Александр Чуркин - Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Всё тело свело, мускулы ныли. Но охотник боялся даже дышать, не то что пошевелиться. Его глаза впились в темноту. От напряжения в них проплывали радужные круги.
Андрей вздрогнул и так повернул шею, что чуть не сорвал позвонков. Быстрыми, легкими скачками мимо «сидьбы» к солонцу промчался какой-то зверь. На коле обозначилась большая тень.
Гуран, матерый гуран! Заколотилось и замерло сердце Андрея. Волна горячей крови прилила к лицу. Палец привычно нащупал спусковой крючок. Большим усилием воли охотник заставил себя отнять палец: гуран, дикий лесной козел, — неплохая добыча, но Андрей мечтал о благородном олене — изюбре, прекрасном пантаче. Еще днем видел он крупные раздвоенные следы оленьих копыт.
Студент знал от Нефедова, что ночи на солонце поделены у зверей по-своему. С вечера прибегают зайцы, хорьки и другая мелкота, среди ночи — гураны и мускусные кабарги, за ними — лоси и изюбри, а под утро пожалует сам таежный хозяин — медведь. Недолго оставалось ждать желанную добычу.
Сердце студента беспокойно стучало; комары жалили с остервенелой яростью; время остановилось. Андрею казалось, что он сидит уже неделя и месяцы в «сидьбе».
Прикрыв на минуту глаза, он представил себе свое торжество: усталые Игренька и Соловко, нагруженные сверх поклажи мясом и шкурой изюбря, вступают в лагерь. Мясо поступает в распоряжение повара — мага и волшебника Лю Сен-ла. Всем изрядно надоела солонина. Сколько лестного и приятного услышит Андрей при каждом новом блюде, которое приготовит из оленины искусник-повар! А шкуру он подарит студентке-практикантке Валечке. А драгоценные панты? Много выручит он за них в районном центре! Не успел еще студент распределить деньги, как послышался громкий топот, треск ломающихся ветвей, и огромная тень заслонила березовый кол. Ударами мощных копыт неведомый зверь стал раскапывать соленую землю.
Вот он, долгожданный пантач!
Раздался выстрел. Зверь тихо застонал. Мгновенная жалость сжала сердце студента. Что-то неуловимо знакомое, домашнее послышалось молодому охотнику в жалобе лесного гиганта. Раненое неведомое существо стало продираться сквозь кусты. Андрей соскочил с «сидьбы» на землю и пошел следом за ним. Но сколько ни шарил он в темноте, — ничего найти не мог.
Издали донесся слабый выстрел.
«Никак и Нефедов кого-то убил; пойду к нему!» — подумал Андрей, направляясь в темноте на звук.
Долго он плутал, падал, спотыкаясь о корни, аукал, но ответа не было — ветер тянул в сторону Нефедова.
Уже серели ранние сумерки, когда студент добрался до нефедовского солонца. Иван Иваныч сидел на корточках и потрошил мускусную кабаргу. Серая мордочка лани была откинута назад, и огромные карие глаза заволоклись дымкой смерти. Нефедов повернул свои прокуренные усы к молодому человеку.
— Ты кого, паря Андрей, стрелил?
— Думаю, что изюбря, — очень уж большая тень была! — ответил студент. — С какой силой он кусты ломал! Когда я его подстрелил, застонал так жалобно, что у меня вся душа наизнанку вывернулась! — добавил он.
Иван Иваныч минутку подумал. В его колючих глазах под нависшими дремучими бровями мелькнула усмешка. Вдруг глаза его сузились и приняли настороженное, озабоченное выражение.
— Сорок лет я по тайге хожу, сорок лет и золото и зверя промышляю, зверовать молодым еще выучился, а николи не слыхал, чтобы раненый изюбрь стонал!
Андрей внимательно смотрел на Нефедова, стараясь разобрать, к чему тот клонит.
— Лесная тварь на особицу живет, хоть душа из нее винтом, а стонать не будет. Стонет только набалованная домашняя скотинка.
— Ты, паря, Игреньку стрелил! — вдруг крикнул Нефедов, только в этот момент полностью осознав свою догадку.
Студент стоял оглушенный, полумертвый от ужаса.
Спешно зашагали охотники по узкой тропе, вьющейся по дну долины.
— Ты где Игренюшку привязал? — крикнул Нефедов.
Вот и группа тонких березок. Так и есть, — конь исчез; только на дереве висел оборванный поводок.
Когда запыхавшиеся охотники подбегали к Андрееву солонцу, тишина сумерек сменилась веселой утренней суетой.
Первая подала голос горлинка: заворковала нежно, нежно, как будто выговаривала сквозь сон:
«Под ку-у-у-стом сижу,
Капу-у-у-сту ру-у-у-блю,
Ножик ту-у-п.
Ножик ту-у-п!»
Защелкали, запрыгали белки, забегали бурундуки, паучки полезли вверх по паутинкам, усыпанным блестящими, переливчатыми росинками. Пучки солнечных лучей брызнули по розовеющим вершинам деревьев. Омытые росой травы и кусты затрепетали под первыми лучами. Любопытный дятел с красным хохолком перестал долбить ствол и свесил голову набок, наблюдая за охотниками. Сверкающий, радужный туман залег в низинах.
— Игренькины следы! — крикнул Иван Иванович, наклоняясь над истоптанным солонцом.
Вот и кровь! Сомнений больше не было! Нефедов взглянул на горе-охотника, — тот, не выдержав взгляда, отвернулся.
Старик прокладывал дорогу сквозь кусты по кровяному следу. Сзади — ни жив ни мертв — плелся студент. Вот здесь несчастное животное упало на колени, вот опять, и еще раз.
Среди заросшего ольхой, багульником и стлаником склона виднелась бурая туша.
Молча постоял Нефедов около мертвого коня. Андрей рад был бы провалиться сквозь землю.
Иван Иваныч перевел затуманенный взгляд с Игрешошкиной светлогривой головы на судорожно вытянутый круп; видимо, долго и сильно мучился конь перед смертью — задними копытами глубокую яму выбил.
Старик, делая вид, что дымом трубки ему глаза щиплет, незаметно смахнул скупую слезинку — хоть и урос, а конь добрый был! Конек-услуга, даже медведя не боялся!
Он наклонился над ямой и машинально подобрал несколько измазанных глиной обломков камня и поднес их к невидящим глазам. Но вот его затуманенные глаза расширились.
Он проговорил, протягивая куски студенту-геологу:
— Изругал бы я тебя, как последнюю собаку, да Игренюшкина смерть на особицу обернулась — фарт-удачу нам привела!
В руке Андрея очутились замазанные глиной куски белого кварца; кое-где сквозь глину проглядывали крупные, буровато-черные, блестящие плоские кристаллы вольфрамита.
Где-то здесь, совсем рядом вольфрамитовая жила залегает!
* * *Прошло несколько лет. На месте нефедовских солонцов вырос вольфрамовый рудник. Там, где нашел свою безвременную смерть Игренюшка, высится надшахтный копер. Рядом пыхтит компрессорная. По воздушно-канатной дороге бесшумно плывут, похожие на лодочки, вагонетки с рудой. Она идет на обогатительную фабрику, расположившуюся ступенями по склону сопки, где когда-то подстрелил мускусную кабаргу Иван Иваныч. За фабрикой, сквозь деревья вспыхивают голубые огни электросварки. Пониже автопогрузчик подхватывает вилами с поддона небольшие, но увесистые мешки с вольфрамитовым концентратом и грузит их на трехтонку. За нею ждут очереди на погрузку другие автомашины.
По долине вьется автодорога. Около нее расположились утопающие в зелени и цветах домики рабочего поселка. Жужжат пчелы. Важно выступают гуси. Взбрыкивает теленок, другой пробует добраться до развешенного на веревке белья. Ребята играют в лапту. Девочки прыгают через веревочку. Юные физкультурницы делают стойку и ходят на руках.
Пыхтящий гусеничный трактор толкает пирамиду кустореза с острыми ножами по бокам — кусты и тонкие деревья валятся, как трава.
Грейдер разравнивает площадку. Навалены желтые, сочащиеся на солнце ароматной смолой бревна крепкой сибирской лиственницы. Визжат электропилы, врезаясь в дерево. Камнедробилка жует глыбы камня, готовит щебень для бетона — вместо старого клуба рудник строит свой Дворец культуры.
Прогудел гудок — скоро рабочие выйдут из шахты.
Из открытой двери рабочей столовой несутся вкусные запахи. Обед готов, милости просим! На пороге показалась фигура в белом — это старый знакомый — шеф-повар, маг и волшебник, поэт поварского искусства, китаец Лю Сен-ла.
А что сталось с Андреем и Иваном Ивановичем?
Андрей возмужал, стал Николаевичем. Поработал он во всех концах Советского Союза на поисках полезных ископаемых. Пострелял немало архаров, дзеринов и джейранов, а изюбря-пантача так и не довелось убить! Нефедова к семидесятилетию наградили орденом. Старик всё еще бодр и крепок и не теряет дружбы с геологами. Слава о нем как о лучшем проспекторе-рудознатце гремит по всем геологическим организациям Восточной Сибири. Геологи наперебой приглашают его в свои экспедиции.
Часто Андрей Николаевич и Нефедов вспоминают свое приключение на солонце.
А главное рудное тело вольфрамового рудника названо «Игренькиной жилой».
Т. Тихова
Медведь
— Этой ночью медведь опять на овсы приходил, сотки две обсосал да столько же попортил — катался шибко! — говорил полевод Коля Рязанов.
