Евгения Яхнина - Разгневанная земля
— Блестящая идея! — воскликнул Гёргей. — С Дамианичем у нас разногласий не будет. Ты сделал прекрасный выбор! Дамианич на главном поле боя, я — министр, и тогда самый сложный план будет проведён быстро и энергично.
Согласие Гёргея, выраженное, казалось, искренне и дружелюбно, успокоило Кошута.
Но не прошло и двух дней, как с экипажем, в котором Дамианич ехал в Дебрецен, случилось несчастье. Генерал с переломом ноги был доставлен в госпиталь, откуда, как предрекали врачи, он не сможет скоро вернуться в строй.
Это известие вызвало у Кошута новый прилив тревоги: до выздоровления Дамианича общее руководство по-прежнему остаётся за Гёргеем!
Натиск на Буду с каждым днём становился всё яростнее, но и сопротивление её гарнизона не ослабевало.
Часть Буды, представляющая собой крепостные сооружения, расположена на высоком плоскогорье. Здесь высится императорский замок, раскинулись казармы, военный госпиталь, много разных общественных зданий.
Ниже, у крепости, обнесённой высокими средневековыми стенами, начинается новый город Буда, построенный у подножия гор и у горных отрогов.
Далее, вверх по течению Дуная, примерно на четверть мили тянется по берегу старая Буда: извилистые улочки, маленькие домики, тёмные подворотни.
Подготовка к штурму крепости захватила Гёргея целиком.
Он приказал держать всю Буду под непрерывным огнём. Старую Буду круглые сутки разрушал огонь гранат и картечи.
По крепостным стенам били тяжёлые осадные орудия, мортиры и гаубицы, снятые с полевых батарей и установленные на правом берегу Дуная.
Время от времени гонведы делали попытку взобраться под прикрытием артиллерии на неприступные крепостные стены, но каждый раз неприятельский огонь уничтожал их.
Командиры не отходили от своих орудий по восемнадцати часов в сутки. Стрельба не прекращалась ни на минуту. Артиллерийские снаряды выпускали тысячами. Никогда в дни самых упорных наступательных боёв их не расходовали столь щедро.
Семь дней подряд орудия били по определённым местам крепостных стен, производя в них огромные разрушения.
И наконец, 21 мая были пробиты бреши, через которые гонведы ворвались в крепость.
Ценой огромных жертв отчаянное сопротивление неприятеля было сломлено, и Буда взята.
Сёстры-столицы снова соединились.
Страна встретила с ликованием весть об освобождении Буды. Государственное собрание постановило наградить Гёргея Большим венгерским крестом и присвоить ему фельдмаршальский чин.
Но самого Гёргея эта победа не радовала. Она стоила огромных жертв, и не слишком ли поздно она пришла? Только что в Варшаве произошла встреча русского царя с австрийским императором… Когда была взята Буда, раненого Хенци доставили на квартиру Гёргея. Умирая, он сказал Гёргею: «Я-то выполнил свой долг перед императором, а вас ждёт..» Хенци умолк, не досказав своей мысли… Да, Хенци умер, но не он ли победил в жестоком поединке?.. Теперь с приходом русских всё станет сложней!
Так думал Гёргей.
А депутация Государственного собрания в это время поздравляла его с чином фельдмаршала.
К общему изумлению, Гёргей отказался от этой высокой чести.
— Четырнадцатого апреля Венгрия объявлена республикой, — сказал он, — а в республике нет чина фельдмаршала, есть только генералы, из которых один — главнокомандующий.
— Президент будет в высшей степени огорчён, — растерянно произнёс один из депутатов.
— Пустяки, — холодно ответил Гёргей. — Кошут сегодня обеспокоен другим — встречей в Варшаве Николая Первого и Франца-Иосифа. Нам же, военным, надо сейчас думать только о продвижении вперёд. Я заставлю австрийцев вернуть нам автономию раньше, чем русские солдаты ступят на венгерскую землю.
Глава пятнадцатая
С благословения английского правительства
Николай I беседовал с только что прибывшим из Англии русским послом в Лондоне бароном Брунновым. При беседе присутствовали государственный канцлер граф Нессельроде и шеф жандармов Орлов.
— Какими же словами эта хитрая лиса Пальмерстон благословил наш поход в Венгрию? — спросил государь.
— Как вашему величеству известно из прежних моих донесений, английское правительство в лице лорда Пальмерстона долго уклонялось от того, чтобы выразить своё отношение к намерениям вашего величества прийти на помощь Австрии.
— Что же заставило Пальмерстона отнестись сочувственно к нашему вмешательству в австрийские дела?
— Англия превыше всего на свете боится усиления влияния России в Европе, особливо на Балканах. Теперь же, когда венгерские крамольники одерживают победы, английское правительство не на шутку встревожилось. Испуганное тем, что австрийской империи угрожает распад, оно готово мириться с интервенцией наших войск в Венгрию… Поэтому, когда я сообщил Пальмерстону о решении вашего величества послать в Венгрию войска, он сказал в ответ: «Кончайте с этим скорее!»
— Ишь бестия! «Кончайте с этим скорее»!.. Ты думаешь, это его личное мнение?
— Нет, ваше величество. Я рассматриваю эти слова как выражение мнения английского кабинета. Если наше энергичное и быстрое действие будет сопровождаться решительным и скорым результатом, то Англия примет факты такими, какие они есть, может, и не без сожаления, зато, по крайней мере, без спора.
— И ты полагаешь, что англичане теперь не опасаются, что я надолго задержу войска в австрийский землях после подавления венгерского мятежа?
— Такое опасение у Пальмерстона не исчезло… Вот копия его письма к Росселю[71]. Оно написано 9 апреля, когда встал вопрос о вмешательстве России. Мне удалось добыть эту копию лишь накануне выезда из Лондона… разрешите, ваше величество, прочитать?
— Читай, читай всё, что касается нашего похода. Остальное я потом прочту сам.
— «… Австрия держится в настоящую минуту за Россию, как плохой пловец за хорошего. Мы не можем помешать России в её намерениях. Большое несчастье для Австрии и для Европы, что австрийское правительство вынуждено стать в положение зависимости от России. Но, несмотря на это, мы должны надеяться на лучшее; и если Англия и Франция пребудут тверды, то я не сомневаюсь, что мы выживем русских из дунайских княжеств».
Царь, слушавший Бруннова с нескрываемым удовольствием, воскликнул:
— И хитёр, и неглуп этот Пальмерстон!.. Однако не столь страшны нам венгерские бунтовщики, сколь опасны разрушительные силы, действующие у нас внутри… Всё ли у тебя готово? — обратился государь к шефу жандармов: — Где та записка?
Орлов безмолвно протянул свой доклад «О чиновнике департамента внутренних сношений министерства иностранных дел Буташевиче-Петрашевском».
На «пятницах» у Петрашевского собирался тайный кружок, в который входили представители прогрессивно настроенной дворянской и разночинной молодёжи. Здесь горячо обсуждались злободневные проблемы. Здесь читали доклады о социальных и политических реформах, которые вводили в Европе и о каких мечтали прогрессивные русские люди. Здесь шли горячие споры о том, как раскрепостить крестьян и наделить их землёй, о развитии отечественной промышленности, о судебных преобразованиях.
Государь впился глазами в доклад, читал его сперва молча про себя, а затем негодующе произносил вслух отдельные места, в которых приводились отрывки из вольнодумных речей петрашевцев.
— Так, так! Дело важное! — наконец произнёс он. — Ибо ежели бы это было одно только враньё, то и оно в высшей степени преступно и нетерпимо. Тут список сорока заговорщиков. Каким путём установлены их имена и что предпринимаешь, чтобы открыть ещё и остальных?
— За обществом Буташевича-Петрашевского уже несколько месяцев ведётся наблюдение через чиновника департамента внутренних сношений министерства иностранных дел Антонелли, которому удалось войти в доверие к Петрашевскому и стать постоянным посетителем его «пятниц».
— Дельно придумано! Продолжай!
— Для пресечения опасной деятельности заговорщиков я осмелюсь рекомендовать вашему величеству повелеть произвести немедленные аресты обозначенных лиц, а на следствии добиться от них показаний о других участниках преступного сообщества.
— Приступить к арестованию, говоришь? Согласен. Смотри только, чтоб не произошло разгласки. Набокова[72] впредь не уведомляй, а гораздо лучше дать ему знать, только когда уже все будут взяты. Действуй! С богом! Да будет воля его!
Николай I был крайне встревожен и озабочен «заговором» петрашевцев. Давно готовясь к интервенции в Венгрию, царское правительство не решалось увести войска за пределы России и таким образом оставить незащищённым неспокойный тыл.
