Владимир Казаков - Голубые капитаны
— Спасибо! — выдавил из себя Батурин. — Спасибо, Володя!
— Пришли, Николай, еще сорок две весточки от благодарных людей. Со всех концов страны. Есть и из-за границы, от капитана Ларса Андерсена. Он прислал и подарок.
Донсков подошел к книжному шкафу, и потеснив книги, вытащил голубую картонную коробочку. Сорвал с торцов липкую ленту — коробочка распалась на части. На ладони Донскова осталась миниатюрная копия морской шхуны.
— «Лелла!»— воскликнул Богунец. — Я ж тоже волок ее к берегу. Только она была драная и без мачт. А смотрите, какая в самом деле красотуля!
— Браво! Браво! — радовался со всеми вместе Ожников. — Не очерствели, так сказать, сердца у людей. Помнят они доброе. Браво, Владимир Максимович!
Движением руки Батурин попросил тишины.
— Вот откликнулись… значит, живут. Растет Иришка… Спасибо, Владимир! Ты напомнил нам всем, что не зря коптим небо. Что мы нужные. И хочется долго, долго жить. Спасибо.
Все встали. Подняли бокалы. Ожников тянул руку, но с ним неохотно чокались. Наташа, видя просветленное улыбающееся лицо Батурина, сияла. А когда сели, был слышен только стук вилок, ножей да сопение Ожникова, разгрызающего куриное крылышко. Как и положено, все заявились в гости полуголодные.
Пришел Михаил Михайлович Горюнов. Общее оживление, приветствия и нетерпеливый вопрос Лехновой:
— Где Павел?
— А как Руссов? — вскочил Богунец.
— Все в порядке, Галя. Дома Паша. Отдыхает. А Федор еще полежит. Рано ему на ноги. Тебе, Антон, письмо от него, я в эскадрилье оставил. Так кто тут у нас сегодня родился?
— Блакитный капитан! — торжественно провозгласил Богунец, направляясь к двери.
— Ты куда, Антон?
— В эскадрилью. Одна нога вдесь, другая — там.
— Сядь. Письмо подождет.
— Выкладывай новости! — нетерпеливо потребовала Лехнова.
— Есть Указ о присвоении командиру звена Отдельной спасательной эскадрильи Батурину Эн Пэ звания заслуженного пилота СССР!
Очень уж большого эффекта сообщение не произвело, потому что Ожников пронюхал об Указе раньше, сообщил потихоньку всем, приготовился «огорошить» Батурина, но его опередил вот Горюнов. Внешне довольно спокойно принял- весть и именинник. И, смущаясь, сказал:
— Вряд ли заслужил.
— Точно, Николай Петрович, — поддакнул Богунец. — Ты достоин только телеграммок и кораблика деревянного. Но если как следует подумать, то они и трансформировались в Указ. Правильно я говорю?
— Ты же у нас молоток, Антоша! — хлопнул его по плечу Горюнов. — Только почему не в рифму?
— Могу! Один за уйму дел вдруг сел, другой — взлетел. Что лучше, выбирайте, детки: земля с высот иль небо в клетку? Как?
Заулыбались все. Горюнов повернулся к Лехновой и, пристально, глядя в ее глаза, произнес тост:
— За именинника и за тех, кого нет среди нас, но достойных нашей любви и памяти!
Под укоризненным взглядом Лехновой Горюнов выпил фужер до дна, озорно блеснул синеватыми льдистыми зрачка ми и нарочно поставил фужер в блюдце с кабачковой икрой:
— Танцы!
— Есть! — рванулся к радиоле Богунец. — Объявляю белое танго. Дамы приглашают мужчин!
Первой встала Наташа и, к огорчению Богунца, пригласила именинника. Лехнова подошла к Донскову:
— Можно?
— С удовольствием, Галина Терентьевна!
До половины танца они молчали. Потом Лехнова неуверенно попросила:
— Вы знаете адрес Воеводина?.. Сообщу — выхожу замуж.
— Да. Но письмо до него уже не дойдет.
— Почему?
— Он скоро возвращается.
— Но я больше не могу, я обязана сказать… он знать должен.
— Пишите письмо, я постараюсь дать ему скорость телеграммы.
— Можно, я вас поцелую?
— Буду рад, — смутился Донсков.
Долгоиграющая пластинка закончила свою песнь. Из кухни тянулся запах кофе. Наташа поспешила туда и вскоре принесла на подносе дымящиеся чашки. Отдыхать устроились, кому где показалось удобно. Ожников сидел на подоконнике, скучающе посматривал в окно. Лехнова с Горюновым на диване тихо разговаривали.
— Как-то там дома Паша? Мог бы и взять его с собой, Михаил. Покушал бы он тут, повеселился с нами, — шептала Лехнова.
— Я могу рассказать кое-что о причине происшествия с вертолетом 36180. Только, может быть, не к месту? — обратился ко всем Горюнов, отпивая маленькими глоточками кофе.
Дружно попросили. Тайна происшествия, лишь чуть-чуть приоткрытая председателем комиссии, жгуче беспокоила и интересовала.
— Вспомните сообщения газет «Правда» и «Известия». Вы их читали 16 июля. Вот у меня вырезка. — Горюнов достал из кармана неровно оторванный клочок газеты: — «Две безлюдные яхты обнаружены в эти июльские дни в районе Азорских островов. На их бортах были запасы питания, питьевая вода и спасательное снаряжение…»
— Шестнадцатое июля? Ребята упали двенадцатого!
— Точно! На одной из яхт нашли вахтенный журнал, и записи в нем оборвались двенадцатого[12].
— В чем дело, Михаил Михайлович? Не тяните!
— Слышали об инфразвуковых колебаниях, возникающих в ядре циклона в морском районе? В морском!
— При чем здесь циклон! В день происшествия была отличная погода! — возразил Богунец.
— Бурное море — колыбель инфразвука. — Призывая к вниманию, Горюнов поднял руку с чашкой. — Волна инфразвука, двигаясь со скоростью более тысячи километров в час, намного опережает движение породившего его урагана. Шторм может бушевать очень далеко от места, которого сумела достигнуть инфразвуковая волна. Теперь понятно, почему, если догадка верна, инфразвук настиг наш вертолет в хорошую, как ты говоришь, Антон, погоду?
— Непонятно, как он мог натворить столько бед? — спросил Ожников.
— Мне объяснили так. В каждом из нас существуют колебательные движения низкой частоты. Например, наша система кровообращения — это своеобразный колебательный контур. Если период инфразвука совпадает или будет близок к периоду этих колебаний, то возникает резонанс, может произойти разрыв артерий и может остановиться сердце. Вот так! Этот пакостный звук вреден во всех случаях. Слабый вызывает морскую болезнь. Частота семь герц — смертельна. А во время шторма в море генерируется этот проклятый звук с частотой шесть герц. На людей обрушивается волна беспорядочного страха, ужаса. Они испытывают адскую боль… Павлик и Федор попробовали все это!.. Так вот, вероятнее всего, наш вертоплан попал в полосу довольно сильного инфразвука.
— Невидимая дрянь! — с отвращением, будто раздавил в пальцах червяка, сказал Богунец. — Как чувствует себя Федя Руссов, товарищ командир, поподробнее можно?
— Все напряжения с организма сняты. Ничего не болит. Но пока приписали спецрежим. Наверное, еще долго будут следить за его здоровьем…
— Эх-ма, жизнь-жестяночка, как холопка-панночка, не знаешь, кто и когда в углу прижмет! Взгрустнули мы немножко, командир, от вашего рассказа. Может, песней развеемся?
— Поддерживаю, Антон, давай песню!
— Можно объявить, Владимир Максимович?
— Объявляй, Антоша.
— Песня посвящается имениннику и его друзьям. Исполняют: пока незаслуженные артисты без эстрады. Наталия Луговая и Владимир Донсков! — приняв позу разбитного конферансье, продекламировал Богунец.
Тонким печальным голоском начала Наташа:
В ночи простуженной набатно —
И в звуках грусть не ложная —
Нас будит колокол, ребята,
Зовет душа тревожная.
Чуть сипловатым, сильным баритоном вступил Донсков. Ритм куплета резко отличался от пропетого Наташей!
Крутит ветер свинцовые капли,
Гнет к земле и ломает кусты.
Струи света, как острые сабли,
Режут толщу сплошной темноты.
И опять Наташа грустно, протяжно:
Твой отлет — для меня ожидание.
Я беду отгоняю мольбой.
Прилетишь — прибегу на свидание,
Как на первую встречу с тобой!..
Гости сразу уловили, что ритм песни чередуется, как в песнях саами. Запевка и припев грустные, а в строках Донскова маршевый текст:
На приборной доске две гвоздики —
Два привета с родимой земли.
Мы над морем, свирепым и диким,
Где ложатся на борт корабли.
Припев подхватили женщины. Даже Ожников попытался вклиниться, но Лехнова погрозила ему пальцем.
…Прилетишь — прибегу на свидание,
Как на первую встречу с тобой!
Особенно выделялся звучный голос Лехновой. Дальше песня шла под аккомпанемент гитары, за которой успел сбегать к соседям Богунец. Струны бились под пальцами Донскова.
