Аркадий Минчковский - Мы еще встретимся
Аркадий Минчковский - Мы еще встретимся краткое содержание
Мы еще встретимся
МЫ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ
Повесть
Светлой памяти моей матери
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Володька Ребриков появился в десятом «Б» в сентябре. Он так и сказал, представляясь и пожимая руки десятиклассникам: «Володька Ребриков».
О причинах перехода его в новую школу ходили различные слухи. Одни говорили, что Ребриков нагрубил директору и был за это исключен. Другие слышали, что он избил двух «звонков» (так в школе называли доносчиков) и вынужден был уйти. Третьи — это, конечно, девчонки — уверяли, что причиной всему — неудачная любовь. Любовь эта будто бы вконец извела Ребрикова и заставила убраться подальше. Но, разумеется, все это были только предположения, толком никто ничего не знал.
Володьку приняли настороженно. Когда он появился в кабинете химии и, усевшись за последний стол, вынул из кармана единственную по всем предметам тетрадь, все внимание было обращено на новичка. Но Володька и виду не подал, что заметил интерес, вызванный своей личностью, и смотрел на доску так, словно всю жизнь только и мечтал постичь тайны химических формул.
А потом все пошло неплохо. После первого урока, когда раздался наконец-то звонок, Ребриков, выйдя из класса, спросил в дверях маленького Якшина:
— Где?
— Что где? — не понял Якшин.
— Где курилка? — спокойно спросил Володька.
— А-а-а… — Но Якшин не успел ответить.
Наблюдавшие эту сцену ребята дружно закричали:
— Кубрик… пошли… — И компания, предводительствуемая длинным парнем по фамилии Чернецов, привычно направилась в глубь коридора.
«Кубрик» находился возле уборной. Это была высокая длинная комната с одинокой скамейкой у стены, с узким, выходящим на улицу окном, через которое многие из курильщиков десятую осень наблюдали пожелтевшие тополя набережной и изгиб зеленой Фонтанки.
Курили почти все десятиклассники. Не курил лишь тот, кто курить, вероятно, уже никогда не будет. Но тайна курения соблюдалась строго, и стоило только поблизости от кубрика появиться кому-нибудь из учителей, как раздавался короткий свист и все, кто тут находился, мгновенно прятали папироски. Когда опасность проходила, снова раздавался сигнал свистом и дымящиеся папиросы мгновенно водворялись в зубах участников тайного сборища.
Здесь бывали все. Даже те, кто никогда не курил, считали обязательным посещение «кубрика».
По прибытии в «кубрик» Володька вынул из кармана пачку «Казбека», сказал: «Прошу», — и компания с удовольствием затянулась хорошими папиросами. «Казбек» был хитростью. На самом деле Ребриков не курил. Но прослыть в новой школе паинькой — благодарю покорно!
Приятное сближение продолжалось все пять перемен. Лишь раздался звонок, возвещавший окончание урока, курильщики вскакивали с мест и, переговариваясь, направлялись в свой заветный уголок, где, закурив, продолжали прерванную беседу.
За пять перемен выяснено было многое.
Ребриков, в общем, понравился завсегдатаям «кубрика». Он сообщил, что перешел в эту школу из-за того, что в старой слишком много «типов», — так и осталось неизвестным, кого он подразумевал. Ярый болельщик футбола Рокотов выяснил, что Ребриков знает всех вратарей и левых инсайтов и далее — если не врет — знаком с самим Сеничкиным. Новичок заявил, что ненавидит математику, а физику с трудом терпит, ввязался в спор со «злым техником» Молчановым о преимуществе мотоциклов «Харлей» перед «Индианой», показал знатокам новейшие приемы джи́у-джи́тсу, будто бы применяемые с недавнего времени японской полицией. Обещал достать страждущим билеты на бокс (он имел знакомство с боксерами), а Леве Берману, заговорившему о поэзии, наизусть прочел строк сто из «Облака в штанах», и тот, улыбаясь, глядел на него сквозь очки уже влюбленными глазами.
Зашла речь о войне, и Володька сказал, что знаком с летчиками, которые были в Испании, и может рассказать такие вещи… Словом, черт возьми, он все мог.
После занятий ребята, освещаемые холодными лучами осеннего солнца, вышли на набережную. Володька, уже как старый друг, попрощался с заядлыми курильщиками, вскочил в еще не закрывшиеся двери троллейбуса и крикнул:
— До завтра!
И тогда долговязый Чернецов, глядя вслед убегавшему голубому вагону, уверенно произнес:
— Хороший парень!
И десятиклассники единодушно согласились:
— Свой!
2
С некоторых пор в жизни Володьки Ребрикова начались осложнения.
Произошло это почти год назад. Дело в том, что Володька достиг того неизбежного в жизни каждого юноши момента, когда бывают нужны деньги. Это случается в период, когда становятся необходимостью полосатое кашне и шерстяные галстуки, появляется потребность в хороших, именно хороших (нельзя же курить всякую дрянь) папиросах. Кроме того, нужно ходить в кино на каждую новую картину, и, разумеется, не одному, и, конечно, не на дневные сеансы. Или в театр, — ну а там нельзя же, в самом деле, сидеть четыре часа рядом с девушкой, не предложив ей апельсинов, конфет или чего-нибудь в этом роде. Потом иногда назревает желание сходить в кафе с приятелями или покататься в такси по городу. Наконец, деньги требуются на приобретение различных карманных фонариков, автоматических перьев и прочих необходимых вещей.
Словом, деньги Володьке нужны были, как говорится, до зарезу.
Прежде все было просто. Стоило Володьке захотеть пойти на утренник в цирк или покататься на американских горах, как он отправлялся к матери и, в двух словах объяснив положение, немедленно (отказы были редким исключением) получал нужную сумму.
При серьезных мероприятиях, как-то: приобретение восьмипредметного перочинного ножика или собрания сочинений Луи Буссенара, требующих более мощных «капиталовложений», Володька отправлялся к отцу.
Обыкновенно он выбирал тот момент, когда Владимир Львович, пообедав, лежал на диване у себя в комнате и читал газету. В такие минуты он был наиболее сговорчив. Эта деликатная операция происходила примерно так: почти бесшумно приблизясь к дивану, на котором отдыхал отец, Володька некоторое время стоял молча, а потом осторожно начинал:
— Папа!
— Что случилось? В чем дело? — спрашивал Владимир Львович.
— Мне нужны лыжи «Телемарк».
— Новости. Зачем это? — Владимир Львович продолжал увлеченно читать газету.
— Чтобы кататься. У всех есть, — твердо продолжал Володька.
— Именно «Телемарк»?
— Именно «Телемарк».
— Так-таки у всех?
— У всех.
— Ну и что же? — Отец опускал газету, смотрел на Володьку сквозь очки так удивленно, словно впервые видел перед собой этого подростка.
— Они стоят сорок рублей, — шел ва-банк Володька.
— Это слишком дорого. — Владимир Львович снова брался за газету.
— Но, папа…
Наступала пауза, казавшаяся Володьке губительной. Некоторое время оба молчали, затем вдруг из-за газеты раздавался решительный голос отца:
— Двадцать… и две недели ко мне ни с чем не приставать.
— Хорошо, — соглашался Володька, зная, что настойчивость может привести его к потере и этих двадцати рублей.
Тогда отец откидывал в сторону газету, протягивал руку к пиджаку, висевшему тут же на стуле. Вынув старый бумажник, он вытягивал оттуда хрустящие десятки и, с преувеличенно тяжелым вздохом отдав их сыну, обязательно прибавлял:
— Потом, ты в школе ничего не делаешь…
— Делаю, — говорил твердо Володька и исчезал. Он прекрасно знал, что отец и понятия не имеет, делает ли он что-нибудь в школе.
Владимир Львович не был скуп. Предлагая Володьке неизменную половину, он считал, что этим дает почувствовать сыну суровость родителя, приучает к сдержанности и скромности в желаниях.
Но Володька, хорошо зная манеру отца, запрашивал всегда вдвое, и все шло отлично.
В крайнем случае, если тут постигала неудача, можно было выпросить небольшую сумму у старшего брата Андрея. Деньги у того порой водились.
В общем, раньше все было просто, а теперь значительно усложнялось. В самом деле, нельзя же было просить у матери на кино пятнадцать рублей, как нельзя требовать у отца полсотни на посещение с приятелями «поплавка» в ЦПКиО.
И Володька начал изыскивать средства. Сперва он принялся за библиотеку Владимира Львовича, которая, по убеждению Володьки, была излишне велика. А на Литейном охотно покупали старые и, как считал Володька, никому не нужные книги. Но вскоре отец заметил исчезновение некоторых книг, устроил скандал ни в чем не повинному брату Андрею, сделал к шкафам ключи, и это занятие пришлось оставить.
