Валерий Гусев - Клад
— Во так вот! — довольно крякнул дед. И достал немецкий штык. Пузан вдруг заплакал, а двое других вцепились в свои уши, забегали испуганными глазами.
— Что? — вежливо спросил их дядя Коля. — Не нравится? Неужели? Боитесь — больно будет? А нам не больно? А его отцу-матери не страшно было? — И тут дядя Коля так их обругал, что повторить это я не могу. К сожалению. И не потому что забыл или не понял. Но мне понравилось.
— Вот мое решение, — сказал дядя Коля, успокоившись. — На этот раз мы вас отпустим. С ушами. Но передайте своему боссу: если еще раз в нашей округе «выступите», то мы приедем к вам на танке и прямой наводкой разнесем и сотрем с лица земли ваше поганое осиное гнездо со всеми обитателями. Возражений нет? Вопросов? Гуляй, ребята!
Мы расступились, и они понуро побрели к машине. Мы молча смотрели им вслед. Только Лешка не выдержал. Схватил с телеги дедов валенок, догнал Пузана и ахнул его по башке. Пузан вежливо улыбнулся и поддернул обрывки штанов.
Они сели в машину и медленно, болтая распахнутыми дверцами, поехали восвояси, в свое осиное гнездо.
— Отдай валенок, — сказал дед Алешке. — То-то я гляжу — хромаю. Одна нога-то босая. — Дед обулся, притопнул. — Во так вот!
Конец осиного гнездаНа следующее утро началась совсем другая жизнь. Спокойная. Мы все время чувствовали огромное облегчение. Будто сбросили с плеч тяжелый, мешающий груз. И порхали теперь как бабочки. Для нас с Алешкой вообще наступила золотая пора — полная свобода. Мы шлялись где хотели и делали все, что не придет в голову, не оглядываясь. В свободное от работы время, конечно. Потому что из-за этой войны мы много дел запустили и надо было их нагонять. Но времени нам хватало — и на дело, и на безделье…
Изредка, раза три в день, заходил в гости дед Пиля. И каждый раз, напившись чая и прощаясь, говорил дяде Коле с надеждой:
— Ты, Коляша, не смущайся, свистни — если что. Тут же на помощь прибуду. Танк у Паршутина займу — и прибуду. Как штык. Во так вот.
Не терпелось ему повоевать. А мне надоело. Хотелось пожить спокойной жизнью. Среди мирных трудов. Без врагов, без опасностей и тревог…
Не вышло! В первый же день мира, вечером, когда мы забрались на сеновал, Алешка сказал шепотом:
— Я знаю, куда дядя Коля пистолеты спрятал…
— Ну и что? Я тоже знаю. В холодильник.
— Надо их забрать.
— Зачем?
— Чтобы осиновое гнездо дотла разрушить. — Я расстроился: опять воевать.
— Не надоело?
— Дело нужно до конца довести, — аргументировал Алешка. — А то они раны залижут, штаны новые купят, соберутся с силами и опять «наедут». Ведь мы теперь богатые будем… Когда клад выроем.
— Ты вырой сначала.
— Щас! И прямо им в руки отдать? Там знаешь сколько миллионов! И потом — милицию все равно придется вызывать. А у них там свой человек, понял? Мы клад добудем, а они все загребут. Чужими руками. Ну, не хочешь с пистолетами, давай у Паршутина танк возьмем, в долг. Потом рассчитаемся, когда клад достанем.
— А ты что, танк водить умеешь?
— Научимся, — горячо, напористо шептал Алешка. — Сначала по деревне погоняем, а потом в город ворвемся, как из пушки ахнем и…
— Куда ахнем? — Я сел и задумался — все равно спать не даст.
— Мы же не знаем, где их резиденция.
— Эй, вояки! — раздался снизу папин голос. — Кто спать будет?
— Мы уже спим, — откликнулся, помолчав, Алешка. — А ты нас разбудил своим голосом. — И опять зашептал мне в ухо: — Мы их найдем, у меня вещественное доказательство есть. Завтра покажу…
Я долго не мог заснуть. Все думал. Алешка, конечно, прав. Бандитов надо добить. Не верил я в их смирение. Не те это лещи, у которых есть совесть. Но пистолеты и танки, конечно, отменяются. Нужно придумать какой-нибудь способ захватить всю банду и сдать в милицию. Чтобы их надолго изолировали от общества. Но сначала надо найти их осиное гнездо. А там уж придумаем, как их взять.
Я вздохнул — опять откладывается спокойная жизнь, опять вечный бой. Покой нам и не снится…
Утром Алешка показал мне «вещественное доказательство» — клочки бумаги с какими-то цифрами.
— Ну и что? — не понял я.
— Адрес, — сказал Алешка. — Этих бандитов.
— Как же! Адрес, — ухмыльнулся я. — Это банковские реквизиты какой-то фирмы. Номер банка, номер счета и прочее. Никакой не адрес.
Алешка посмотрел на меня как на грудного. Пожал плечами — это он умел. И пояснил снисходительно:
— Эту бумажку дяде Коле Пузан совал, помнишь? Куда деньги перевести. Я ее тогда подобрал. Один только клочок не нашел, с названием фирмы. Видишь, «ТОО…», а дальше оборвано.
— Самое главное — и оборвано. Счет-то нам зачем?
— Какой ты все-таки… безнадежный, — не выдержал Алешка и на всякий случай отскочил в сторону. — Придем в банк, покажем бумажку и спросим, где эта фирма? Вот и все.
— Не скажут, — не согласился я. — Не имеют права. Коммерческая тайна.
— Тебе не скажут, — согласился Алешка.
— А тебе скажут? Разбежался.
— А мне скажут. Поехали? Я все обдумал. По дороге расскажу. — Ну что с ним делать?
За завтраком мы пустили дезинформацию о том, что очень устали и хотим устроить поход на велосипедах. Мол, «лето красное проходит, кругом природа, а мы ни разу в поход не сходили дальше скотного двора».
Дядя Коля нас горячо поддержал. Сам выкатил из сарая велосипеды, помог их привести в порядок и подкачать шины, собрал в рюкзачок провиант на дорогу. А мама выдала нам немного денег на личные расходы.
Правда, все дело чуть не сорвал неугомонный дед. Пришел на чай, узнал про поход и сказал, что поедет с нами. Командиром. Но дядя Коля его отговорил — выставил на стол бутылку, и дед про поход сразу забыл — стал песни петь и боевую молодость вспоминать. Под этот шумок мы и смылись.
Как обычно, на первой же красивой полянке мы устроили привал, разложили костер, сварили чай и все съели.
Отдохнули и налегке поехали дальше, в город. На станции, где было так же шумно и грязно, как в день нашего приезда, громче всех кричала какая-то толстая бабка про свои пирожки — «горячие-прегорячие». Мы уже успели проголодаться, поэтому взяли по пирожку — на больше нам денег не хватило, съели их и запили водой из колонки. Ничего, сказал Алеха, скоро у нас будет «баксов» на тысячу пирожков, получше этих в сто раз.
Потом мы поглазели на поезда, постояли на мосту, посмотрели, как в реке купаются утки, и сами искупались. Потом зашли в коммерческий магазин и выбрали себе по магнитофону и плейеру (в счет клада). Потом присмотрели в хозяйственном две единственные косилки для дяди Коли, непригорающую сковородку маме. И выбрали папе зажигалку. Потом побродили по городу и осмотрели местные достопримечательности и памятники старины.
Потом сели на велосипеды и поехали домой. Пирожки на станции были все еще «горячие-прегорячие», не остыли еще, но уже подорожали. Мы на них — ноль внимания, гордо проехали мимо и выехали за город. И тут Алешка задумался, стал что-то вспоминать и вдруг начал хохотать так, что чуть не свалился с велосипеда. Я тоже посмеялся с ним, хотя еще не знал — над чем.
А Алешка сквозь смех сказал:
— А зачем мы с тобой в город ездили? Забыли? Точно! Мы все сделали, кроме главного. Ведь мы на разведку приехали, вражеское гнездо разыскать!..
И мы вернулись в город. И поехали прямо в банк.
— Мы с тобой не знакомы, — шепнул мне Алешка, когда мы входили внутрь.
Этот артист сразу преобразился. Теперь это был очень вежливый, но растерянный мальчик, с заплаканными глазами. Но не теряющий достоинства. И никто бы по его виду не догадался, что плакал он от смеха.
Чтобы не привлекать внимания, я присел в сторонке и сделал вид, будто заполняю какой-то бланк. А сам изо всех сил приглядывался и прислушивался.
Алешка огляделся, выбрал самую симпатичную и пожилую работницу, похожую на фрекен Бок, подошел к ней и вежливо и культурно спросил:
— Простите, девушка, директор банка сможет меня сейчас принять?
Бабуле явно понравилась его вежливость и то, что он назвал ее девушкой. Тонкий психолог!
— Неужели мы без директора не сможем решить ваши проблемы? — любезно спросила она.
— Скорее всего — нет, — ответствовал Алешка. — Видите ли, моя бедная мама является клиентом какого-то ТОО и попросила меня отнести туда некоторые документы. А я, — он стыдливо потупился и выжал слезу раскаяния, — а я… заигрался с мальчиками… и потерял бумажку с адресом… и моя бедная мама…
— Ну, ну, ну, успокойся, — бабуля достала платочек с явным намерением осушить его лживые слезы. — Чем же тебе помочь? Ты совсем ничего не помнишь?
Алешка сделал вид, что напряженно думает, вспоминает. Потом снова виновато потупился и блеснул слезой… И вдруг радостно вскинул голову.
