Владимир Казаков - Голубые капитаны
— Ну, а у меня нет особых просьб, ребята. Пусть будет вечно чист наш океан! — сказал Владимир. — Прощайте!
Шесть рук свились в кольцо, склонились, коснувшись друг друга, головы: рыжая, каштановая и белая от бинтов.
Квакнула на болоте осмелевшая лягушка. Примолкла. А потом загомонил лягушачий хор.
— Пора! — шепнул Владимир и, разорвав круг, крикнул: — Начали!
Стащили чехол с куска прорезиненной ткани. Восемь красноармейцев одновременно повернули вентили газовых баллонов. Сжатый в них гелий с шипением рванулся по шлангам, и ткань начала вспухать, принимать форму шара. Шар рос, и его веревками оттягивали в сторону от кривобокой ольхи. Развернулись стропы, соединяющие шар с четырехугольной корзиной из ивовых прутьев. Через несколько минут неуправляемый сферический аэростат натянул веревки. Лучи фонарей плющились о блестящую оболочку.
— СССР-М, — прочитал комбат большие глянцевые буквы.
Владимир невольно вспомнил слова полковника Старикова: «Выбор пал на вас, как на человека, имеющего две летные специальности». Разве думал Владимир, что его мирное увлечение пригодится на войне. До планерной школы он летал на сферических и змейковых аэростатах просто для спортивного удовольствия. Манила высота, загадочная воля ветра, уносившая аэронавтов в самые неожиданные места. Нравилось медленно плыть над городами и селами, сбрасывать цветы и яркие вымпелы, ошарашивать глазеющих снизу людей вопросом: «Как добраться до Татищева?» И хотя шар почему-то тянет к грозовым облакам или высоковольтной линии, а его посадку окрестили «управляемой катастрофой», он никогда не казался ему беззащитным пузырем, который одна капля раскаленного свинца превратит в тряпку.
Владимир посмотрел вверх. Ветер почти не дышит. Хорошо, а то он весь день дул на запад, к немцам. Кроме полета, нет выхода. Надо уходить в небо, уходить рывком. Прыгнуть… И все. Хорошо бы, оправдался прогноз ветра.
— Ждать больше нельзя! — грубо сказал капитан.
— Да! Если завяжется бой, аэростат испустит дух от первой бродячей пули, а газа нет. Последний баллон беру как балласт и подпитку к шару. Не поминайте лихом, товарищ командир! — Владимир протянул комбату руку.
Комбат, горячо пожав ее, сказал:
— Насчет Жени решено твердо? Не помешает она тебе.
— Несите!
— Если во вред полету…
— Все будет нормально, товарищ капитан.
— Ну, спасибо… Эй! Вы чего там? Это нельзя! — Капитан схватил за руку Корота, пытавшегося что-то бросить в корзинку.
— Парашюты я с планеров вытащил, могут пригодиться им.
— Пусть кладет, — сказал Владимир. — Где Женя?
На носилках принесли Женю, закутанную в две солдатские шинели. Она не лежала, а сидела, схватившись руками за жерди. Когда ее подняли и стали пересаживать в корзину, она, постукивая зубами, пыталась говорить.
— Я с-сама. Я мог-гу. До свидания, м-мои милые!
— Чего уж там сама. Она сама! — ворчал Владимир, поддерживая ее замотанную в бинты негнущуюся ногу.
— Старшина! — тихо позвал капитан и протянул мешок. — Здесь все бумаги. И наши письма. И сам расскажи. В случае чего… — И он осветил гранату, привязанную к мешку. — Прощай, сынок! Привет живым. Прощай!
— Приготовиться! — срывающимся голосом крикнул Владимир. — Подтрави!
Шар приподнял макушку над кронами сосен. Стропы еще висели по бортам гондолы. Выше отпускать шар нельзя: немцы изредка пускают ракеты, увидят. Владимир перерезал якорный канат у ольхи. Лучи фонарей скрестились на гондоле.
— Отпускай концы! Прощайте!
Аэростат прыгнул в небо. Застучали винтовочные выстрелы, автоматные очереди дробились в ночном лесу, чавкали редкие мины: десантники опустошали диски и подсумки, отвлекая внимание немцев к земле. И наверное, зря: как только началась стрельба, немцы осветили округу ракетами. Увидели ли они шар?
Мощный рывок свалил Владимира. Под его тяжестью застонала Женя. Гондола еще дергалась, а Владимир встал, ухватился за края, взглянул на маленький бортовой альтиметр. За несколько секунд аэростат набрал триста метров высоты, стрелка прибора энергично бежала по шкале. Вниз уходила посеребренная луной земля. Сжав руками забинтованную голову, Владимир попробовал унять боль, вызванную резким подъемом. Потом начал искать контуры леса, в котором остались его друзья и десантники. Вон черное пятно, похожее на трапецию со срезанными углами. Липкая засветка болот. Вот Плюй-омут, через который сейчас, наверное, продираются первые бойцы комбата… Владимир торопливо расстегнул пуговицу нарукавного манжета, оголил кисть с наручным компасом. Развернул грудь на северный румб и снова посмотрел на лес.
Лес, мерцающий в свете ракет, остался справа. Лес плыл на восток, аэростат — на запад. Скорость полета росла, ветер был явно сильнее, чем рассчитали московские синоптики. Несколько часов такой гонки — и они с Женей могут быть в Берлине!
Подогнув вялые ноги, Владимир сел на дно рядом с Женей, безразлично уставился на черное брюхо шара. Шланг к баллону с гелием и клапанная веревка перекручивались над головой, как змеи.
— Ка-ак тихо! Луна… Вон выглядывает из-за шара луна — с трудом дошел до Владимира шепот девушки. — Мы висим, да?
— Летим к черту в зубы!
Низ шара осветился — раздался приглушенный треск. Как на пружине вскочил Владимир. Сначала внизу, потом далеко справа заклубились два розовых облачка и, выбросив искры, потухли. Звук зенитных разрывов докатился через секунду. Еще одна розовая клякса вспыхнула на севере. Немцы просто палили в небо, но это могло значить только одно: они видели или догадались, что из леса поднялся шар…
«Из архива штаба 103 м/полка СС дивизии «МТ». Июль 14, год 1943.
РАДИОГРАММА, гриф 01.
По докладу наблюдательных постов РХ-2, РХ-9 в 24 часа 52 минуты из контролируемого квадрата поднялся бесшумный летательный аппарат типа дирижабля, аэростата, надувного змея. Аппарат набрал высоту около 1000 метров, ушел из-под наблюдения в 24 часа 55 минут в западном направлении…»
Аэростат набирал высоту. Владимир отодрал пальцы от бортов, полез в карман за папиросой.
— Женя, давайте на всякий случай я подгоню вам парашютные лямки?
— Я все равно не прыгну… Не умею… Не смогу.
— Видите на северо-западе черноту? Облака. Добраться бы!
— Там лучше?
— Они мягкие, Женечка. Вам ни разу не приходилось бегать по облаку, хотя бы во сне?
Девушка что-то тихо ответила, но Владимир уже думал о своем: ветер подворачивал аэростат к северу — сумеют ли они подняться до облаков? Там, в черной мути, их тайник, — оправдается ли метеорологический прогноз, изменит ли ветер направление на сто восемьдесят градусов, с высотой?
Бросив папиросу за борт, Владимир прислушался к нарастающему прерывистому звуку. Он рос, двоился, захлестывал. Между луной и шаром пронеслись густые резко очерченные тени. Пара немецких истребителей прочесывала небо. Они прошли довольно далеко, но Владимир различил короткие угловые крылья с каплями огней на концах, длинные хищные фюзеляжи. Самолеты были похожи на кресты. Черные кресты ходили большими кругами, искали. Звук их моторов почти удалялся до неслышного, потом снова нарастал и с каждым кругом становился громче. Так прошло несколько минут, а Владимиру показалось часов. Несколько часов, когда на приставленный к горлу нож давят сильнее и сильнее, — не вздохнуть, не крикнуть, и вздрогнуть даже нет сил…
Истребители включили фары. Лучики света потянулись от их крыльев. Воздушный шар набирал высоту, самолеты оставались ниже. Но это и помогло им увидеть шар, а может быть, все получилось случайно. Только вдруг два ярких световых столба потянулись снизу к аэростату. Два слепящих круга, вырастая с неимоверной быстротой, выхватили из ночи блестящую оболочку, конус строп, квадратную гондолу и аэронавтов, застывших статуями. Владимир и не заметил, как рядом с ним встала Женя. Самолет, видимо, не ожидая такого быстрого сближения, отвернул, ударив шар жесткой струей, отрыгнул вонючий выхлоп мотора в гондолу. Теперь им нужно сделать только один боевой заход. Развернуться, выделить шар… Раскаленные трассы коснутся оболочки, и она лопнет, как мыльный пузырь. Владимир зажмурился, стало жутко от сознания своей беспомощности, сердце стучало где-то у горла. Он заставил себя выйти из оцепенения, нагнулся к газовому баллону, остервенело закрутил вентиль. Шланг рт баллона туго завибрировал: оболочка глотала новую порцию гелия.
— Выкусят, сволочи, выкусят! — не слыша себя, твердил Владимир, а руки ласково поглаживали пустеющий баллон.
В новом заходе истребитель не вышел на цель, разворачиваясь, он потерял шар из виду, но стрелять начал, как только нос машины повернул в сторону, где раньше был аэростат. Лоскутки огня рассыпались будто по всему небу. Прямо над головой Владимира мелькнула молния, на плечи упала перерезанная стропа. Он взялся за баллон и почувствовал, как трясутся от злости руки. Тяжело разогнувшись, поднял баллон над головой и швырнул за борт. Аэростат, лишившись балласта, скакнул вверх. Мигнула и закрылась облаком луна. Гондола завязла в черной влажной мгле. Рокот самолетов доносился, как сквозь вату.
