Валерий Роньшин - Тайна прошлогоднего снега
— Да какая разница, — снова начал он. — Белая коза, черная коза…
— Про коз мы уже слыхали, — перебила я его и блеснула своими церковными познаниями: —
По иконописным канонам святых на иконах положено изображать так, как положено. Вы бы им еще вместо нимбов рога нарисовали.
— Не богохульствуй, дитя мое, — закрестился он левой рукой. И у меня отпали последние сомнения. Потому что всякая нечисть (как опять же говорил мне майор Гвоздь) всегда левой рукой крестится.
— Во-первых, это не я рисовал, — сказал… (даже не знаю, как его и называть-то теперь), — а одна известная художница.
— Уж не Афиногена ли Смертолюбова? — предположила я и попала в точку.
— Да, она. А откуда ты, девочка, знаешь?
— А я ее поклонница, — быстренько нашлась я.
— Тебе нравится творчество Афиногены? — обрадовался этот тип в рясе (пожалуй, я его так буду называть).
— Ага. Я его просто обожаю.
— А я обожаю ее. Она моя хорошая знакомая. Можно сказать, друг.
"Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты" — пришла мне на ум известная поговорочка. А тип в рясе продолжал:
— Афиногенушка скоро сюда должна пожаловать.
Вот это новость!
— А зачем?
— Ко мне в гости.
— А Каннибалов к вам в гости, случайно, не собирается?
— Собирается, — подтвердил тип. — Он вместе с Афиногеной приедет.
Удивлению моему не было границ. Все подозреваемые по моему делу съезжались в Бесовку, как по заказу.
— А может, к вам еще и Одуванчикова приедет?
Теперь уже границ не было удивлению типа в рясе.
— Да, приедет. А ее-то, девочка, откуда ты знаешь?
— А она у нас в школе астрономию преподает. А вы ее откуда знаете?
— Так это ж моя сестра.
— Ваша сестра?!
— Да, двоюродная.
"Охренеть!" — как пишут во взрослых книгах. Не иначе как бог уже начал мне помогать на всю катушку.
— Ну ладно, батюшка, — закруглилась я, — пойду, пожалуй.
— Ступай, дитя мое, — перекрестил он меня снова левой рукой. — Бог тебе в помощь.
Я вышла из церкви красная как рак… нет, пожалуй, краснее — как помидор. Еще бы! Столько всего узнать по своему делу. Итак, все подозреваемые соберутся в Бесовке. Интересно, зачем?
Уж наверное, не для того, чтоб как-то облагодетельствовать человечество. Скорее наоборот. Но у них ничего не выйдет. На их пути встану я — Эмка Мухина! И да поможет мне Бог (с которым я сегодня ночью встречаюсь за околицей)!
На небе все так же сияло солнце. А на паперти все так же сидел дурачок Жора, пуская слюни и сопли.
— Всего хорошего, Жорик, — помахала я ему ручкой.
— Гы-гы-гы, — поковырял он пальцем в носу.
Глава XV
ПРИШЕЛЬЦЫ ИЗ ЧЕРНОЙ ДЫРЫ, ИЛИ ПОДВОДНОЕ КЛАДБИЩЕ
И вот на Бесовку опустилась ночь. Злобно светила луна на небе. Злобно выли волки в Подрывайкином лесу. А у самого леса стояла заброшенная избушка, в которой мне была назначена встреча. В злобном свете луны избушка выглядела довольно-таки зловеще. "А вдруг это избушка-ловушка?" — подумала я. Ведь если Володька оказался не Володькой, то и бог вполне мог оказаться не богом. И я, значит, войду в эту избушечку, а там меня поджидают меркуриане или эти… как их… существа, порожденные моим умом.
Впрочем, долго думать я не любила. Да и майор Гвоздь не раз мне советовал: "Не надо слишком много думать, Эмма. Кто много думает, тот мало делает".
"А! Будь что будет!" — решила я и со всей силы врезала ногой в дверь, надеясь вышибить ее с одного удара. Но моя нога легко прошла сквозь дверь, как будто никакой двери не было и в помине. И я вслед за свой ногой влетела… нет, не в темную тесную избушку, а в светлое просторное помещение, в котором за мониторами сидели какие-то военные, а по экранам бежали какие-то цифры.
Мое появление не произвело особого впечатления. Вернее сказать, оно вообще никакого впе-чатления не произвело. Все продолжали сидеть как ни в чем не бывало и пялиться на экраны.
Я подошла к одному из военных с капитанскими погонами — капитану, стало быть, — и вежливо постучала ладошкой по одному из погон.
— Простите, пожалуйста… Он обернулся.
— Жора?! — вырвалось у меня.
Да, представьте себе, это был дурачок Жора. Правда, уже без соплей и слюней.
— Пойдемте, Эмма, я вас отведу к начальнику.
- А…
— Он вам все объяснит, — опередил мой вопрос Жора-дурачок, ну то есть капитан. — Идемте.
И мы пошли по какому-то длинному-предлинному коридору… Похоже, что избушка изнутри была во много раз больше, чем снаружи. Да и избушка ли это — начинала я уже сомневаться.
— А… — снова хотела я спросить.
— Оптический обман, — опять опередил мой вопрос капитан. — Для конспирации.
— А-а, — протянула я, хотя чего "а-а", сама толком не поняла. Я вообще пока что ничего не понимала.
Наконец мы подошли к двери, на которой было написано:
НАЧАЛЬНИК ОСОБОГО ОТДЕЛА
Сердце мое радостно заскакало, словно мустанг (мустанг, ребята, это дикая лошадь североамериканских прерий). Я уже точно знала, кого сейчас увижу.
— Прошу, — открыл дверь капитан, пропуская меня в кабинет.
А в кабинете за столом сидел майор Гвоздь, как всегда покуривая сигаретку и покручивая свои роскошные усы.
Я чуть на шею ему от радости не кинулась. Ну теперь-то все будет окей, раз я встретила бравого майора. Но, оказалось, рано я обрадовалась.
Впрочем, не буду забегать вперед.
Итак, передо мной сидел майор Гвоздь.
— Петр Трофимыч, вот так встреча! А куда вы пропали-то?! Хотя б позвонили мне разок…
— Позвонить?.. Тебе?.. — как-то странно глянул на меня Гвоздь и перевел разговор на другое, точнее, на другого: — Знакомься, Эмма, — кивнул он на Жору, — это мой заместитель, капитан Кипятков.
— Здравия желаю! — козырнул мне Кипятков.
— Здрасте, — ответила я.
— А я тут недавно одну штукенцию изобрел, — начал рассказывать Гвоздь, пуская дым колечками, — с ее помощью можно вступать в телепатический контакт в радиусе трех километров…
— То-то мне божий голос знакомым показался, — припомнила я. — А почему вы, Петр Трофимыч, сразу не сказали, что это вы?
— Чтоб отец Онуфрий ничего не заподозрил, если б каким-то образом подключился к нашей телепатической волне. А так ты с богом беседуешь — ничего подозрительного.
— Кстати, — воскликнула я, — а вы знаете, что этот самый отец Онуфрий молится на птичьем языке?!
— Так точно, знаем! — козырнул Кипятков.
— А то, что в этой церкви на всех иконах нимбы у святых квадратные, вам известно?
— Известно, — кивнул Гвоздь. — Ты лучше, Эмма, расскажи, как ты в Бесовке оказалась?
— Меня шофер Лихачев на своем "уазике" привез.
— Это нам тоже известно. Ты с самого начала расскажи.
И я начала с самого начала. Когда я дошла до смерти Гафчика, майор, подкрутив левый ус, сказал со вздохом:
— Да, жаль, хороший был пес.
Когда я дошла до смерти Володьки, майор, подкрутив правый ус, сказал со вздохом:
— Да, жаль, хороший был парень.
А когда я рассказала про море крови в номере отеля, Гвоздь и Кипятков понимающе переглянулись.
— Глюколюс-галлюцинациус, — со значением сказал майор капитану. — Верно, старина?
— Так точно! — козырнул Кипятков.
— Вы хотите сказать… — начала я.
— Нет, Эмма, мы хотим спросить: а не было ли в том номере черного цветка с черными колючками?
— Был! — тотчас вспомнила я.
— Тогда все ясно. Из-за этого цветочка, который по-научному называется глюколюс-галлюцинациус, тебе и чудилось море крови. Он своим запахом вызывает сильнейшие галлюцинации.
— А может, тогда и мое падение с небоскреба тоже было галлюцинацией?
— Никак нет, Эмма! Ты в самом деле грохнулась с небоскреба, и от тебя одно только мокрое место осталось.
— Петр Трофимыч, — улыбнулась я, — вы меня интригуете или прикалываете?
— Ни то, ни другое. Мне Гриша Молодцов из Америки звонил и сообщил о твоем падении.
— А как же я потом в самолете оказалась?
— На этот вопрос я тебе отвечу чуть позже, — пообещал Гвоздь, ловким щелчком послав окурок в пепельницу. — А пока что продолжай.
Я продолжила. И рассказала про мага Гаврикова и про то, как он вышел за пределы познания в область непознаваемого и узнал там, что за мной охотятся порождения моего ума, чтоб завладеть моим внутренним "Я".
— Вечно этот Гавриков все упрощает, — усмехнулся Гвоздь, задымив второй сигаретой.
— А вы его знаете, Петр Трофимыч?
— Так точно! Он у меня в отделе работал до того, как организовал свою Скорую помощь при полтергейстах.
— И вы считаете, что меня не преследуют никакие порождения моего ума?
— Никак нет! — отрезал, словно скальпелем, майор;
— А кто же тогда меня преследует? Меркуриане, что ли?
— Никак нет! — теперь уже отрубил, словно топором, майор.
