Альфред Вайденманн - Багажная квитанция №666
Директор намеревался встретить гостя собственной персоной. Но мистер Оуверсиз уже входил в стеклянную дверь.
— Хелло! — громко крикнул он и, выпустив густое облако сигарного дыма, протянул руку директору Адлеру и главному портье Крюгеру.
Добро пожаловать! — сказал директор. За ним, точно эхо, откликнулся Крюгер:
Добро пожаловать!
Мистер Оуверсиз был весьма крупный, широкоплечий мужчина. На голове у него была светлая летняя шляпа с очень широкими полями.
— А это Френсис, Оуверсиз-младший, — представил он, слегка подтолкнув вперед, шедшего рядом мальчишку лет четырнадцати.
Мальчишка жевал резинку, на голове у него была жокейская шапочка с торчащим вверх козырьком. Он снял шапочку. Обнаружилось, что у Оуверсиза-младшего короткие черные волосы. "Как щетка для чистки обуви", — подумал Петер.
Хай! — сказал Оуверсиз-юниор, чуть приподняв руку.
Рад познакомиться! — ответили одновременно директор Адлер и главный портье Крюгер, поклонившись и улыбнувшись.
Все вместе вошли в лифт. Директор Адлер взял ключи от номера и самолично возглавил процессию. За ним следовали отец и сын Оуверсизы и шофер-негр, который нес чемодан. Заключал шествие посыльный Петер Пфанрот с двумя плащами на руке, папкой для бумаг и дорожной сумкой из светло-коричневой кожи.
Остальной багаж доставит слуга, — заверил господин Крюгер у двери лифта. Но мистер Оуверсиз покачал головой.
На данный момент это все. У нас еще большой чемодан, который мы оставили в камере хранения на вокзале. Но его заберет Джимми, когда он нам понадобится.
Негр улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, а Крюгер только и сказал:
— Разумеется, мистер Оуверсиз!
Между первым и вторым этажами мистер Оуверсиз объяснил, что его сын родился в Берлине, но его ребенком увезли в Штаты.
Так что он, можно сказать, впервые в Германии, — понимающе констатировал Адлер. Улыбаясь, он повернулся к мальчику с короткими черными волосами и сказал: — I hope you like to be here![11]
Тпапк уоu[12],— отвечал младший Оуверсиз, глядя сначала на директора, а потом в потолок.
Вы можете говорить с ним по-немецки. Он говорит довольно хорошо, — сказал мистер Оуверсиз и затянулся сигарой. — Дома мы говорим только по-немецки. Даже Джимми уже выучил несколько слов. Правда, Джимми?
О yes, я говорить very good German[13], — ухмыльнулся негр. Он прикрыл глаза, и на лбу его от напряжения появились две глубокие складки. — Добрый дни! Добрый утр! Как вам дела? Спасибо болшое! Я себе позволять, пожалста. Сколко это стоить? Это меня очень дорог!
Слушать его было так же смешно, как и видеть его мимику при этом.
— Настоящий номер для варьете! — Директор Адлер смеялся так, что на глазах у него выступили слезы.
Теперь и мистер Оуверсиз не удержался и стал хохотать вместе с ним. Петер тоже еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Но, зная, что посыльному это не положено, закусил губу и при этом отчаянно покраснел. Ну что тут поделаешь?
Френсис не смеялся. Наоборот, он явно рассердился. Прищурив глаза, он смотрел на смеющихся взрослых и, увидев, что посыльный тоже еле сдерживается от смеха, правым локтем толкнул негра в бок. А на Петера глянул довольно зло. Джимми умолк мгновенно, как граммофон при коротком замыкании.
В этот момент лифт остановился, и лифтер открыл дверь. Поэтому взрослые ничего не заметили. Продолжая смеяться, они вышли из лифта и двинулись по коридору. Френсис все еще смотрел на Петера, потом пошел сзади него, тихо разговаривая с Джимми по-английски.
Сюда, прошу вас, комнаты 310–312,— сказал директор Адлер, открывая одну из дверей. — Из одной комнаты можно проходить во все остальные. Вот эту, с ванной, я полагаю, займет господин Оуверсиз-младший. Рядом салон с большим балконом, выходящим на Альстер, как вы и просили, а за ним ваша спальня с ванной, мистер Оуверсиз. Разрешите, я пройду первым. — Директор вошел в номер и открыл следующую дверь, ведущую в другую комнату. Гости последовали за ним.
Very nice,[14] —заметил мистер Оуверсиз, оглядевшись. — Значит, это будет твоя комната, — сказал он сыну и последовал за директором дальше. В свою очередь Джимми с чемоданами последовал за хозяином. Петер, — вошедший последним, закрыл за собой дверь и хотел было пойти вместе со всеми. Внезапно его окликнули:
— Эй, ты!
Петер обернулся.
Оставь здесь вещи, — сказал Оуверсиз-младший и принялся устраиваться в комнате.
Слушаюсь, мистер Оуверсиз, — ответил Петер с чрезвычайно серьезным видом и положил папку на диван, а кожаную сумку на маленький низкий столик, предназначенный для багажа.
Френсис тем временем снял куртку и бросил ее в кресло. Ему так хотелось продемонстрировать свой лимонно-желтый пуловер, на груди которого был изображен очень пестрый ковбой. Ковбой забрасывал лассо, и передние ноги лошади круто поднимались куда-то ввысь. Это была настоящая картина. Петер непроизвольно остановился и широко открыл глаза. Но, заметив, что юный Оуверсиз внимательно наблюдает за ним, быстро подхватил оба плаща и стал искать вешалки. Френсис тем временем уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Его льняные голубые брюки, и так засученные почти до икр, поползли еще выше, обнажив во всю длину яркие носки, пестревшие всеми цветами радуги. Юный американец не спускал с Петера глаз, продолжая непрерывно жевать свою жевательную резинку.
Петер, конечно, чувствовал его взгляд и нервничал. Он поспешил повесить плащи и повернулся.
До свиданья, мистер Оуверсиз, — сказал он и уже хотел было выйти из комнаты.
Здесь есть радио? — спросил мальчик с ковбоем на груди. При этом слово "радио" прозвучало так, словно мальчика только что переехал трамвай.
Вон там, у кровати, — вежливо ответил Петер.
Please![15] — Юный Оуверсиз требовательно потыкал правой рукой в воздухе, как будто вставлял штепсель в розетку.
Слушаюсь, — сказал Петер, подражая главному портье Крюгеру.
Он подошел к кровати и включил радио. Сначала был только невнятный шум, через несколько секунд настройки шум исчез и раздался ясный голос диктора, говорившего что-то о реформе налоговой системы.
Петер посмотрел на Оуверсиза-младшего, а тот на Петера. Так, глядя друг на друга, они какое-то время слушали радио. То есть, конечно, не слушали, а только смотрели друг на друга.
"Вообще-то он мне очень даже нравится, — подумал юный американец. — Во всяком случае, старательный. Но, может, мне все-таки удастся вывести его из себя, чтобы он перестал играть свою роль и по-настоящему разозлился".
"У него волосы и вправду как щетка для ботинок, — подумал Петер. — А одет он как клоун в цирке. Наверняка он еще в жизни и пфеннига не заработал".
Выключи! — приказал юный Оуверсиз и снова подтвердил приказ жестом.
Слушаюсь. — Петер выключил приемник. — Еще что-нибудь желаете, мистер Оуверсиз?
Вместо ответа Френсис в кресле встал на голову. Держался он при этом очень прямо и даже развел в стороны руки, тоже абсолютно прямые.
"Раз, два, три", — посчитал про себя Петер и направился к двери.
А ты так сможешь? — снова задержал его Оуверсиз-юниор. Голос его звучал несколько приглушенно.
К сожалению, я на работе, — ответил Петер и поклонился. — До свиданья, мистер Оуверсиз.
Пожалуйста, поклонись еще раз, — раздался приказ из кресла. — Это так смешно! Я смотрю на тебя, стоя на голове, и когда ты кланяешься, получается очень смешно.
Как пожелаете, мистер Оуверсиз, — сказал Петер. Он набрал в легкие побольше воздуха и поклонился еще раз.
Wonderful![16] — воскликнул Оуверсиз-младший и от удовольствия заболтал в воздухе ногами в своих неимоверно пестрых носках, но вдруг закашлялся: наверное, жвачка попала ему в дыхательное горло.
Это было очень кстати, тем более что Петер уже слышал голоса возвращающихся в комнату Адлера и Оуверсиза. Быстренько сказав "до свиданья", он удалился.
Когда Петер вернулся на скамью для посыльных, Рыжик чуть не лопнул от любопытства.
Везет же некоторым! — пропищал он. — Сколько?
Понятия не имею, — фыркнул Петер.
Как это? — Рыжик выпрямился и сделал большие глаза.
Он записал номер моего счета в банке и хочет мне перечислить.
Дурацкие у тебя шуточки! — возмутился Рыжик.
Главный портье покосился на посыльных поверх очков:
— Господа, попрошу тишины!
Через десять минут пришла вторая смена. А через пятнадцать Петер и Конни уже намыливали друг другу спины.
— Если мистер Оуверсиз на ночь прячет бумажник под подушку, то, наверное, он спит в сидячем положении, — предположил Конни.
Оба встали под мощную струю и скоро с головы до ног покраснели, как раки, потому что вода была очень горячая.
— Теперь наоборот! — скомандовал Петер и переключил на холодную.
