Николай Дубов - Жесткая проба
Алексей поднял голову и спокойно сказал:
— Это я.
— Ты-ы?! — протянул Виктор и отступил. — Ну ладно! Попомнишь.
7
Как только люди начинают мудрить и выдумывать, обязательно получается какая-нибудь чепуха. И пусть бы ещё была польза. Наоборот! Им же всегда хуже. А всё равно мудрят, крутят и крутят. Прямо набиваются на неприятности. Вот и Лёшка. Всё ему нужно рассуждать, обсуждать: то не так, это не эдак. Он да ещё Кирка. Та тоже воображала. Вот и навоображала на свою голову…
Кира Виктору нравилась. Он даже объяснялся ей в любви, когда учились в седьмом. Ничего из этого не вышло, да и что, собственно, должно было выйти? Они ведь были пацанами… А потом она стала ещё красивее. Правда, зубы у неё чуть великоваты и рот всегда немножко приоткрыт. Но это её не портило. Наоборот, от этого она как-то казалась ещё красивее. И Виктор влюбился ещё больше. Тем более, что она была не ломака, как другие, а прямо, можно сказать, «свой парень». Виктор и думал, что всё будет просто, без фокусов. Особенно когда они были в Найденовке. Поехали вчетвером: Кира, Наташа, Лешка и он, Виктор. Они так и дружили вчетвером, хотя Виктор уже давно работал на заводе, Наташа заканчивала девятый, Лешка и Кира кончали ремесленное.
Второго мая они собирались с утра пойти в городской сад, но Кира вдруг сказала:
— Нет, знаете что? Давайте поедем в Найденовку. Вот куда мы ездили с Костей Павловым, когда были маленькими. Это всегда очень интересно — когда станешь взрослой, поехать туда, где была маленькой… Помните, как тогда хорошо было?
— Такая ты сильно взрослая стала, — усмехнулся Лешка.
— Ну уж и не маленькая!
Они бы обязательно заспорили и поссорились — они всегда спорят и ссорятся, как только встретятся, — но Наташа сказала, почему в самом деле не съездить, и Виктор тоже сказал, что это будет здорово.
В Найденовку интереснее было поехать на лодке, как и тогда, в первый раз, но лодку достать не удалось, и они поехали рабочим поездом. Поселок был такой же, как и прежде, но причал неузнаваемо переменился. Старый, должно быть, разбило штормом, новый уходил дальше в море, распростерся вширь и закрыл место, где они когда-то жгли костер и ночевали. Зажигать снова костер и ночевать они не собирались, но им стало немножко грустно — воспоминание о той ночи было приятным, а люди и время поторопились уничтожить всё, что о ней напоминало… Они постояли на конце причала. Виктор отколупнул от резиновой ленты транспортера несколько ссохшихся тюлек и бросил в воду — пускай другие рыбы кормятся. Тюльки остались на поверхности, ни одна рыбешка к ним не подплыла. Ветер трепал над запертым правлением уже надорванный флаг, в поселке орали громкоговорители и пьяные. Делать здесь было нечего, и они пошли обратно, к разъезду. Кира, как и все поначалу, притихла, потом снова развеселилась:
— Вон какая чудная балочка! Пойдемте посмотрим. Ну что в городе делать? Успеем ещё.
Изгиб балки, зарастающей кустарником, почти вплотную подходил к дороге, потом круто отворачивал и терялся в степи. Внизу было знойно и тихо, ветер сюда не достигал и лишь на краю оврага раскачивал бурые прошлогодние будылья чертополоха и гнал по небу взбитую пену облаков.
Среди кустов открылась маленькая лужайка. Девушки сели, Лешка лег на спину и заложил руки под голову.
— Странно как, — сказала Наташа. — Вот мы были в Найденовке не так уж давно, правда? А кажется, что уже прошло много-много лет, и будто это даже не я, а какая-то другая девочка была там, и похожая, и совсем не похожая…
— Конечно, — сказал Лешка, — все были другие.
— Почему? Только что стала больше, выросла?
— Обновилась. Как икона, — сказал Виктор. — Была некрасивая, а стала ничего себе…
— Придумал!
— Это не я придумал, ученые. Говорят, у человека каждые семь лет весь организм обновляется. Вместо старых появляются новые клетки. Всё меняется. И мускулы, и мозг, и кожа.
— Это только змеи меняют кожу. И ящерицы.
— Нашли о чем говорить! — сказала Кира. — Пойдемте лучше поищем родничок — пить хочется. В таких балках всегда есть роднички. Вода в них холодная и вкусная — прямо ужас… А ну давайте, кто скорее найдет!
Кира вскочила и побежала по дну балки. Виктор тоже поднялся и побежал.
— Догоняйте! — крикнула Кира.
Пестрое, в цветочках, платье её уже скрылось за кустами. Виктор оглянулся — Лешка и Наташа остались на месте. Догнать Киру оказалось трудно. Платье её, словно дразня, то появлялось, то скрывалось за кустами. Разбежавшись, Виктор почти наткнулся на неё. Кира, запыхавшись, остановилась и, откинув голову, дышала открытым ртом. Лицо её раскраснелось, платье на груди поднималось и опадало, поднималось и опадало… Виктору вдруг стало жарко. Он стоял на месте и смотрел на Киру, а сердце стучало всё сильнее, будто он продолжал бежать всё быстрее и быстрее. Сейчас… Вот сейчас, может быть… Нет, будет! Как с Нюсей…
Нюся — продавщица газированной воды на углу их улицы. Сколько ей лет, Виктор не знал. Это было неважно. Она была молодой и удивительно красивой. В неё Виктор тоже влюблен уже давно. У неё пухлые губы, коротенький носик. Когда она смеется — а смеется она непрерывно, — носик забавно морщится, в уголках губ появляются и исчезают маленькие пузырьки. Глаза у неё как чернослив. Они тоже всегда смеются. Когда она смотрела, Виктор обмирал и тут же его обдавало жаром. Должно быть, поэтому он непрерывно пил у неё воду. Каждый раз с двойным сиропом. Его тошнило от приторной пахучей сладости, но он пил и пил. Живот вздувался как барабан, в нёбо стреляло газовой отрыжкой, но он без конца сновал по улице, подходил к киоску и просил воды. С двойным сиропом. Брать дешевле он стеснялся. Сдачу он тоже стеснялся брать, делая вид, что забывает, но Нюся, смеясь, окликала его и отсчитывала мокрые медяшки. В смехе её не было пренебрежения, Виктору даже казалось, что она смотрит на него по-особенному и как бы чего-то ждет. Он вовсе не был трусом, но никак не решался сказать ей то, что хотел. Сказала она сама. Однажды, подавая стакан, она сказала:
— Сто пятьдесят седьмой.
— Что? — не понял Виктор.
— Стакан, — засмеялась Нюся. — Вы заболеете и умрете. Или просто лопнете. Зачем изводить столько денег на воду? Лучше пригласили бы меня в кино…
В фойе кинотеатра Виктор молчал и всё время озирался — почему-то он боялся встретить знакомых. Знакомых не было, но с облегчением вздохнул Виктор только тогда, когда они сели на место и погас свет.
Виктор сидел лицом к экрану, но видел и чувствовал только одно — Нюся рядом. В ушах и висках гулко бухало, пульс бился даже в пальцах, плечи сводило от старания держаться свободно. Он слегка двинулся и почувствовал её плечо. Оно не отстранилось. Он подался чуть влево, и её плечо слегка качнулось в его сторону. Он пошевелил затекшими пальцами и почувствовал её руку, подвинул руку влево, её рука податливо устремилась навстречу. Пальцы их сплелись. Крепко. Очень крепко. Так, оцепенев, они просидели весь сеанс.
Домой они шли рука об руку, пальцы их были так же крепко сплетены. Дом прятался в глубине сада. На полдороге под развесистой яблоней стояла скамейка. Не произнося ни слова, они остановились, потом сели… Нюся не затевала никаких объяснений, не «переживала» и ничего не требовала. Всё было легко и просто. Значит, так и должно быть…
Виктор шагнул вперед. Кира, прикусив губу, смотрела за его спину, туда, откуда прибежали.
— А они? — спросила она.
— Остались. Никак не наговорятся.
Стук в ушах стал оглушительным. Виктор сделал ещё шаг и поцеловал её прямо в чуть приоткрытый рот.
Кира отшатнулась, удивленно и обиженно уставилась на него.
— Ты с ума сошел! Что это за новости?
— Да брось, чего там… — пробормотал Виктор и обнял её.
Кира уперлась ему в грудь острыми локтями, потом высвободила руку, коротко и резко ударила кулаком снизу в подбородок. От боли и неожиданности Виктор разжал руки, не удержался и с маху плюхнулся на землю.
— Психованная! Чего ж ты дерешься?..
Кира не ответила, быстро пошла обратно. Виктор поднялся и, потирая ноющий подбородок, зашагал следом. Скажет или не скажет? Мало того, что треснула, ещё и просмеет…
Наташа сидела всё так же, обхватив колени руками, Лешка полулежал, опершись на локоть, и смотрел на неё.
— Нашли воду? — спросила Наташа и, не ожидая ответа, снова повернулась к Лешке. То, о чем они говорили, было важнее. — Нет, дело не в том, герой или не герой. Понимаешь? Герой это… ну вот сделал что-то, какой-то поступок, очень хороший. И люди говорят — герой. Но ведь нельзя подряд, непрерывно! Ну, пять, ну, десять подвигов… Ведь геройский поступок — это как всплеск. Всегда очень коротко, быстро. А потом? Ведь вся жизнь — длинная. И конечно, герой — это хорошо, но не у всех такие случаи бывают, чтобы стать героем, правда? И, по-моему, самое важное, как ты живешь всегда, какой ты изо дня в день. Вот о чем надо думать!
