Валерий Гусев - Тусовка на острове Скелета
И Алешка, в свою очередь, поделился со мной добытой в дружеской беседе информацией. А потом сказал:
– Дим, а теперь ты сейчас вслух повтори все, что мы знаем.
– Зачем?
– Чтобы понять – чего мы не знаем.
Очень ясно все объяснил. Но спорить с ним я не люблю. Я вообще не люблю спорить. Как-то я услышал от взрослого умного человека такую фразу: «Из двух спорящих – один дурак, а другой подлец». Я не хочу быть ни тем, ни другим. А по правде говоря, если бы был выбор, то я предпочел бы быть дураком. Это как-то честнее.
Вот что мы узнали:
Дядя Ваня Чижов собирался всю свою прекрасную коллекцию передать в музей. Многие коллекционеры отговаривали его от этого шага. И предлагали ему большие деньги за эту коллекцию. Но он отказался. Один раз ее даже украли, но наш папа и его Алешин быстренько нашли и грабителей, и коллекцию.
А потом вдруг Чижов пристроил свою рыжую внучку Катьку к своей двоюродной сестре Катерине Васильевне и бабушке Кате (родители Катьки – артисты, они на гастролях в Австралии, уже седьмой год), а сам пристроился на теплоход «Айвазовский» (и где он столько денег взял, ведь в последние годы он работал консультантом в какой-то мелкой фирме «Антиквар» за смешную зарплату?), чтобы пополнить еще одну свою коллекцию – коллекцию океанских раковин. Потому что он был крупным ученым в этой области, по морским моллюскам.
В Новороссийске Чижов взошел на борт теплохода. И здесь его следы терялись. А обнаружились через два года на острове Скелета. Что с ним случилось, как он прожил эти два года – покрыто мраком. А главное – кто это все устроил? И зачем?
– Все, – сказал Алешка, когда я проговорил вслух «установочные данные». Это папино профессиональное выражение. Такой милицейский термин. Когда начинают расследовать какое-нибудь загадочное преступление, то все, что о нем известно, собирают в одну кучку. И начинают в ней копаться, чтобы нащупать кончик ниточки, которая ведет к разгадке. Ведет к преступнику. – Дим, я уже обо всем догадался. Но тебе не скажу.
– Почему? – мне даже обидно стало немного.
– Потому. Если я прав – тебе будет стыдно. Если я не прав – мне будет стыдно.
– Ладно, – согласился я. – Будущее покажет, кому стыдно, а кому не очень. Где этот «Антиквар» прячется?
«Антиквар» – фирма, в которой дядя Ваня работал консультантом, – прятался в центре города, возле памятника Борцам революции. Недалеко от метро. Совсем рядом со зданием Министерства внутренних дел. Где вообще-то работает наш папа, но где вообще-то (и очень кстати) его сейчас нет.
– Чего будем врать? – спросил Алешка, когда мы остановились перед старинной дверью, на которой было написано «Антикваръ» и прибита медная железяка, изображающая старинный самовар. – Давай скажем, что мы на чердаке такой же самовар нашли.
Я не согласился – слабая легенда. Я считаю, что врать нужно всегда в одном направлении, по одной линии. Тогда не собьешься.
– Врать будем опять от имени школы.
– Точно! – Алешка так оживился, что даже подпрыгнул на месте. – Скажем, что нас на время ремонта переселяют в ихнее здание. И нас прислали осмотреть помещение. И мы с тобой все там облазим и…
– …И «обнюхаем». Не пойдет! У меня план надежнее. Будешь меня поддерживать.
– А как?
– Поддакивать будешь. – И мы вошли внутрь.
И сначала немного разочаровались. Никакого антиквариата, вроде старинных самоваров, здесь не было. Мне казалось, что мы сейчас попадем в музей, со всех сторон нас окружат рыцарские доспехи, ржавые горшки и битые черепки. Ничего этого не было. Кроме битого черепка в углу, из которого трехцветная кошка лениво лакала молоко.
– Черепок имени Ивана Грозного, – сказал Алешка. – Любимая кошка дяди Степы.
Кошка дяди Степы облизнулась, вылизала себе грудку, закапанную молоком, и, задрав хвост, скрылась за дверью.
– Пошла начальству докладывать, – сказал Алешка.
И не ошибся. Через полминуты из этой же двери вышел бородатый дядька и молча уставился на нас. Молчание затягивалось.
– Мы пришли вас выселять, – брякнул Алешка.
– Он шутит, – поспешил я.
– Шутить надо вон там, – бородач указал нам на улицу. – Здесь не шутят.
– Мы больше не будем, – виновато сказал я. – Это случайно получилось – мы очень волнуемся.
Сейчас он скажет: «Волноваться надо за дверью. Здесь не волнуются».
Но он промолчал. Молчание опять затягивалось. Становилось, как пишут в романах, неприличным.
И я опять поспешил:
– В нашем районе есть свой «Сверчок».
– У нас тоже полно тараканов, – мрачно отреагировал бородач. – Ну и что?
– «Сверчок» – это клуб, литературный, – пояснил я. – И у нас там выступают всякие знаменитости…
– Лев Толстой, – вставил Алешка. – Иван Грозный. Дядя Степа.
Напрасно я его попросил поддакивать.
Но бородач оставался невозмутимым.
– Не так давно у нас был известный ученый Чижов, – продолжал я свое вранье. – Он очень интересно рассказывал нам обо всяких археологических раскопках.
– Как он мамонта на огороде откопал, – вставил Алешка. – Мерзлого.
– И где он? – невозмутимо спросил бородач.
– Мамонт? Мы его… – Сейчас Алешка скажет: «…в зоопарк отвели». Но не успел.
– Чижов! – уточнил бородач.
Тут уж и я растерялся.
– А мы у вас хотели спросить. Он обещал к нам еще раз прийти и рассказать…
– Как надо ракушки в аквариуме ловить, – вставил Алешка.
Бородач прошагал к шкафчику, достал из него пакет с молоком и вновь наполнил черепок имени Ивана Грозного. И спросил:
– Все?
– Нет не все! – я даже разозлился. – Нам поручили пригласить Чижова на вечер юных археологов.
– Приглашайте, – бородач пожал плечами и направился к двери, – только сначала найдите его.
– Сам дурак! – не выдержав, бросил ему вслед Алешка.
Бородач медленно повернулся, осмотрел Алешку с хохолка на макушке до кроссовок на ногах и сказал:
– Не исключаю. – Помолчал. – Ждите здесь. – И ушел.
Мы перевели дух, я отругал Алешку и за его «вставки», и за «дурака».
– А я виноват? Ты сам велел поддакивать.
Но тут случилось явление третье – из дверей выплыла седовласая дама с заплаканными глазами. Она кивнула нам и первым делом проверила молоко в черепке. Похоже, эта кошка имени дяди Степы у них занимает пост директора.
Убедившись, что молока вполне достаточно, дама повернулась к нам заплаканным лицом.
– Меня зовут, – сказала она, – Надежда Кузьминична. Я секретарь Ивана Васильевича. Бывший секретарь. – Тут она всхлипнула.
– А вы не плачьте, – сказал Алешка. И проговорился из-за своего доброго сердца. – Он жив и здоров.
– Относительно, – уточнил я.
– Относительно жив? – зарыдала дама.
– Абсолютно жив! – выпалил Алешка. – Но здоров относительно.
– Вы что, его видели? – Дама Надежда Кузьминична достала из рукава кружевной платок и осушила свои слезы. – Когда? Где?
– В одном месте, – коротко и точно сказал Алешка. – Но ему нужна помощь.
– Я готова! – Дама выпрямилась. И в ее глазах уже блестели не слезы, а решимость и отвага.
– Расскажите нам о нем. Это очень важно.
– Это такой человек! Это необыкновенный человек! Он наполнен знаниями, как сто томов энциклопедии! А как он прекрасно и убедительно говорит!..
Особенно у него получается «Гы» и «У-у-у».
– Минутку, – сказала дама, – зачем слова? Ведь я пишу о нем книгу воспоминаний. В форме личного дневника. Сейчас я ее принесу. – И она скрылась за дверью.
Вот это удача! Особенно если она даст нам эту книгу на дом.
Дама быстро вернулась и принесла толстую папку, на которой была наклеена фотография молодого человека в черном костюме и при галстуке. Это, наверное, Иван Васильевич в молодости, еще до одичания.
– Вы мне нравитесь, – сказала дама, снова заплывая слезами. – Я вам верю. Прочитайте мой скромный труд, недостойный этого великого человека, и вы поймете…
– Извините, – сказал я, – нам главное понять, как ему помочь.
– Он в беде? – Дама прижала папку к груди.
– В небольшой, – сказал Алешка, чтобы удержать ее от слез.
– Я надеюсь на вас, – сказала дама и протянула мне папку. – Читайте, завидуйте и постарайтесь стать такими же.
Ну уж нет, дикий Робинзон – не наш идеал.
Глава VII
ДНЕВНИК ВЛЮБЛЕННОЙ ДАМЫ
Конечно, чужие письма и дневники читать не очень здорово. Я бы, например, не хотел, чтобы лет через сто кто-нибудь прочитал мои детские записи: «Сивоня папа сказал мами што Дима палучил двойку по фискултури». Нехорошо (даже через сто лет), когда кто-нибудь с удовольствием узнает про твою двойку по «фискултури».
Но, во-первых, Надежда Кузьминична сама отдала нам свой дневник. Во-вторых, мы читали его для того, чтобы помочь дяде Ване. А в-третьих, ничего личного в этом дневнике не было.
Надежда Кузьминична писала о том, какой великий ученый и славный человек этот Иван Васильевич Чижов. И какие хорошие поступки он совершал.
