Роберт Стайн - Игра в невидимку
— Ну и что? — Я все еще не врубался, при чем здесь этот конкурс? Наверное, был уже сонный. Денек выдался нервный. Одно «приключение» с Левшой-невидимкой отняло у меня все силы.
— А то, что ты мог бы притащить зеркало в школу! — Голос Эрин звенел от возбуждения. — Я бы тебе помогла исчезнуть, а потом вернула обратно. А потом сама бы стала невидимкой. И не надо будет ломать голову, какой проект выставлять на конкурс.
— Но, Эрин… — возразил было я.
— Мы бы заняли первое место! — Она не дала мне даже договорить. — Точно бы заняли, без балды. Что еще может сравниться с твоим зеркалом? Мы бы выиграли первый приз. И стали бы знаменитыми.
— Знаменитыми? — тупо переспросил я. Я действительно туго соображал.
— Ну да, знаменитыми! — Эрин едва не захлебывалась от восторга. — Во всех газетах и журналах напечатали бы наши фотки! Весь мир стал бы о нас говорить!
— Эрин, мне кажется, что это не очень удачная мысль. — Я попытался сосредоточиться.
— Насчет чего неудачная мысль?
— Ну, насчет всего… Во-первых, я не уверен, что мне хочется стать знаменитым. А во-вторых, мне уж точно не хочется, чтобы весь мир узнал про зеркало.
— Но почему? — искренне изумилась Эрин. — Все хотят стать знаменитыми. И богатыми.
— Но если о зеркале кто-то узнает, его у меня отберут, — объяснил я. — Это волшебное зеркало, Эрин. То есть… ну в общем, мы же не знаем, как оно действует. Что это? Магия? Или какая-то хитрая электроника? Ведь кто-то его изобрел, правильно? Но как бы там ни было, это действительно вещь необычная. Невероятная. И никто не позволит, чтобы такая вещь оставалась у какого-то школьника.
— Но оно же твое! — не унималась Эрин.
— Его вздумают изучать. Желающих будет немало. Ученые. Или правительство. Или военные. Вдруг они захотят использовать зеркало для каких-то секретных операций или целую армию сделать невидимой…
— Жуть какая-то, — задумчиво проговорила Эрин.
— Вот и я говорю, что жуть, — подтвердил я. — Так что, Эрин, я не знаю. Надо подумать. И как следует. А пока что никто не должен узнать о зеркале.
— Да, наверное, — с сомнением протянула она. — Но ты все же подумай о фестивале точных наук. Мы бы заняли первое место. Точно бы заняли, Макс.
— Я подумаю, — сказал я.
Я и так только и думал что об этом загадочном зеркале.
— Эйприл тоже хочет попробовать, — сказала Эрин.
— Да?
— Я ее уговорила. Сказала, что это совсем не опасно. И вовсе не страшно. Она хочет попробовать в среду. Мы ведь собираемся в среду, да, Макс?
— Да, наверное, — промямлил я без особой охоты. — Раз уж все так хотят…
— Классно! — обрадовалась Эрин. — Я побью твой рекорд.
— Новый рекорд — десять минут, — сообщил я и рассказал ей о выкрутасах Левши за обеденным столом.
— У твоего брата действительно с головой не в порядке, — заметила Эрин.
Я был полностью с ней согласен. На этом мы и распрощались.
В ту ночь я еще долго не мог заснуть. Я ворочался с боку на бок. Считал овечек. Овечки перевалили за тысячу, но я так и не заснул.
Не то чтобы мне не хотелось спать. Спать-то как раз хотелось. Просто меня одолевало какое-то странное возбуждение. Сердце бешено колотилось, как будто я только что пробежал кросс. Я лежал, глядя в потолок, и думал о необычном зеркале.
Промучившись до трех ночи, я решительно встал с постели. Сна не было ни в одном глазу. Сегодня я даже не стал искать тапки. Я прокрался по коридору к лестнице, ведущей на чердак. Как и в прошлый раз, поднимался, опираясь всем весом о перила, чтобы не перебудить весь дом скрипом рассохшихся деревянных ступеней.
Я так спешил в комнату с зеркалом, что ударился пальцами босой ноги о край тяжелого деревянного сундука.
— Ой! — вскрикнул я.
В другой ситуации я бы, наверное, запрыгал на одной ноге, держась руками за ушибленные пальцы. Но тут я заставил себя замереть на месте и подождать, пока боль не утихнет.
Потом я вошел в маленькую комнату, пододвинул картонную коробку поближе к зеркалу и уселся на нее, глядя на свое отражение.
Нога все еще болела, но я старался не обращать на это внимание. Я изучал свое темное отражение. Разумеется, уже по привычке, первым делом я задержал взгляд на своей прическе. Сейчас она представляла собой что-то вроде последствий взрыва на макаронной фабрике. Однако меня это не волновало.
Сейчас меня беспокоило совсем другое.
Я попристальнее всмотрелся в глубь зеркала, глядя как бы сквозь свое отражение. Наверное, я пытался увидеть, что скрывается за спиной у того — зеркального — меня. Я не знал, что именно я так высматриваю. Я даже не понимал, зачем я вообще поднялся сюда.
С одной стороны, мне ужасно хотелось спать, но с другой, я весь был охвачен какой-то тревожной нервозностью.
Я провел ладонью по стеклу, в который раз удивляясь тому, что стекло было холодным как лед, хотя в самой комнате было жарко и душно. Я растопырил, пальцы и плотно прижал ладонь к зеркальному стеклу. Потом убрал руку. На стекле не осталось никакого отпечатка.
Я погладил гладкую деревянную раму. Потом встал и зашел за зеркало. Там было слишком темно, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Впрочем, рассматривать там было особенно нечего. Обычная задняя часть рамы зеркала.
Глухая деревянная доска. Ничем не примечательная и не интересная.
Я вышел из-за зеркала и поднял голову к лампе на верхней перекладине рамы. С виду — ничего особенного. Обыкновенная лампа. Разве что лампочка не совсем обычной формы. Длинная и очень тонкая. Хотя такие лампочки продаются в любом магазине электротоваров.
Я опять сел на коробку, подпер лицо кулаками и сонно уставился в зеркало. Потом беззвучно зевнул.
Умом-то я понимал, что мне надо спуститься к себе и лечь спать. Завтра рано вставать. Мы же едем в Спрингфилд. Так что родичи подымут нас с братом ни свет ни заря.
Но что-то держало меня у зеркала.
Думаю, любопытство.
Я не знаю, сколько я там просидел неподвижный, как каменное изваяние, глядя на свое застывшее отражение. Может быть, пару минут. Может быть, полчаса.
Но через какое-то время отражение в зеркале начало расплываться, теряя четкость. Скорее всего, это был обман зрения. Но мне вдруг показалось, что я различаю в глубинах зеркала какие-то смутные силуэты, смазанные разноцветные пятна, дрожащие тени.
А потом я услышал шепот:
— Ма-а-а-а-а-а-а-а-акс.
Как шелест листвы под ветром.
Не голос. И даже не шепот.
А только намек на шепот.
— Ма-а-а-а-а-а-а-акс.
Сначала я подумал, что это шумит у меня в голове.
Так тихо. Едва уловимо. И все же так близко. Я задержал дыхание и прислушался. Ничего.
— Значит, мне действительно это почудилось, — сказал я себе.
Просто глюк.
Я вдохнул, потом медленно выдохнул.
— Ма-а-а-акс. Опять этот шепот.
На этот раз громче. Было в нем что-то очень печальное. Точно мольба. Точно призыв о помощи, доносящийся откуда-то издалека.
— Ма-а-а-а-а-а-а-акс.
Я зажал уши руками. Я сам не понял зачем. Может быть, я пытался отгородиться от этого странного шепота?
В глубине зеркала зашевелились тени. Я снова взглянул на свое отражение. Лицо у меня было испуганным, напряженным. Только теперь до меня дошло, что меня бьет озноб. Я весь дрожал.
— Ма-а-а-а-акс.
И вдруг я понял, что шепот идет из зеркала.
От моего отражения? Или из темных глубин за спиной моего отражения?
Я вскочил на ноги и побежал прочь из комнаты. Под ногами скрипели рассохшиеся половицы, но мне было уже все равно. Я едва ли не кубарем скатился по лестнице, пролетел коридор, ворвался к себе и нырнул под одеяло.
Я крепко-крепко зажмурил глаза.
Я боялся, что этот пугающий шепот настигнет меня и здесь.
16
Я поплотнее закутался в одеяло. Мне было холодно. Я весь дрожал и никак не мог отдышаться. Вцепившись в одеяло обеими руками, натянул его до самого подбородка и напряженно прислушивался, выжидая.
Доберется ли шепот сюда, ко мне в комнату? Я действительно слышал его или мне просто почудилось?
Кто меня звал? Кто шептал мое имя так отчаянно и печально?
И тут я услышал чье-то тяжелое, прерывистое дыхание, кисловатое и влажное.
Кто-то потянулся ко мне, коснулся моего лица.
Я задохнулся от страха и открыл глаза. — Беляш!
Этот придурочный пес стоял у кровати на задних лапах, положив передние на одеяло, и с яростным энтузиазмом облизывал мне лицо.
— Беляш, ты мой хороший! — Я рассмеялся.
Его шершавый язычок щекотал мне лицо. Я в жизни так ничему не радовался, как тогда Беляшу.
Я подхватил его на руки и затащил к себе на кровать. Он радостно тявкал, довольный, и как полоумный вилял хвостом.
— Беляш, а ты почему не спишь? — Я прижал песика к себе. — Ты тоже слышишь голоса?
