.
— Идут!..
Ромчик торопливо затолкал край простыни за раму, и мальчик выбежал из кабинета.
На крыльце стоял человек в кепке как шахматная доска. Он был шикарно одет. Пиджак в талию, внизу раструбом. Брюки, наподобие кавалерийских, заправлены в ботинки, зашнурованные до самых колен. На шее бантик в горошек. В Крутове таких пижонов еще не видели. Видно, человек в кепке уже бывал в доме, потому что нисколько не испугался Альберта, который старательно нюхал желтую кожу его ботинок.
— Мой привет, — наклонилась кепка с кнопочкой. — Ян Савельевич?..
