Валерий Гусев - Салон недобрых услуг
– Почитай, – сказал он. – Тебе полезно.
– А что это?
– Диктант. Экспертиза такая.
Я прочел: «Казел! Палажи каминь на место…» Что-то знакомое.
– Врубился? «Палажи пад каминь…»
Не слабо. Очень похоже на ту записку, которую получил не так давно неудачник Аркаша.
– Дим, – сказал Алешка. – И ошибки одинаковые, и почерк тоже. Знаешь, чей? Рябчика!
– Брательника Мариши?
– Угадал! Не с первого раза, правда. Это я ему диктовал, Дим. Специально. Чтобы сравнить обе записки.
– Когда ж ты успел?
– Помнишь мой фингал под глазом?
– Ну…
– Это когда Семен Михалыч десант направил в лицей. «Людей посмотреть, себя показать». Лучших отличников отобрал.
– А ты-то как в отличники попал?
– Как козел, Дим.
Еще одна фишка!
– Какой еще козел?
– Из обрывка… то есть, из отрывка.
О господи! Козел из отрывка!
– Щас расскажу. Ты только шашлыки проверь, не пора? А то очень есть хочется. – Он уже забыл про добрый сюрприз.
Да, Алешка, оказывается, многое успел сделать. Вот что он мне рассказал…
Семен Михалыч, наш директор, должен был отобрать наших лучших учеников для встречи с лучшими учениками лицея. «Это будет наш интеллектуальный десант! – гордо говорил директор. – Мы должны показать, что и в обычной школе бывают способные ученики и талантливые учащиеся!»
Наш Алешка ни в тех, ни в других не числился. И этот «десант» ему на фиг не был нужен. Но когда он узнал, что это именно тот лицей, в котором учится брательник Мариши, он поднял такой «хай», что Семен Михалыч сдался. Но не сразу.
В состав «десанта» он отобрал математиков, поэтов, одну пианистку и наш школьный квартет под названием «Проказница мартышка».
– А ты кто такой? – сказал Алешке директор.
– Я – козел! – гордо ответил Алешка.
Семен Михалыч от такого признания даже немного смешался.
– Ну уж, Оболенский… Так уж сразу… Ты вполне приличный мальчик. И родители у тебя достойные.
Тогда Алешка напомнил ему новогодний утренник в первом классе. Они там ставили обрывок… то есть отрывок из «Чука и Гека», где они на станции воевали с козлом. Чука и Гека играли близнецы, ничуть друг на друга не похожие – толстый и тонкий, их маму играла учительница Любаша (так ее прозвали за миниатюрные размеры), а роль козла досталась Алешке. Он для этой роли нарисовал маску – козлиную рожу. И когда в этой маске он появился на сцене, успех был оглушительный. Чук и Гек, их мама, как и положено по роли, удрали за кулисы. Малышей из первого ряда тоже как ветром сдуло, а весь остальной зал повалился под стулья от хохота.
– А что, – осторожно спросил Семен Михалыч, – эта маска еще цела?
– Я еще лучше нарисую.
– Может, не надо?
– Может, не надо. Я могу стишок прочитать.
– Вот только не это! – Семен Михалыч даже вскочил со стула.
Тоже была история! На каком-то школьном празднике, где присутствовала какая-то комиссия из отдела образования, Алешка громко прочел стишок. Там были такие слова: «Дождь покапал и прошел». Алешка по ошибке выдал: «Дождь покакал и пошел». Только вот по ошибке ли?
– Вот что, Оболенский, от тебя не отвяжешься. – Алешка кивнул. – Я тебя включу в группу поддержки.
– А чего поддерживать? – на всякий случай уточнил Алешка. – Штаны?
– Наших выдающихся и талантливых. Аплодисментами.
– Это я могу. Могу и свистеть. Как восторженные зрители.
– Вот это тоже не надо. Просто похлопаешь – и все.
– Два раза?
– Сколько надо. Иди в класс.
В общем, попал Алешка в состав «десанта», а вместе с ним и в лицей. Там он без труда отыскал в зале Рябчика. Вошел к нему в доверие. Похлопал и посвистел. А потом доверительно попросил Рябчика:
– Я ща смоюсь, а если моя учителка спросит, скажи, что только что в туалет вышел и ща придет. Понял? А если мент спросит, ваще скажи, что я на сцене. Догнал?
Это Рябчику понравилось, особенно про мента. Интересно стало.
– А ты куда?
– Дело секретное. Одному дядьке во дворе надо мозги вправить.
– Обнаглел?
– Типа того. – И Алешка охотно пояснил: – У нас во дворе детская площадка для мелюзги. А он туда привык свою тачку ставить. Наш дворник даже такой здоровенный камень притащил, въезд загородил. А он все равно камень сдвигает и свой драндулет возле песочницы ставит.
– Хочешь ему колеса проколоть? Помогу.
– Не, мы пока решили ему записку под «дворник» сунуть. Культурно.
– Покажь.
Алешка к этому был готов. Достал листок. Там было написано печатными буквами: «Уважаемый водитель! Пожалуйста, не ставьте свою машину на детской площадке. Иначе мы примем строгие меры».
Рябчик прыснул в кулак:
– Ты что! Это ему по барабану. Надо круто написать.
Алешка сделал вид, что задумался. Потом предложил:
– А вот так годится? «Козел! Положи камень на место. А то твоя тачка во дворе припухнет».
Как видите, Алешка вложил в текст «ключевые» слова: положи, камень, во дворе. И пошел дальше:
– Слушай, Рябчик. Напиши, а? Чтобы мой почерк не узнали.
Рябчик охотно написал.
– Вот, Дим, – сказал Алешка, – сам видишь. Эту записку Аркаше писал он.
– Так их две было.
– Это уже другая история. Еще интереснее. Потом расскажу.
– А фингал?
Алешка поморщился:
– Ну… это так, по пути. Потом расскажу. Ну, ладно, только шашлыки проверь.
…Шурка Рябчик – парень озорной. Хулиган даже. Но, как оказалось, не умнее Мариши. Алешка его враз «расколол». Вся эта придуманная история с нахальным водителем мгновенно расположила их друг к другу, как мелких хулиганов-заговорщиков.
Шурка еще повертелся, понадувал жвачные пузыри, а потом, не удержавшись, похвалился:
– Мне эти записки писать, что раз-два плюнуть. Опыт имею. – И он значительно взглянул на Алешку, ожидая расспросов.
Но Шурка не знал, с кем имеет дело. Алешка изобразил на своей мордахе полное безразличие к его опыту. Шурка не мог больше сдерживаться.
– Я, знаешь, с какими крутыми тусуюсь? Одному лоху я, знаешь, какую записку кинул? Чтобы бабки под камень положил. – Это Шурка сказал вполголоса, почти шепотом в Алешкино ухо. – Меня за это в долю обещались взять. На штуку баксов.
– Да врешь ты все! – Алешка сменил безразличие на недоверие, а потом на плохо замаскированную зависть. – И где эта штука? В банк положил?
Тут подошел к ним Семен Михалыч, навис над ними и грозно пошевелил усами. Ребята примолкли.
Директор положил руку Алешке на голову и участливо спросил:
– Как ухо?
– Дергать будете? – «догадался» Алешка.
– Я не про твое ухо, про мамино.
– Я не знаю. Я вашу маму никогда не видел. – Алешка умеет под дурачка работать.
– Я про твоей мамы ухо спрашиваю. – Так нескладно Семен Михалыч еще свои фразы не формулировал. Похоже, достал его Алешка.
– Одно как бы прошло, – вспомнил Алешка, – а другое как бы началось.
Семен Михалыч тоже вспомнил:
– Камфарное масло. Нужно закапать, а потом ухо – в тепло.
– На печку, что ли? – заморгал Алешка. – А как? Оно же с головой вместе.
Тут на сцене закончилось очередное выступление, и Алешка, как руководитель группы поддержки, яростно захлопал в ладоши, а Шурка засвистел и завизжал. Ну как на всяких ток-шоу в телевизоре.
Семен Михалыч отпрянул от них и сказал:
– В семнадцать ноль-ноль в моем кабинете.
– Есть! – сказал Алешка. А когда директор отошел, снова спросил Шурика: – И где эти баксы? В сбербанке?
Шурка нахмурился, надул пузырь:
– Сорвалось дело, менты попутали. Меня сцапали. Я клево отбрехался. И никого не сдал.
– Жалко, – вырвалось у Алешки.
Шурик от неожиданности чуть не подавился жвачкой. Нахмурился:
– Чего тебе жалко? Что кентов своих ментам не сдал?
– Ты что? Я про баксы. Жалко, что обломилось.
Шурка поскреб макушку.
– Это да. Но всеж-ки отблагодарили. Классный ножик подарили. Швейцарский.
– Покажи.
– А я его уже забодал. Прямо сразу. В один ларек сдал. Полштуки отвалили. А ножик классный, даже жалко. Знаешь, в нем сколько всяких прибамбасов? – И Шурка начал перечислять: – Два лезвия, штопор, открывалка, ноженки, пинцетик, шило, зубочистка…
Но Лешка уже потерял интерес и к Шурику, и к его ножику. Поэтому он машинально повторил:
– Жалко.
– Что жалко? Ножик?
– Жалко, что клизмы в нем нет.
– В лоб захотел?
В семнадцать ноль-ноль Алешка явился в кабинет директора. Директор поднял голову от бумаг:
– Ты что, Оболенский?
– Вы велели. За лекарством к вам зайти. Которое в ухи – и на печку.
– А! Вспомнил! Я не за тем тебя позвал. Я тебе вот что скажу, Оболенский. Мне очень не нравится твоя дружба в этим Рябым Александром. Держись от него подальше.
Тут он разглядел у Алешки под глазом фингал, удовлетворенно кивнул:
– Кончилась дружба?
Алешка потрогал синяк кончиками пальцев.
– Она и не начиналась.
Все это Алешка выложил мне одним духом. Но я все-таки не все понял.
