Артем Кораблев - Охота на привидений
Тем временем по улицам села шли еще два охотника-ненца. Вылки их фамилия. Село-то все русское из староверов, там всего три фамилии, да еще эти Вылки из ненцев. Ну, они были ненцы оседлые, уже обрусевшие, издавна в селе жили на окраине. В избах все, как русские. В колхозе работали.
Эти двое тоже с нами на медведя пошли, и от общей массы отбились, когда по селу за зверем бегали. Все уже охоту бросили, а эти не могут — ненцы.
А ненцы охотники хорошие. Они зверя навскидку бьют и почти без промаха. Нам, русским, нужно к прикладу приложиться, прицелиться, а ненцы как будто чуют, откуда зверь выскочит или птица вылетит. Как увидят, так сразу и стреляют — и почти наверняка.
И вот на этих двух Вылок мишка и выскочил. У них и было-то всего одно ружье с одним патроном. А мишка на них и внимания не обратил, мимо бежал по другой стороне улицы. Ну, будет в таком случае нормальный человек в медведя стрелять? Но у ненцев охотничья кровь. И тот из Вылок, что помоложе был, сразу медведю в бок единственным выстрелом и закатал. Мишке стало больно, он взревел, развернулся, да на обидчика — и подмял его под себя. А второй ненец, Александр Петрович, тот вообще был старенький, слабосильный, лет шестидесяти. У него и вовсе ружья не было. Сначала не знал, что и делать. Но видит, как медведь его родственника ломает, жалко родственника. Думал, думал, вытащил из кармана перочинный ножик да и прыгнул на зверя сзади верхом. Старик и весом-то был, как куропатка, медведь его даже не почувствовал. А Александр Петрович стал ему, сидя верхом, ножиком промеж ушей тыкать. Тыкал, тыкал, медведю стало больно, он его скинул и убежал.
Старик своего помятого родственника поднял, и они поковыляли к колхозному правлению, а там мы как раз стоим, все еще охоту обсуждаем на площади. Ненцы подошли и встали рядом. Андрей Петрович в общий разговор вступает: "Мы, сама, говорит, шли, так медведь-то на нас выскочил". Ему в ответ все смеются. А Петрович продолжает: "Медведь, говорит, мимо бежал, а он в него из ружья выстрелил". Все знали, что у них был один патрон — опять смеются. Ну, никому в голову не приходит, что можно — с одним патроном — медведю в бок стрелять. Посмеялись и дальше болтают, о ненцах забыли уже. Тут этот молодой, которого медведь мял, голос подает: "Сама, вызывайте вертолет, медведь мне, сама, руку и ногу сломал". И тут же валится к нашим ногам без сознания.
— Дядя Паш, — перебила тут рассказчика его племянница, — а "сама" — это кто? "Самой" он кого называл?
— Сама — это вообще никто, — смеясь, ответил Пал Палыч. — Этим словом на севере Архангельской области местные целых два слова заменяют. Сама у них значит "это самое" и когда они говорят, то в каждой фразе эту саму вставляют и к месту и не к месту, особенно под хмельком. Ладно, дальше.
Как помятый медведем ненец упал, тут уж все всполошились. Вертолет вызвали, Вылку в райцентр увезли, в больницу. Он там поправился.
— А медведь? — не утерпел Вовка.
— А медведя потом в речке нашли, что через село течет, его туша у берега лежала. Мужики говорили, он речку переплывал, а там устье, река в море впадает, и вода в ней в этом месте уже соленая, потому и замерзает поздно — приливы, отливы. Вот, говорили мужики, вода медведю через дырку от пули в нутро попала, и там солью все сожгло. Вот он и помер.
Я то думаю, что просто пуля ему какой-то жизненно важный орган задела, — закончил свой рассказ полковник.
— А собачка куда делась? — спросила жалостливая Светка.
— Какая собачка? — удивился Пал Па-лыч.
— Которая за медведем бегала.
— Ах, эта. Отвязалась где-то, отстала и домой пошла. Что ей будет?
Светка перевела дух, успокоенная тем, что хоть это животное не пострадало.
Рассказом о медвежьей охоте закончился еще один наш вечер в Ворожееве. Егор Дмитриевич ушел с Вовкой домой. А мы укладывались спать, каждый со своими мыслями. Я все прикидывал, как бы и на охоту на енота сходить, и в то же время в церковь забраться — поискать там вход в подземелье.
Глава IX
НОРА ЕНОТОВ И ПОДЗЕМЕЛЬЕ ПРИЗРАКА
Вообще-то я не охотник. Мне зверей убивать жалко. Вот рыбалка — это мое дело, хотя одно время я и рыбу ловить бросил. Как представлю себе, как ей больно крюком за губу, даже немного стыдно становится, и червяку небось тоже не сладко. Но потом как-то я с этим смирился и рыбачу по-прежнему, а вот на зверей и птиц не могу и не хочу охотиться, ближе они нам, наверное, чем рыбы.
Теперь-то я уже знаю, что многие люди просто не понимают мучений животных, для них это скот, и все. Охотники тоже люди очень разные. Много хороших людей любили охотиться. А для некоторых это просто часть жизни или хлеб насущный. Кстати, такие охотники не станут для удовольствия убивать. По крайней мере я так думаю. Но есть, конечно, и другие…
Как бы то ни было, а я не охотник. Но в тот раз меня ужасно тянуло пойти на охоту вместе со всеми. Хотя я и боялся, что мне жалко будет енотов, если Пал Палыч с дядей Егором до них доберутся, но увидеть диких зверей в лесу тоже очень хотелось.
Вышли мы поздновато, около половины десятого, но до леса было совсем недалеко. Светка осталась дома, я и не сомневался, что она так поступит. Зато дядя Егор взял с собой Вовку.
Вот мы и в лесу. Тишина стояла даже не деревенская — только снег тихонько похрустывал под нашими подошвами да редкие барабанные дроби дятла нарушали полузимний покой.
Дяди Егоров Байкал утек сразу куда-то вперед и мелькал где-то там меж стволов и подлеска, изредка возвращаясь назад — проверить, все ли в порядке, и показать себя хозяину. Пал Палыч и Дядя Егор разошлись немного в стороны и двигались молча, не снимая с плеч своих ружей. Мы с Вовкой шагали за ними в некотором отдалении, тихонько переговариваясь. Я очень скоро понял, что Вовку на охоту берут редко, и он знает об этом занятии не многим больше моего. Но вообще он был напряжен, сосредоточен и всматривался в лес, явно выискивая зверя. Порой он указывал рукавицей на снег, где в разных направлениях разбегались многочисленные дорожки всевозможных следов. Вовка показал мне среди них след енота, но большинство отпечатков было для него китайской грамотой, впрочем, и для меня тоже.
Так мы углублялись в лес минут сорок, а то и больше. Потом присели отдохнуть на поваленном дереве. Пал Палыч слазил в армейский вещмешок, висевший у него на свободном от ружья плече, и все мы выпили по стаканчику горячего чая из термоса,
— Зверья здесь полно, — вполголоса произнес Палыч, — надо только не ходить по лесу, а сесть под дерево и подождать молча, не двигаясь, минут двадцать. Тогда они вылезать начинают. Сначала мышки выбегают, потом еще кто-нибудь, но обязательно кто-нибудь прибежит или прилетит… В молодости я здесь много так настрелял.
Однако затаиваться мы не стали, а целенаправленно двинулись дальше, к тому месту, где, по уверениям дяди Егора и Пал Палыча, нас ожидала охота на енота. Вскоре мы вышли на широкую безлесую прогалину, которая завершалась шишкой заснеженного невысокого холма на фоне темнеющего за ней следующего участка леса. Поднявшись на верхушку холмика, я действительно убедился, что вся она изрыта норами. Мне стало ясно, что мы достигли цели нашего путешествия. Правда, немного смущало то, что как раз вокруг этих нор и не было видно ни одного следа, но Пал Палыч уверенно скинул с плеча вещмешок, опустился возле него на колено, и я понял, что охота состоится.
Байкал тоже прибежал и с дурашливой физиономией наблюдал за нашими действиями. Потом он подскочил к одной из широких дыр, чернеющих в снегу, и стал сосредоточенно ее раскапывать, периодически побрехивая в нору или на воздух.
— Чует, — многозначительно кивнул на пса Пал Палыч. Дядя Егор ничего ему не ответил, видимо, считая, что молчание — знак согласия.
Тем временем Пал Палыч достал из вещмешка две шашки, как он сказал, с полицейским газом. Этим газом он и собирался выкуривать енотов из норы. Свершив все необходимые приготовления, полковник попросил нас с Вовкой отойти немного назад, подальше от разверстых в снегу входов в жилище енотов. Так он заботился о нашей безопасности и освобождал поле для стрельбы, которая могла начаться, если бы еноты появились наружу.
Дядя Егор оттащил неутомимого Байкала за ошейник и взял его на поводок. Все были готовы к главному действу.
Пал Палыч запалил шашку, решительно подошел к норе и сунул туда руку, чуть ли не по плечо. Затем быстро отбежал на несколько шагов.
Видимо, еноты не живут в плохо проветриваемых помещениях, по крайней мере в этой норе тяга была превосходная. Дымина клубами повалил наружу и все в нашу сторону. Первым смекнул суть дела полковник, ни слова не говоря, он развернулся и ломанул мимо нас, придерживая на ходу свою ушанку. Мы последовали его примеру. Бежать пришлось метров семьдесят, но все равно всем досталось. Пал Палыч отстал и доковылял к нам последним, задыхаясь, кашляя и утирая слезы.
