Р. Паласио - Чудо
— Ага.
— А те дети, с которыми ты познакомился на прошлой неделе? Как они себя вели?
— Да все нормально. Джек сидел рядом со мной на уроках.
— Это прекрасно, дорогой! А тот мальчик, Джулиан?
Я вспомнил, как Джулиан спрашивал у меня про Дарта Сидиуса. Как будто лет сто назад.
— Тоже нормально, — ответил я.
— А девочка со светлыми волосами, как ее зовут?
— Шарлотта. Мам, я уже сказал, никто меня не обижал.
— Хорошо.
Если честно, я не знаю, почему я злился на маму, но я злился ужасно. Пока мы переходили дорогу и шли по Эймсфорт-авеню, мама молчала, но когда свернули на нашу улицу, она опять стала задавать вопросы:
— А как ты познакомился с Джун, если она не ходит ни в один из твоих классов?
— Мы вместе обедали.
Я начал пинать камешек то одной ногой, то другой: гнал его перед собой по тротуару, как футбольный мяч.
— Кажется, она очень милая, — сказала мама.
— Да.
— И очень хорошенькая.
— Да, знаю. Мы как Красавица и Чудовище.
Я не стал дожидаться маминого ответа. Просто пнул камешек изо всех сил и побежал за ним.
Падаван
Вечером я отрезал свою косичку. Первым заметил папа.
— О, наконец-то, — сказал он. — Мне она никогда не нравилась.
Зато Вия кипятилась и никак не могла успокоиться:
— Ты же растил ее несколько лет! Почему ты ее отстриг?!
— Сам не знаю, — ответил я.
— Кто-то над тобой смеялся?
— Нет.
— Ты сказал Кристоферу, что собираешься ее отрезать?
— Мы же с ним больше не дружим.
— Не выдумывай! Не могу поверить, что ты вот просто так взял ее и откромсал! — И Вия вылетела из моей комнаты, хлопнув дверью.
Когда вечером папа зашел пожелать мне спокойной ночи, мы с Дейзи лежали на кровати, свернувшись калачиком. Папа слегка подвинул Дейзи и прилег рядом со мной на одеяло.
— Ну, Ав-Гав, — сказал он. — Так что у тебя был сегодня за денек: что надо или что не надо?
Между прочим, вопрос про денек папа не сам придумал, а взял из старого мультика о таксе по имени Ав-Гав. Одно время, мне тогда было года четыре, мы часто его смотрели — особенно в больнице. С тех пор папа иногда звал меня Ав-Гав, а я его — «дорогим папашей», как щенок-такса звал своего папу в мультике.
— Что надо, — кивнул я.
— Ты весь вечер молчал.
— Устал.
— Много всего сразу, да?
Я кивнул.
— Но все правда прошло нормально?
Я снова кивнул. Он тоже замолчал, поэтому спустя несколько секунд я сказал:
— Даже лучше, чем нормально.
Папа поцеловал меня в лоб.
— Как я рад, Ави. Похоже, со школой мама все-таки неплохо придумала.
— Да. Но я ведь могу ее бросить, если захочу, да?
— Конечно, мы же договорились, — ответил он. — Хотя зависит от того, почему ты решишь бросить. Обещай, что, если в школе у тебя начнутся какие-то неприятности, ты нам обязательно все расскажешь.
— Угу.
— А могу я у тебя кое-что спросить? Ты что, злишься на маму? Весь вечер на нее вроде как дуешься. Послушай, Ави, в том, что ты пошел в школу, я виноват точно так же, как и она.
— Нет, она больше виновата. Это же ее идея.
Тут раздался стук в дверь и в комнату заглянула мама. Вид у нее был немного смущенный.
— Просто хотела пожелать спокойной ночи.
— Привет, мамаша, — сказал папа и помахал ей моей рукой.
Мама присела на край кровати рядом с Дейзи.
— Ты, говорят, отрезал косичку.
— Подумаешь, невелика беда, — ответил я.
— А я и не говорю, что беда.
— Уложишь Ави? — сказал папа маме. — У меня срочная работа. Спокойной ночи, сын, мой сын. — Это была еще одна часть Ав-Гав-ритуала, но отвечать «Спокойной ночи, дорогой папаша» мне что-то не хотелось.
Папа встал с кровати.
— Я очень тобой горжусь.
Мама и папа всегда укладывали меня по очереди. Знаю, обычно укладывают только малышей, а десятилетние дети засыпают сами, без родителей, но так уж у нас повелось.
Мама устроилась рядом со мной и попросила папу:
— Заглянешь к Вие?
Он обернулся:
— А что с Вией не так?
Мама пожала плечами.
— Она говорит, все в порядке. Но первый день в новой школе, сам понимаешь.
— Хм-м, — сказал папа, а потом подмигнул мне. — Всегда с вами, дети, что-то не так.
— Да, не соскучишься, — согласилась мама.
— Не соскучишься, — повторил папа. — Ну, спокойной ночи.
Он закрыл за собой дверь, и мама достала книгу, которую читала мне последнюю пару недель. Я обрадовался, потому что жутко боялся, что она захочет «поговорить», а у меня совсем не было настроения разговаривать. Но и у мамы, кажется, тоже. Она просто листала страницы — искала место, где мы остановились. Мы прочитали уже почти половину «Хоббита».
«„Стойте! Перестаньте!“ — закричал Торин, но поздно: гномы в возбуждении расстреляли последние стрелы. И теперь подаренные Беорном луки стали бесполезны. Уныние охватило всю компанию, и в последующие дни оно еще усилилось. После заколдованного ручья тропа вилась точно так же, лес был все тот же»[3].
Не знаю почему, но я вдруг расплакался.
Мама отложила книгу и обняла меня. Похоже, она ничуть не удивилась.
— Все хорошо, — шептала она мне на ухо. — Все будет хорошо.
— Прости, — выдавил я между всхлипываниями.
— Тс-с-с. — Она вытерла мне слезы. — Ты ни в чем не виноват…
— Мамочка, ну почему я такой урод? — прошептал я.
— Нет, малыш, ты не…
— Я знаю, что я урод.
Она расцеловала мне все лицо. Она целовала мои перекошенные, будто сползшие вниз глаза. Целовала мои вдавленные внутрь щеки. Целовала мой черепаший рот.
Она говорила мне ласковые слова и пыталась меня утешить. Но я-то знаю, словами лицо не изменишь.
Разбудите меня, когда закончится сентябрь[4]
В сентябре было тяжко. Я не привык рано вставать по утрам. Не привык ко всем этим домашним заданиям. А еще первая «самостоятельная» в конце месяца. Ведь с мамой я никогда не писал самостоятельных. И мне не нравилось, что теперь у меня нет свободного времени. Раньше я играл, когда хочу, а сейчас мне постоянно надо делать уроки.
И в самой школе поначалу было ужасно. В каждом классе, где я появлялся, дети изо всех сил старались на меня «не таращиться». Они бросали взгляды украдкой из-за тетрадок или когда думали, что я не смотрю. Они обходили меня как можно дальше, как будто боялись подцепить от меня какую-то жуткую бациллу, как будто мое лицо — заразное.
В коридорах всегда было не протолкнуться, и при виде меня кто-нибудь обязательно столбенел — тот, кто, возможно, обо мне еще не слышал. Из бедняги вырывался такой сдавленный звук, который издаешь, когда задерживаешь дыхание, чтобы нырнуть. В первые несколько недель это случалось, наверное, раз по пять на дню: на лестницах, перед шкафчиками, в библиотеке. В школе шестьсот детей, и рано или поздно каждый должен был со мной встретиться. Я то и дело замечал, как кто-нибудь, проходя мимо, толкает локтем приятеля или что-то шепчет ему на ухо. Могу только догадываться, что они обо мне говорили. Но вообще-то я предпочитаю об этом не думать.
Кстати, никто особо не подличал: меня не дразнили и рожи не корчили. Просто тупо глазели — ну что ж, все так делают. Мне иногда хотелось им сказать: «Эй, всё в порядке, я знаю, что выгляжу странно, разглядывайте, сколько влезет, я не кусаюсь!» Да что там, если бы в школу вдруг заявился какой-нибудь гуманоид, например вуки из «Звездных войн», мне было бы страшно любопытно и я бы, пожалуй, сам на него таращился! И шептал бы Джеку или Джун: «Смотрите, смотрите, вон вуки!» А если бы вуки меня услышал, то он бы понял, что я не хочу его обидеть. Я всего лишь говорю, что он вуки.
Чтобы привыкнуть к моему лицу, моим одноклассникам понадобилась неделя. Это тем, кого я вижу каждый день на всех уроках.
Остальным пятиклассникам, с которыми я встречаюсь в столовой, на прогулках, на физкультуре и на музыке, в библиотеке и в компьютерном классе, — две недели.
Детям из других параллелей понадобился месяц. Эти уже почти взрослые, ну, некоторые из них. У одних сумасшедшие прически. У других серьги в носу. У третьих прыщи. Но никто не выглядит так, как я.
Джек Тот
Я сидел с Джеком на классных часах, на английском, истории, информатике, музыке и естествознании — на всех уроках, которые у нас были общими. Я решил, что либо учителям велели сажать нас вместе, либо это невероятнейшее совпадение.
Мы с Джеком и с урока на урок ходили вместе. Он замечал, что на меня глазеют, но притворялся, что не замечает. Хотя однажды, перед уроком истории, на лестнице на нас налетел огромный восьмиклассник, сигавший сразу через две ступеньки, и сбил меня с ног. Помогая мне подняться, он бросил взгляд на мое лицо и выдохнул: «Ого-о!» Потом потрепал меня по плечу, будто стряхивал пыль, и побежал догонять своих. А мы с Джеком почему-то грохнули со смеха.
