Николай Дубов - Жесткая проба
— А чего тут думать? — сказал Виктор. — Живи, работай, и всё.
— Как «живи»?
— Как все!
— А все одинаковые? Все хорошие? — спросил Лешка.
— Ну, не все. Люди разные.
— А ты какой?
— А ты не знаешь, да? Чего вы тут мудрите?
— Мы не мудрим. А человек должен знать, какой он, зачем он, иметь перед собой цель.
— Цель у всех одинаковая — строить коммунизм.
— Это — вообще. А твоя?
— И моя тоже. Работаю? Работаю. И не плохо. Значит, тоже участвую. Что ещё надо?
— У тебя нет воображения, — сказала Наташа.
— У меня? Да я такое могу выдумать, что вам и не снилось…
— Верно, ты — выдумщик. А воображение — совсем другое. Понимаешь? Это — мысль, деловая, мысль, которая работает во всех направлениях, но с определенной целью. Да, вот именно, с целью! Вот мы с Лешей и говорим, что человек должен всегда думать: что и зачем? Почему так, а не иначе? Человек должен обо всём думать и за всё отвечать.
— Это не я фантазер, а вы! Я должен за свою работу отвечать. Поставят на другую — там буду. А сейчас я что, за мастера, за начальника цеха должен? Может, за директора? Или ещё за кого?
— За всех.
— Вот вы и отвечайте. Больно много на себя берете. Что они, меньше нас знают?
— Больше. Но они не знают чего-то, что знаем мы. Или узнаем.
— Что вы там можете знать? Поменьше надо воображать о себе и не корчить из себя каких-то цац… — Виктор опасливо покосился на Киру. Она сидела опустив голову и покусывая травинку. — Жить надо просто. Без выдумок…
— Ну да: пусть за тебя думают, за тебя решают? А ты идешь, куда толкают, делаешь, как скажут? Так живут овцы.
Виктор хотел сказать что-нибудь резкое, но ничего не придумал и очень обиделся.
— Ладно, посмотрим, кто из нас окажется овцой…
— Поедемте домой, — внезапно сказала Кира, поднялась и, не оглядываясь, начала взбираться по склону.
Они поднялись и тоже пошли. Сначала Виктор, потом Наташа и Лешка. Так и шли всю дорогу до разъезда. Кира раза два оглянулась, потом ускорила шаг и намного опередила всех. Виктор не знал, как подступиться теперь к Кире, и не хотел догонять. Присоединяться к Наташе и Лешке, которые шли не торопясь и о чём-то опять оживленно говорили, тоже не хотелось.
В вагоне Наташа и Лешка сели у столика, Кира стала у открытого окна напротив. Виктор обошел полупустой вагон, постоял на площадке, потом вернулся. Он заметил, как Кира оглянулась на сидящих в купе и тут же отвернулась. Ветер трепал её кудряшки, пузырями надувал короткие рукава платья. Виктору было стыдно перед ней, он хотел как-то загладить происшедшее, но не знал, что нужно сказать или сделать. Он подошел и стал рядом. Кира не оглянулась. Пристально, не моргая, она смотрела куда-то поверх редких кустов, туда, где яркая зелень степи обрезала голубую стену неба. Внезапно Виктор заметил, что из широко открытых глаз её выкатываются и медленно ползут по щекам слезы. Она не вытирала их и, только когда слеза стекала к углу рта, подхватывала её кончиком языка. Виктор покосился на сидящих за столиком, заслонил Киру плечом и сказал:
— Ну чего ты… Слышь, Кира, ты не сердись… Я не хотел, понимаешь. Так получилось… Не обижайся, ладно? Ты не думай…
Кира оглянулась, не сразу поняв, о чём он говорит, губы её досадливо дрогнули.
— Господи, да отстань ты! Очень ты нужен — думать про тебя…
— Нечего тогда и реветь, — обиженно сказал Виктор.
После этого как-то так получилось, что гуляли они уже только втроем — Кира больше не приходила. Виктор не чувствовал никакой утраты, так было даже лучше — воспоминание о происшедшем в балке появлялось всё реже, но оставалось неприятным. Теперь в нём появился другой оттенок — неприязненно он думал не о себе, а о Кире. Тоже, подумаешь, сокровище — недотрога. Просто ломака, и больше ничего…
Потом он узнал, что за ней ухаживает слесарь из ремонтного, и вскоре после этого, что она выходит замуж. На свадьбе Виктор не был. Может, его и позвали бы, но в это время он получил отпуск и увез Милку и мать на Кривую косу — отдохнуть и как следует покупаться. Лешка тоже не был на свадьбе — не пошел, а может, и не позвали. Весть о замужестве Киры Виктор принял совершенно равнодушно и сам удивился. Он же был в неё влюблен! Теперь какой-то чужой парень стал ей мужем, а ему всё равно. Ни ревности, ничего. Может, он и не был в неё влюблен? Наверно, это было просто так, детское увлечение… С тех пор Виктор ни разу не видел Киру, и лишь изредка о ней говорила что-нибудь Наташа: получила комнату, маленькую и в коммунальной квартире, но ничего… У неё будет ребенок… Так скоро? Почему скоро? Нормально…
Потом как-то Наташа сказала, что, кажется, Кира не очень счастлива, может, даже просто несчастна.
Виктор не стал допытываться и не почувствовал сострадания. Иначе и не могло быть. Слишком много о себе воображала, ждала неизвестно чего. А жить надо просто…
8
Он, Виктор, жил просто. Делал всё, что надо, и не мудрил, не произносил всяких слов. Как будто слова что-то меняют. Надо дело делать, а не болтать. Человека проверяют по делам, а не по словам. И если его проверять по делам, в конце концов получается неплохо, не хуже, чем у других… Вот умер отец… Другой бы на месте Виктора раскис, спрятался за спину матери — ты, мол, вкалывай, а мне учиться надо, родители должны обеспечить… А он сразу решил сам идти работать. Мать больна, да и пожилая уже — что она там заработает? И Милка растет, ей учиться надо. Решил, и точка. Поставил перед собой цель и добился. Через полгода получить третий разряд — это не каждый сумеет. Он сумел. И в цехе себя поставил. То есть сумел оправдать. Ну, Маркин, конечно, работает лучше… Да нет, он просто опытнее. Так он уже сколько лет по седьмому, за станком состарился.
Ничего, Виктор и Маркина догонит. Пятый разряд не сегодня завтра получит. А потом…
Что произойдет потом, он ещё не решил. Каждый раз ему представлялась другая картина. То, например, в цех приходит заказ. Какой-нибудь изобретатель придумал необыкновенно важную и сложную машину. Отлили детали, прислали в цех, и тут — стоп! Никто не знает, как их обрабатывать. Собирается всё начальство: и цеховое, и главный технолог, и главный инженер. Крутят и так и сяк — ничего не получается. Маркин отказывается наотрез — нельзя, он не умеет. Губин тоже. Про молодых и говорить нечего — никто не берется. А заказ срочный, какой-нибудь там литерный, совершенно секретный. И когда все уже впадают в окончательную панику, у него, у Виктора, мелькает мысль… Какая именно, сейчас неважно. Важно, что она мелькнет. Он приходит и небрежно говорит:
— Давайте я попробую.
Все удивленно таращат глаза, машут руками. Куда? Не справишься! Инженеры не знают, а он берется…
И ребята отговаривают:
— Брось это дело, гробанешь! Чего тебе ввязываться? Пускай они думают, им за это деньги платят.
Но Виктор небрежно и независимо говорит:
— Минуточку! Минуточку!..
Самую сложную деталь подают ему на станок. Он её ставит по-особому… Ну, там оправки, подкладки всякие… Словом, пристраивает и включает станок. Вокруг стоит всё начальство И смотрит. Никто не верит, и все думают, что он запорет. А он работает как ни в чём не бывало и ни на кого даже не оглядывается. И вот у него начинает получаться — всем уже видно, все переговариваются между собой, приходят люди из других пролетов, целая толпа вокруг станка, все ахают и удивляются. А он спокойненько работает. Потом выключает станок и говорит:
— Прошу.
И тут все кидаются мерить, проверять, но ни к чему не могут подкопаться. Все начинают жать ему руки, поздравлять, говорить, как он выручил, буквально спас завод, что с сегодняшнего дня он — гордость завода, о нём сообщат в главк, в министерство…
Или, например, он придумает… ну, скажем, новую фрезу. Совсем новую, какую до сих пор никто придумать не мог. Чем она будет отличаться? Ну, это потом, когда придумает, так уж придумает… Важно не какая она, а то, что с ней производительность сразу подскочит на триста процентов. Или даже на пятьсот! Сначала он у себя попробует, а когда все откроют рты, он скрывать не станет — пожалуйста, пользуйтесь. И все в цеху перейдут на его фрезу. А потом другие заводы… По всему Союзу на всех заводах будет только его фреза. Фреза Гущина. Узнают за границей. И там тоже будут её применять, называть фрезой Гущина и думать, что он инженер-механик, а он просто фрезеровщик… Нет, к тому времени он уже будет не фрезеровщиком, а инженером. Специалистом по станкам. И на других станках он тоже что-нибудь рационализирует…
Или, например, он придумает какой-нибудь новый способ обработки металла. Не то что там по очереди точить, фрезеровать, строгать, а сразу… Ну, неважно как. Важно, что закладывать болванку и через какое-то время — готовая вещь. Это же полная революция в технике! Не надо разных станков, специальностей. Миллионы, миллиарды рублей экономии, производительность подскочит прямо на тысячи процентов. Он станет таким авторитетным, что без него никто шагу не ступит, даже профессора, академики…
