Люси Монтгомери - История Энн Ширли. Книга 3
— Ты почему не спишь, детка? — спросила Сьюзен, принеся ей свежую булочку.
— О, Сьюзен, я устала сама от себя.
Сьюзен посмотрела на нее с тревогой. За ужином у девочки тоже был усталый вид.
«И доктора, конечно, нет дома. У сапожников жены босы, а у докторов болеют дети», — подумала Сьюзен. А вслух сказала:
— Давай померяем температуру, детка.
— Нет, Сьюзен, не надо. У меня нет темпелатулы. Плосто… я сделала сто-то узасное. Сьюзен… это меня Сатана подговолил… Нет, нет, неплавда, я сама… Я блосила толт в луцей.
— Матушки! — ахнула Сьюзен. — Да с какой же стати ты это сделала?
— Что она сделала? — раздался голос мамы. Она вернулась! Мисс Бейкер с радостью ушла, предоставив миссис доктор разбираться в этой загадке. Рилла с рыданиями рассказала матери про свой поступок.
— Миленькая, но я не понимаю: почему ты решила, что отнести торт в церковь — это стыдно?
— Мама, я думала, сто я похоза на сталую Тилли Колк. Я тебя опозолила… Мамоцка… если ты меня плостись, я больсе никогда не буду… Я сказу дамам из комитета, сто ты посылала толт…
— Да ладно, родная, Бог с ними, с дамами. У них, наверное, и так тортов набралось больше, чем нужно.
Так всегда бывает. Никто и не заметит, что нет нашего. А мы никому не скажем. Но впредь запомни, Берта Марилла Блайт, что ни Сьюзен, ни мама никогда не стали бы заставлять тебя делать что-нибудь постыдное.
Как прекрасна жизнь! Папа пришел попрощаться с Риллой на ночь: «Спокойной ночи, котеночек!», а Сьюзен пришла ей сказать, что завтра на обед будет пирог с курицей.
— И много-много подливки, да, Сьюзен?
— Сколько влезет.
— А мозно мне на завтлак колицневое яицко, Сьюзен? Я его не заслузила, но…
— Да хоть два коричневых яичка, если хочешь. А теперь съешь булочку и спи, детка.
Рилла съела булочку, но прежде чем заснуть, вылезла из постели и встала на колени.
— Дологой Бозенька, позалуста, сделай, стоб я слусалась взлослых, сто они ни сказут. И посли свое благословение мисс Эмми и всем бедным силотам.
Глава тридцать вторая
— Можно, я буду твоей лучшей подругой? — спросила Диану на перемене Делила Грин. У Делилы были круглые синие глаза, темно-русые кудри, маленький розовый ротик и таинственный слегка вибрирующий голос. Этот голос сразу очаровал Диану.
В школе знали, что у Дианы Блайт нет близкой подруги. Два года она дружила с Полли Риз, но семья Полли уехала из Глена, и Диане стало очень одиноко. Полли была славная девочка. Правда, она не обладала мистическим очарованием уже почти забытой Дженни Пент. Зато она была веселая и здравомыслящая — наивысшая похвала в устах мисс Бейкер, которую вполне устраивала такая подруга для Дианы.
Диана с сомнением посмотрела на Делилу, а потом бросила взгляд на Лауру Карр, которая тоже появилась у них в классе в новом учебном году. Диана с Лаурой проболтали всю первую перемену и расстались весьма довольные друг другом. Но у Лауры были веснушки на носу и вихрастые, песочного цвета волосы. Делила же отличалась красотой и некоей аурой загадочности.
Делила правильно истолковала взгляд Дианы. Ее лицо затуманилось, и глаза наполнились слезами.
— Если ты любишь ее, то меня, конечно, любить не сможешь. Тебе придется выбирать, — сказала Делила своим вибрирующим голосом, драматическим жестом вытягивая вперед руки. У Дианы даже холодок пробежал по спине. Она взяла руки Делилы, и они обменялись серьезным взглядом, навсегда закрепляющим их дружбу. Так, по крайней мере, думала Диана.
— Ты будешь любить меня всегда-всегда? — страстно спросила Делила.
— Всегда-всегда, — поклялась Диана.
Они обнялись и пошли к ручью. Четвертый класс понял, что создался новый союз. Лаура Карр тихонько вздохнула. Ей очень нравилась Диана Блайт, но она понимала, что не может соперничать с Делилой.
— Я так рада, что ты позволила мне себя любить, — говорила Делила Диане. — Мне нужно кого-то любить… Я легко привязываюсь к людям. Пожалуйста, Диана, не обижай меня. Я — дитя печали. На мне с детства лежит проклятие. Меня никто… никто не любит.
Делила сумела вложить в одно слово «никто» ощущение бесконечного одиночества и трепетной красоты. Диана крепче обняла ее за талию.
— Тебе больше никогда не придется так говорить, Делила. Я тебя всегда буду любить.
— До конца света?
— До конца света.
Они поцеловались, и ритуал был завершен. Двое мальчишек на заборе заулюлюкали, но кто обращает внимание на мальчишек?
— Вот увидишь, я понравлюсь тебе больше, чем Лаура Карр, — заверила ее Делила. — Теперь, когда мы стали подругами, я могу тебе сказать то, чего никогда бы не сказала, если бы ты выбрала ее. Она лжива. Притворяется твоей подругой, а у тебя за спиной смеется над тобой и говорит о тебе гадкие вещи. Я знаю девочку, которая была с ней в одном классе в Моубрей Нерроуз, и она мне все про нее рассказала. Ты вовремя от нее избавилась. А я совсем не такая. Я буду тебе верна, Диана.
— Я и не сомневаюсь. Но что ты имела в виду, когда сказала, что ты дитя печали?
Глаза Делилы стали огромными.
— Я живу с мачехой, — прошептала она.
— С мачехой?
— Когда у тебя умирает мама и отец женится снова, его новая жена называется мачехой, — еще более таинственным голосом поведала Делила. — Теперь ты все знаешь, Диана. Ты не представляешь, как она со мной обращается! Но я никогда не жалуюсь. Я страдаю молча.
Если Делила страдала молча, непонятно, откуда у Дианы взялось столько сведений о ее несчастьях, которые она в течение следующих недель изливала за столом в Инглсайде. Она страстно привязалась к несчастной, преследуемой Делиле и без конца рассказывала о ней всем, кто соглашался ее слушать.
— Надеюсь, эта новая привязанность постепенно войдет в рамки, — улыбнулась Энн. — Кто эта Делила, Сью? Я не хочу, чтобы дети росли снобами, но после того случая с Дженн?
— Грины — вполне достойные люди, миссис доктор, голубушка. Их хорошо знают в Лоубридже. В этом году они купили дом Хантера. Миссис Грин — вторая жена, и у нее двое своих детишек. Я плохо ее знаю, но, по-моему, характер у нее легкий и добрый. Что-то не верится, чтобы она так плохо обращалась с Делилой, как рассказывает Диана.
— Не принимай на веру все, что говорит Делила, — предупредила Энн дочку. — Она, наверное, преувеличивает. Вспомни Дженни.
— Но, мама, Делила совсем не похожа на Дженни, — негодующе воскликнула Диана. — Ну, нисколечко. Она никогда не говорит ни слова неправды. Если бы ты только на нее посмотрела, мама, ты бы убедилась, что она не способна солгать. Дома к ней придираются, потому что она непохожа на других. А она такая привязчивая. Но ее с рождения преследуют. Мачеха ее ненавидит. У меня сердце разрывается от жалости, когда она мне про нее рассказывает. Мама, ей даже есть досыта не дают! Она всегда голодная. Ее часто отправляют спать без ужина, и она засыпает в слезах. Ты когда-нибудь плакала от голода, мама?
— Часто, — ответила Энн. Диана с изумлением воззрилась на мать. Она не ожидала такого ответа.
— До того как я приехала в Грингейбл, я очень часто была голодной. В приюте… и до него. Я просто не люблю вам про это рассказывать.
— Ну, тогда ты должна понять Делилу, — сказала Диана, постепенно преодолевая свое изумление. — Когда она голодна, она сидит и представляет себе то, чего бы ей хотелось съесть. Ну, подумай — представлять еду!
— Вы с Нэн тоже это делаете, — возразила Энн, но Ди ее не слушала.
— Она страдает не только физически, но и духовно. Она хочет стать миссионершей, посвятить свою жизнь благому делу… а они смеются над ней.
— Бессердечные люди, — согласилась Энн. Но что-то в ее тоне вызвало у Ди подозрения.
— Ну, почему ты так против нее настроена, мама? — укоризненно спросила она.
— Я еще раз хочу напомнить тебе про Дженни Пент. Ты и ее каждому слову верила.
— Я тогда была ребенком, меня было легко обмануть, — с достоинством ответила Диана. Она чувствовала, что мама почему-то не хочет понять и пожалеть Делилу Грин, хотя она обычно полна симпатии к людям. После этого разговора Диана стала рассказывать про Делилу только Сьюзен, поскольку Нэн при упоминании имени Делилы насмешливо фыркала. «Ревнует», — грустно думала Диана.
Не то чтобы Сьюзен выказывала особое сочувствие, но надо же было Диане кому-то рассказывать о Делиле, а насмешки Сью были не так обидны, как мамины. От нее Диана и не ждала понимания. Но мама сама была девочкой… у мамы такое доброе сердце. Почему же плохое отношение мачехи к Делиле нисколько ее не трогает?
«Может быть, мама тоже немножко меня ревнует, за то что я так сильно люблю Делилу? — размышляла Диана. — Говорят, что с мамами это бывает. Считают, что ты их собственность и ничья больше».
