Евгений Шерстобитов - Акваланги на дне
— Как-нибудь доедете, — кричал в ответ Ромка, — не маленькие, а там живо поправитесь!..
— Счастливчики, — честно завидовала Оксана, — в Артек!
— Поменяемся? — смеялся Тимка.
— Отправляйтесь, отправляйтесь, — кричал Ромка, — нам и здесь хорошо!
— Чего хвалишься, — обиделся Захар, — все равно и ты уедешь…
— Завтра, — успокоил Ромка товарища, — утром уходим…
— Как это завтра? — насторожилась Оксана. — Куда уходим?
Ромка не успел ответить, Тимка ответил за него.
— Ага, молчит, не говорит! — весело закричал он. — И он уезжает… завтра…
— Приказ такой, — добавил Захар, — прощайтесь заранее. Ты не плачь, Оксана, не реви — он еще вернется…
Неизвестно, что бы еще наговорили развеселившиеся мальчишки, но автобус засигналил, дернулся, взревел мотором и, оставляя за собой густой шлейф дыма, покатил вниз по дороге.
Посмотрели вслед автобусу, немного помолчали.
— Какой еще приказ? — вдруг сказала сердито Оксана. — Он придумал, да? Соврал?
— Так надо, — ответил Ромка, не скрывая грусти, — ухожу с отцом в море… на три недели.
— На три недели! — возмутилась Оксана. — И ты рад, да? А съемки! Это что, уже никому-никому не надо?
Он не знал, что и сказать, ведь все равно она не должна это знать. И врать, придумывать он не хотел. А тут еще Захар проговорился, про приказ сказал. Как теперь объяснять, что говорить?
— Ты только мне скажи, — повернула она его к себе, — это правда, что приказ?
Он наклонил голову, сказал мрачно:
— Правда.
— Хорошо, — девочка что-то придумала, — только ты сейчас никуда не исчезни. Ладно? Ты будь дома… ты жди…
Он был дома, он собирал вещи. Как раз раздумывал, что ему лучше взять с собой: кеды или туристские ботинки на толстой подошве. Что там в море нужнее?
Без стука распахнулась дверь, и в сопровождении Оксаны в комнату вошла Людмила Васильевна.
Какое- то мгновенье она молчала, оценивающе рассматривая сложенные на стуле майки, трусы, тельняшку, кеды, раскрытую спортивную сумку у двери.
— Это правда? — спросила настороженно.
Ему надоела такая игра, сейчас еще директор картины придет, тоже не поверит. Ведь сказано было.
— Правда.
Людмила Васильевна покачала головой, вздохнула и, о чем-то озабоченно размышляя, повернулась, чтобы уйти.
— Только ты сейчас никуда не исчезай, — повторила слово в слово фразу Оксаны и вышла.
Оксана глянула на Ромку как-то уж больно вызывающе и нахально, пренебрежительно хмыкнула и тоже ушла, громко хлопнув дверью.
Остался в комнате Ромка с кедами в руках и чуть не заплакал с горя. Может, ему самому хочется остаться, может, ему самому в сто раз больнее и обиднее уезжать сейчас из поселка. Может, он не хуже других понимает, как подводит он киногруппу. Только что же он может сделать, если такой приказ, если действительно все это так надо?
Через час у начальника заставы сидел взволнованный директор картины.
— У нас срывается план, — горячо говорил он, поминутно вытирая лысину платком, — через несколько дней начинаются подводные съемки. Он дублер, понимаете, дублер главного героя… У нас уже все готово, съезжаются актеры. Вы знаете, как трудно вырвать Саврасова. А он связан в съемках именно с Марченко, с Романом Марченко.
Никифоров развел руками.
— Ничем не могу вам помочь… Марченко должен выехать из Прибрежного, и он уедет… И весь разговор.
Капитана поддержал Алексеев:
— Поймите, это не чей-то каприз, не чья-то прихоть — это необходимость.
— Я понимаю, — вежливо согласился директор, — я все понимаю. У вас, должно быть, есть какое-то распоряжение, указание… и, наверное, по серьезным мотивам.
— По очень серьезным.
— Хорошо, — живо отозвался директор, — я согласен. Но ведь у нас тоже очень серьезные мотивы. Он единственный дублер, он очень похож на нашего героя, он в конце концов великолепный пловец, подводник…
— Это мы хорошо знаем, — улыбнулся Никифоров.
— Тем более. И мы вправе добиться отмены такого указания. Куда надо обратиться? В область? В Киев?
— В Москву, — насмешливо сказал Алексеев.
— Хорошо, — директор даже не удивился, — я сегодня же вылечу в Москву. Мы снимаем фильм о пограничниках, и пограничники должны пойти нам навстречу.
Он встал, вытер еще раз лысину и, не прощаясь, торопливо пошел к дверям.
Алексеев и Никифоров переглянулись, напористость и уверенность киношного директора понравились им.
— Подождите, — сказал Алексеев и тоже поднялся, — лететь в Москву нет необходимости, у нас Москва рядом, в другой комнате… Попробуйте уговорить полковника.
Директор опять не удивился.
— Куда надо идти? — только и спросил он.
Перед выездом на вечернюю съемку остановилась около Ромкиного дома голубая «Волга».
Вылез оттуда, кряхтя, директор картины и лейтенант Суходоля.
— Останешься здесь, — сказал директор. — Ясно?
А вожатый добавил:
— С категорическим условием: со съемочной площадки — никуда. С утра и до конца съемок. Вечером — дома.
— Я его зачислю на месячный оклад, — снова взялся за платок директор, — и он у меня будет каждый день отмечать свой приход и уход, как все.
— Понял? — сказал дядя Валя, заглядывая прямо в глаза. — Очень я тебя прошу, Ромка. И пожалуйста, сам, один, ничего не решай — подумай прежде, посоветуйся…
— Конечно, дядя Валя, — торопливо заговорил мальчик, — я понимаю, да ни за что на свете…
Он не договорил, почувствовал, что кто-то остановился за спиной, резко повернулся.
Сзади стояла очень довольная, просто счастливая Оксана.
— Оксана, — сказал ей директор, — если готова, садись в «Волгу», мы едем на площадку.
— Нет, — весело замотала она головой, — я в автобусе. Со всеми.
— Как знаешь, уговаривать не буду.
Директор и лейтенант пошли к выходу.
И, уже прикрывая за собой калитку, директор прокричал.
— Марченко! Чтобы и ты у меня вместе со всеми в автобусе.
Только отошла «Волга», подошел автобус. Они уселись рядом на первом сиденье.
— Что я сказала? — спросила девочка тихо и хитро. — Ты рад?
Он ответил тоже тихо, тоже хитро:
— Подумаешь, мне и в море было бы неплохо.
Уже третий день группа снимала вечерние кадры далеко от поселка.
Совсем в безлюдном месте притаился среди скал одинокий домик старого рыбака. Сюда-то и пришли встревоженные Марко и Люда, привлеченные странным тоскливым воем собаки рыбака — грозного сторожевого пса Разбоя.
В первые два дня снимали, как бегут Оксана и Володя к дому. То по дороге, то тропинкой среди скал, то через редкий колючий кустарник.
Третий день должен был стать последним для этого объекта.
Марко и Люда влезают через окно в дом, а остальное — как поведут они себя в чужом, заброшенном доме, с кем встретятся, — все это будет сниматься уже осенью, на киностудии в одном из павильонов.
А пока загримированные и одетые Володя и Оксана прохаживались перед домиком вместе с Егором Андреевичем и репетировали. Только что подъехала осветительная машина, и с нее начали сгружать дополнительные приборы. Рабочие-постановщики переносили по кадру часть «каменного» забора и старательно укрепляли его на новом месте. Звуковики растягивали кабель, а механики готовили к съемке кинокамеру. В стороне, привязанная к дереву, повизгивала овчарка Дейк, которая играла в картине роль пса Разбоя. С ней возился дрессировщик: что-то упрашивал, что-то требовал — тоже, выходит, репетировал.
Все были заняты, у всех была какая-то своя работа. Один только Ромка оказался сейчас не у дел и тоскливо слонялся от машины к машине. Как-то так получилось, что все необходимое уже сделано и больше ничего никому не требовалось.
Ромка предлагал свою помощь и осветителям, и декораторам, и даже звуковикам, но ему вежливо отказывали и советовали посидеть в сторонке, отдохнуть. А отчего отдыхать, если еще устать не успел?
Именно в этот момент наскочил на него Канатов. Увидел и обрадовался.
— Ты что делаешь?
— Ничего, Лев Петрович.
— И отлично и великолепно, — засуетился довольный администратор. — У меня к тебе просьба, не в службу, а в дружбу. Съезди, пожалуйста, автобусом в поселок… в ресторане надо забрать ящик кефира. Помоги, друг…
— Мне нельзя в поселок, — испугался Ромка. А Канатов возмутился.
— Что ты говоришь? Ты понимаешь, что говоришь? — заторопился он. — Раз я тебя посылаю — я за все отвечаю. Войди в мое положение… Шофер на базу еще заедет, косынку девочки забыли, а ты тем временем в ресторане дело провернешь… Понимаешь? Не в службу, а в дружбу.
— Да нельзя мне, — пытался сопротивляться Ромка, — нельзя. Хоть у директора спросите…
— Директора нет, — отрезал Канатов, — а на площадке я хозяин. Ты подсобник? Подсобник. Тебе за что деньги платят? Садись сейчас же в автобус… Не в службу, а в дружбу, — повторил уже мягче. — Сейчас перерыв людям дадим. Должны они перекусить?
