Анна Кальма - Дети горчичного рая
Чарли нигде не оказалось.
– Он не пришел, потому что он гордый. – Нэнси сказала это совсем тихо, но все услышали. – Ему легче умереть, чем рассказать, что его прогнали. Я его знаю. И, наверно, он стоит где-нибудь в темноте и плачет.
И Нэнси, не выдержав, заплакала сама.
– Ну, поплыла теперь! – раздраженно фыркнул Джой. – Чарли не девчонка – он реветь не станет, можешь не беспокоиться!
Но, несмотря на уверенный тон, и у него стало тоскливо на душе.
Все вдруг заспешили по домам. Никто уже не обращал внимания на блестящую освещенную холодным сиянием фар «Серебряную свирель».
Джой поспешно уславливался с Василем – вместе зайти рано утром к Ричардсону.
В мрачном молчании расходился «штаб». Но, отойдя на достаточное расстояние от дома Робинсонов, каждый, не сговариваясь с другим, принимался кричать в туманную, сырую темень:
– Ау, Чарли!.. Где ты?
– Робинсон, это мы – твои друзья! Откликнись, Робинсон!
– Чарльз, куда ты пропал?..
Друзьям отвечали гудки автомобилей, топорные голоса радиодикторов, пьяные гуляки, шатающиеся по улицам. А Чарли если и слышал их, то не отозвался.
19. Четверг
Ее видели мальчишки, развозящие в фургонах молоко; ее видели шоферы моечных машин, очищающие улицы от мусора; ее видели газетчики, спозаранку оглашающие город своими выкриками; ее видели рабочие, спешащие в своих комбинезонах на заводы Милларда; ее заметили маленькие клерки, отпирающие двери своих контор; ее приметили собаки мясника и булочника, бежавшие с газетами к своим хозяевам, – ее приметил весь утренний, трудовой, плохо выспавшийся и усталый люд Стон-Пойнта.
Никто из людей не обратил на нее особого внимания: стоит и стоит на углу площади Неизвестного Солдата какая-то малышка с наспех завязанным на апельсиновых кудряшках бантом. Зато собакам она показалась подозрительной, и они подошли и тщательно обнюхали ее смуглые голые коленки, клетчатую юбчонку – всю ее маленькую напряженную фигурку. И, хотя Кэт страшно боялась собак и в другое время непременно сбежала бы при виде огромного дога и всклокоченного шотландского терьера, на этот раз она стойко выдержала прикосновение собачьих носов и осталась на своем наблюдательном посту.
Дело в том, что Кэт ждала. Ее мысли, ее зрение, ее слух – все было подчинено этому ожиданию. Ни шум города, ни крики газетчиков, ни запах жареной кукурузы, шедший из ближайшей лавчонки, не могли ни на секунду отвлечь ее. Девочка, прищурясь, посматривала на часы, украшавшие купол универсального магазина «Атенеум», и каждое легкое движение минутной стрелки заставляло ее трепетать и шептать молитвы. Впрочем, к обычным молитвенным словам здесь примешивались совсем современные и даже, мы бы сказали, чисто технические термины.
– Милостивый боже, сделай так, чтобы его мотор работал!.. Сделай так, чтобы он поскорее приехал, пока не проснулись наши… Господи, помоги, чтобы машина его была в исправности…
Так горячо молилась Кэт, прижимая к груди руки и все нетерпеливее глядя в направлении «Атенеума».
И вдруг ее лицо просияло и бант затанцевал на кудряшках: среди окружающих звуков ее чуткий слух уловил знакомый скрежет и астматическое хрипенье, точно взбирался на гору, на непосильную высоту, старый, тяжело больной человек.
– Он! Провалиться мне на этом месте! – энергично сказала Кэт. – Слава тебе господи! – И она стрелой пустилась навстречу тому, кого так нетерпеливо ждала.
Из-за мраморной кариатиды, украшающей двери Национального банка, появилось уже знакомое всем нам оливковое чудовище.
Экипаж дяди Поста, еще не успевший в этот час запылиться, радовал глаз свежевымытым кузовом, который на этот раз своим цветом напоминал молодой щавель.
На шоферском сиденье подпрыгивал сам дядя Пост, зорко вглядываясь в сложный фарватер улицы и умело лавируя между рифами и скалами тротуаров, ларьков и газетных киосков.
Внезапно в поле зрения старого почтальона попало некое непредвиденное препятствие в виде девочки с голыми коленками, стоящей поперек проезда и размахивающей обеими руками. Девочка отнюдь не была похожа на хич-хайкеров – попрошаек, – которые клянчат, чтобы их подсадили в попутную машину. К тому же ее сигнализация, как понял дядя Пост, относилась именно к нему и к его экипажу.
Подъехав вплотную к девочке, дядя Пост с трудом обуздал свое чудовище и заставил его остановиться. Раскрасневшаяся, возбужденная малышка тотчас же очутилась у автомобиля.
– Ох, дядя Пост, наконец-то! А я-то жду вас уже целых полтора часа и восемь минут! – вымолвила она запыхавшись.
Дядя Пост нагнулся и со своего места внимательно рассматривал девочку. Как будто он уже знаком и с этими кудряшками и с этим бантом! А впрочем, может, это ему кажется? Ведь так много на его пути таких кудряшек, и коленок, и бантов!
– Ну, выкладывай, что у тебя такое, сестричка? – сказал он снисходительно. – Да поторапливайся, а то почта не ждет.
– Я сама страшно тороплюсь уйти, пока наши не встали и не хватились меня. Потому что если Фэйни пронюхает, он меня пришибет, – убедительным тоном сказала девочка.
– В чем дело? Ничего не понимаю! – Дядя Пост яростно затеребил нос. – Нельзя ли выражаться понятнее, юная леди?
Юная леди в эту минуту пугливо оглянулась на проходившего мимо мальчишку, но вслед за этим преспокойно взобралась на сиденье дяди Поста и притянула к себе его седую голову:
– Дядя Пост, я вам скажу что-то, но только на ухо. – Она опять оглянулась. – Только на ухо, а то Фэйни меня убьет.
– Да кто этот Фэйни, этот злодей? – притворно свирепо сказал дядя Пост. – Давай его сюда, и мы мигом с ним расправимся!
– Ох, нет, не так легко с ним расправиться! – Кэт вздохнула в самое ухо старика. – Вот послушайте…
Странное зрелище представляла эта пара в автомобиле: похожий на диковинную птицу старый почтальон и кудрявая девочка, взобравшаяся с ногами на сиденье и что-то горячо шепчущая на ухо старику.
По мере того как шептала Кэт, лицо дяди Поста из благодушного и спокойного становилось хмурым и все более сердитым. Он то сдергивал свою форменную фуражку и принимался комкать ее в руках, то бормотал проклятия и яростно шлепал себя по коленке. Хохолок у него на лбу встал дыбом, щеки покраснели.
– Нет, что выдумали! Подумать только, что выдумали, бродяги! – воскликнул он гневно. – Да это неслыханно! Отлично знаю я его. Хороший, смирный мальчуган. И отец у него был дельный, работяга. Бывало, последним центом готов был поделиться!.. – Старик свирепо повел глазами. – Ладно, сестричка, рассказывай дальше.
И Кэт, по-прежнему пугливо озираясь – не наблюдает ли за ней кто-нибудь, – снова принялась шептать.
– Как?.. Так это их подлые открытки я развозил вчера? – завопил вдруг дядя Пост. – А я-то думал, что это безобидные апрельские шутки! Ах, проклятые! Заставить меня, старого человека, участвовать в их гнусной затее!.. Ну погоди же, я с ними рассчитаюсь! Все об этом узнают, будьте покойны!
– Только поезжайте поскорее, дядя Пост, пока они еще не собрались, – умоляющим голосом сказала Кэт. – И непременно, непременно вызовите мистера Ричардсона и все-все ему расскажите… Только, ради бога, не проговоритесь, что узнали это от меня, а то мне не жить больше на свете!
– Можешь не беспокоиться, сестричка, дядя Пост еще никогда не был доносчиком, – проворчал старый почтальон. – А уж тех молодчиков не пожалею… Сейчас нагряну в школу, все как есть доложу мистеру Ричардсону, и мы с ним вместе провалим всю их подлую игру. Уж мистер Ричи никогда не допустит ничего бесчестного, можешь мне поверить.
И, ворча еще что-то под нос и теребя себя за хохолок, дядя Пост принялся со всей возможной быстротой настраивать свой экипаж для дальнейшего следования. Конечно, как и полагается, он первым делом включил зажигание и нажал на стартер. Раздался неровный стук: как будто пустили в ход давно не работавшую мясорубку – и сразу все стихло. Дядя Пост нажимал кнопку стартера, вытаскивал подсос – все было напрасно. Кэт стояла на тротуаре, всем своим существом участвуя в действиях дяди Поста. Когда нагибался дядя Пост, нагибалась и Кэт; заглядывал он под машину – и Кэт тоже старалась заглянуть под колеса; морщил брови старик – и тотчас же сдвигались брови девочки. Невольно она повторяла руками и всем лицом все жесты и гримасы дяди Поста. А когда отчаявшийся старик принялся заводить свое чудовище ручкой, Кэт подскочила к нему:
– Давайте я покручу, дядя Пост! Знаете, я очень сильная. Вы не смотрите, что я маленькая. Я настоящий силач, честное слово… Иногда мне даже удается дать Фэйни сдачи.
– Ого, тогда я верю, что ты силачка! – сказал дядя Пост, красный и взмокший от возни со своим экипажем. – Но, видишь ли, эта скотина привыкла слушаться только одного меня. И потом, к ней не нужно применять силу, а то она обидится и будет еще хуже. Она у меня признает только деликатное обращение.
