Валентин Крижевич - Остров на дне океана. Одно дело Зосимы Петровича
— Поймите вы! Это же небывалый случай, — уже тише, но по-прежнему взволнованно продолжал Руденок. — Здесь, в океане, только лептоцефалы-личинки живут, и вдруг — взрослые угри…
— А может, они икру не успели отметать? — предположил Хачирашвили. Биолог по образованию, он знал, что, отметав икру в Саргассовом море, европейские угри умирают.
— При чем тут икра! Они же молодые, а икру угри мечут на склоне своего рыбьего века…
— Смотри, смотри! Их тут целый косяк, — подсказал Хачирашвили.
Из темной глубины озера вышла стайка угрей. Они окружили желтый камень и замерли неподвижно, пошевеливая задней частью тела.
— Здесь, пожалуй, и порыбачить можно, — сугубо практически подошел к открытию Руденка Дерюгин.
— Да не есть их надо, а изучать! — запротестовал Руденок.
— Посмотрим, что ты запоешь, когда аварийный паек кончится, — охладил его пыл Дерюгин. — А изучать?.. Что ж, пожалуйста. Только, сдается мне, дело тут простое. Застряли лептоцефалы под куполом, вода пресная есть — так почему бы им и в угрей не развиться…
Руденок выглядел несколько обескуражено после столь простого и в общем-то правдоподобного объяснения, предложенного Дерюгиным.
Они обошли озеро по щербатому каменистому берегу и направились дальше. Минут пятнадцать — двадцать спустя потянуло сухим жаром, будто дохнула зноем пустыня. За скалами и песчаными холмами не было видно, что источает такой жар. Красноватое марево, хорошо заметное издали, здесь не улавливалось глазом. Прошли еще метров сто. Духота стала нестерпимой.
Дерюгин выбрал подходящую скалу, вскарабкался по неровностям на нее, глянул вперед, заслоняя лицо ладонью, — и ахнул. Совсем недалеко расстилалось большое продолговатое озеро раскаленной лавы.
Услышав возглас Дерюгина, Хачирашвили и Руденок тоже взобрались на скалу. Руденок немедля включил кинокамеру. Лавовое озеро имело абсолютно ровную поверхность. Розовое с ближнего края (дальний не просматривался из-за густого тока горячего воздуха), оно к центру меняло цвет на оранжевый, затем светло-желтый, а в середине делалось почти белым.
Смотреть долго невозможно было из-за жара. Они укрылись за скалой.
— Наверное, подводный вулкан, — заговорил первым Руденок, отирая пот с лица рукавом комбинезона.
Дерюгин обернулся назад, словно мог еще что-то увидеть сквозь скалу.
— Если и вулкан, то очень странный. Ни конуса, ни кратера, лава никуда не течет, не образует корки, не газует. Такое впечатление, будто какой-то злой шутник слиток металла выбросил. Плохо, ближе нельзя подобраться.
— А давайте со стороны водяной стены попробуем обойти. Вон там скалы виднеются, и, возможно, под их защитой можно будет приблизиться, — предложил Хачирашвили.
— Резонно, — поддержал его Руденок.
Стараясь держаться в тени за холмами и скалами, они повернули почти под прямым углом и зашагали в направлении стены, к гудению которой уже стали привыкать, как привыкает городской житель к гулу автомобилей.
По мере удаления от лавового озера духота спадала и дышать становилось легче, хотя температура под куполом, наверное, не падала ниже 25–27 градусов.
Пройдя немногим больше километра, совсем близко от стены заметили что-то вроде огромного козырька из камня, наискось поднимавшегося над землей. Приблизившись к козырьку с внешней наклонной стороны, увидели, что он прикрывает такое же продолговатое лавовое озеро, только меньшего размера. Одним краем оно уходило под стену, и тут возникал большой пенный бурун, но без брызг, так как они мгновенно испарялись в мощном тепловом излучении.
Козырек, затеняя и отбрасывая горячее дыхание лавы, позволял приблизиться к ней почти вплотную. Поверхность этого выброса тоже была очень ровной, но по цвету гораздо темнее, отдаленно напоминая громадную лужу клюквенного киселя.
Дерюгин подобрал камень величиной с кулак, бросил его в озеро. Камень не завяз, а запрыгал, прокатился и остановился метрах в тридцати от берега черной бородавкой.
— И все-таки это не лава, — покачал головой Дерюгин.
— А что же? — спросил Руденок, на минутку оторвавшись от кинокамеры.
— Холера ее знает… У нас ведь никаких приспособлений нет, пробы взять нечем. Да и сомневаюсь я, чтобы мы сумели зачерпнуть этого каменного киселя…
— Может, он и не каменный вовсе, — подключился к разговору Хачирашвили. — Как-то странно зулыжина по нем скачет…
— Стоп! Это идея, — ухватился за слова Тенгиза Дерюгин. — Попробую еще поиграть в камушки.
И он начал методично бросать куски базальта разных размеров на малиновую поверхность. Так бомбардировал лаву минут пять. Камень, брошенный первым, уже раскалился до такого же цвета, как и лава, остальные тоже медленно теряли черноту.
Дерюгин перестал бросать камни, подсел к Руденку и Хачирашвили, отдышался, утер пот с лица.
— Да-а, мужики, похоже, что это металл или сходная с ним субстанция, — проговорил он и устало растянулся на теплом базальте. — Сужу по звуку падения и характеру отскока камней. Способ, конечно, примитивный, но вряд ли кто-нибудь предложит сейчас лучший.
— Ладно, пусть металл, — сказал Руденок. — Тогда откуда же он здесь?
Дерюгин рискнул предположить:
— Вероятно, это сгусток мантии[19] Земли, а то и из самого ядра щупальце… Кора планетная под океаном в десять раз тоньше, чем на континентах. А здесь, в Северо-американской котловине, возможно, и того меньше. Вот кору и прорвало, словно нарывом.
— Выходит, мы открыли своеобразный пуп Земли, — сыронизировал Руденок. — Однако где ты видел, чтобы камень из-под воды всплыл? Ведь вещество мантии тяжелее вещества коры, а вещество ядра тяжелее мантийного.
— Зачем всплывать? Просто оно выросло за три-четыре миллиарда лет, вроде сосульки наоборот, — развивал свою версию Дерюгин.
— Ребята, давайте отложим научную дискуссию, — предложил Хачирашвили, — место больно неподходящее…
— Точно, — с готовностью согласился Руденок, — а то я уже чувствую, как в этой духовке на мне стала образовываться румяная корочка по всем правилам кулинарии.
Идти назад к «Дельфину» решили по известному уже маршруту. Они благополучно пробрались между песчаных холмов, повернули у дохнувшего зноем центрального выброса и взяли направление к «Дельфину».
А вот и пресноводное озерко, облюбованное угрями. Руденок не удержался — нагнулся, хотел окунуть руку в воду и… вскрикнул: пальцы больно ткнулись в твердь.
Дерюгин и Хачирашвили оглянулись на вскрик и остановились. Руденок махал в воздухе кистью руки, недоуменно поглядывая на блестящую поверхность. Затем он положил на плоский камень кинокамеру, достал нож и, присев на корточки, долбанул им льдистое вещество. Под ударом клинка откололся граненый кусок льда. Так, по крайней мере, подумалось сначала.
Подошли Дерюгин и Хачирашвили. Руденок протянул им осколок и сказал:
— Вот… Сунул грека руку в реку и…
«Лед» на ощупь неожиданно оказался теплым. Ну, если не в полном смысле этого слова, то градусов под тридцать наверняка. Дерюгин взвесил осколок на ладони. Он был тяжел не по размеру и не таял от тепла рук — ладонь все время оставалась сухой. На первый взгляд что-то вроде очень прозрачной хрупкой пластмассы.
— Вот тебе и порыбачили, — проговорил Руденок, обращаясь к Дерюгину — Интересно, что же с угрями сталось?
— Н-н-да, ничего себе озерко, — сказал Дерюгин и опустил граненый кусок в пластиковый мешочек, где уже лежали образцы минералов.
— Пойдем-ка мы быстрей к аппарату, — поторопил Хачирашвили. — А то уж слишком много впечатлений для первого дня.
Вскоре они добрались до «Дельфина» и только тут облегченно вздохнули, будто вернулись из трудной командировки домой. Если не обманывала слабевшая интенсивность света из пятна в зените и наручный хронометр Дерюгина, было около 17 часов дня. Первое знакомство с островом на дне океана затянулось.
Они перекусили и решили отдохнуть. Но внутрь аппарата не полезли, а собрали сухие водоросли, расстелили их под бортом «Дельфина» и улеглись. Утомленные путешествием, все трое незаметно уснули, забыв о дежурстве.
Разбудили их резкие раскатистые звуки, похожие на то, как в сильный мороз трещат деревья. В замкнутом водяном куполе звук распространялся великолепно.
— Никак стреляет кто-то? — проговорил Хачирашвили, потирая замлевшую шею.
— Придумаешь тоже. Видно, скалы возле выбросов от жары лопаются, — возразил Дерюгин.
— Кроме нас, в этой клетке никого нет и не может быть, — согласился с ним Руденок.
Дерюгин поднял мешочки с образцами, повертел их в руках, а потом сказал:
— Зачем раньше времени отсеки загромождать? Положу-ка я их вон там, возле камня. Утащить все равно некому.
