Анна Овчинникова - Сламона
— Куда нам его девать? Скажи-ка, охэй!
— Люди выбрасывают за борт только то, что им не нужно, значит, его уже не примут назад, — ответил дельфин, за плавник которого цепко держался принц. — И мы не сможем отнести детеныша в человеческие страны — он замерзнет прежде, чем мы доберемся до тех берегов. Отнесем его лучше на Остров Русалок, пусть о нем позаботится кто-нибудь из морского народа!
— На Остров Русалок! На Иннэрмал! — обрадованно закричали дельфины, и стая рванулась по звездно-чернильным волнам следом за Молчаливым.
Двое дельфинов несли принца, еще двое плыли спереди и сзади, охраняя его от акул.
— Скоро ты увидишь Остров Русалок, детеныш! — щебетали дельфины.
— Там живут русалки и их маленькие дети…
— А морские люди-мужчины странствуют по всем морям!
— Смотрите, слушайте, нет ли акул…
— Русалки позаботятся о тебе, детеныш!
— Скоро мы будем там, охэй!
Так кричали дельфины, но уже стало светать, когда впереди наконец показался берег — он белел, как мыльная пена, на темной воде.
Стая выгнулась крутой дугой, слева поредевшие звезды погасли, заслоненные остроконечными скалами, над морем пронесся гулкий торжественный звук.
— Не бойся, это Поющие Скалы! — тут же закричали дельфины.
— Они готовятся петь Утреннюю Песню Моря!
— А там, впереди — видишь? — виднеется Песчаная Бухта!
— Сейчас мы перепрыгнем через рифы и будем там!
Большая чайка с истошным криком прочертила крылом по воде, на принца надвинулся светлый берег, вверху качнулась стена ночных джунглей, перекликающихся голосами незнакомых зверей и птиц… Принц увидел лунную дорожку на черной воде, метелки пальм, мотающиеся над высокими песчаными утесами, искры звездного дождя над снежными вершинами далеких гор…
Дельфины дружно взвились в воздух, плюхнулись в море уже за барьером рифов и понеслись к берегу, крича:
— Русалки! Русалки! Проснитесь, всплывайте скорей!
— Что случилось? — спросил сонный голос, и из звездно-черной воды всплыла красивая женщина с распущенными длинными волосами. — Что вы раскричались в такую рань?
— Мы принесли вам маленького человека!
— Человека?!
Вода в бухте заплескалась и забурлила — это разом всплыли еще пять или шесть русалок; они окружили дельфинью стаю и закидали дельфинов взволнованными вопросами:
— Откуда вы его взяли?!
— Вы сошли с ума, за ним же явятся взрослые люди!
— Отнесите его назад, пока не поздно!
— В первый раз вижу человека так близко…
— Человеческий детеныш! Кошмар…
— Он умеет говорить на нашем языке! — наперебой кричали в ответ дельфины.
— Люди не будут его искать, они сами выбросили его за борт!
— Возьмите его и отнесите на берег — здесь для нас слишком мелко!
— Согрейте его и накормите!
— Потом мы приплывем навестить его, а сейчас нам пора! Охэй!
Русалки загалдели еще громче, размахивая руками и вспенивая хвостами воду; среди них вдруг вдруг всплыл всклокоченный круглолицый малыш и уставился на принца заспанными глазами.
— Ух ты! Мам, это кто?
— Эйки, домой, немедленно спать!
— Конечно, как что интересное, так сразу — «спать»! — пробурчал малыш, еще раз зыркнул на принца и нырнул, взмахнув чешуйчатым хвостом.
Наконец одна из русалок сняла принца с дельфиньей спины, и все тотчас дельфины устремились в открытое море, выкрикнув на прощанье свое веселое:
— Охэй!
Русалка выбралась с принцем на песок, а ее подруги, по пояс высунувшись из воды, испуганно рассматривали человеческого подкидыша.
— Что же нам с ним делать, Янисса? — наконец спросила одна.
— Он человек, и добра от него не жди! — отозвалась другая.
— Человек не может жить в море, с морским народом! — крикнула третья.
— Люди убивают нас, стреляют в нас с кораблей!
— Лучше догнать дельфинов и вернуть им это, пока не поздно…
Среди взрослых русалок снова всплыл всклокоченный малыш.
— Мам, это взаправду человек? — громким шепотом спросил он.
— Эйки, горе мое, домой!
Русалка легонько шлепнула малыша по затылку, тот ойкнул и нехотя нырнул.
— Янисса, будь с ним поосторожнее, вдруг он совсем дикий, еще покусает тебя! А я слышала, среди людей встречаются и ядовитые…
Янисса посмотрела на принца, принц посмотрел в ее голубые глаза и до крови прокусил губу, чтобы не заплакать.
Тогда Янисса сказала:
— Он будет моим сыном.
— Да ты с ума сошла! — закричали русалки хором. — Это же человек! Будь он хотя бы морским чертенком или дьяволенком или даже морским змеенышем… Но — человек!
— Он будет моим сыном! — твердо повторила Янисса. — И не кричите так, вы пугаете моего дельфиненка…
— Я не боюсь! — хрипло отозвался принц. — И меня зовут не Дельфиненок, а Дэви!
Он и сам не знал, откуда взялось это имя, но стоило ему заговорить, как последние силы оставили его, он задрожал, задохнулся — и заплакал навзрыд.
Корабль Черной Королевы уплывал все дальше и дальше, там в ярко освещенной каюте королева пила чай с маркизом де Свином, болтала, смеялась и целовала мужа в тройной подбородок; в королевстве Белосония никто уже не вспоминал о младшем принце; даже дельфины уплыли неизвестно куда — а Дэви сидел на мокром прибрежном песке в окружении полурыб-полуженщин и выл, словно потерявший свое логово волчонок. Уж лучше бы ему было утонуть в море!
…К его губам вдруг прижался край глиняной чашки, он хлебнул горькой жидкости, поперхнулся и поднял глаза.
— Пей! — шепнула Янисса. — Это роса забудь-травы. Выпей — и ты позабудешь все, что с тобой было раньше, и станешь сыном морского народа. Пей, сынок!
Дэви посмотрел в ее голубые глаза и выпил до дна горько-жгучую смесь из волшебной росы и собственных слез…
А пока он пил, Янисса бормотала заклинание:
— Ты забудь-траву срываешь — все, что было, забываешь!
Ты забудь-травой пройдешь — как в тумане пропадешь.
Все забудь-травой сотрется, пропадет и не вернется,
ты не видел ничего,
ты не слышал ничего,
ты не помнишь ничего!
…А теперь — спать, сынок! Завтра я покажу тебе Залив Большого Когтя, Соляное Побережье и Драконову Бухту. Завтра ты познакомишься со всеми ребятами и с их мамами, а сейчас — спи… Спи, сынок…
* * *— Эй, спит он, что ли?
— Да нет здесь никого!
— А я говорю — он тут! Хватит путаться под ногами, Клоп, давай, вруби выключатель!
Щелкнул выключатель, спальня ярко осветилась, но Мильн уже не спал.
Он успел соскочить с подоконника и сунуть руки в карманы и теперь вызывающе смотрел на толпящихся у порога восьмилеток — Хельвига, Эдди Джойса, Клопа Карбуса и других сосунков из группы господина Ренси. Еще неделю назад вся эта компания и носа не осмелилась бы сунуть в спальню старших, а сейчас малышня бесцеремонно разглядывала пустые кровати, распахнутые тумбочки, книжки на полках и игрушки на столе.
— Чего надо? — грозно спросил Мильн, выставив правую ногу.
Его грозный тон и поза почему-то не произвели никакого впечатления на наглых сопляков — они с хихиканьем ввалились в комнату и принялись шарить по всем углам, а Клоп нахально заявил:
— Мы теперь тут будем жить, чтоб ты знал! А вот ты чего торчишь в нашей комнате?
— Тетку, небось, поджидает, — сказал Хельвиг, выуживая из-под кровати Билла заводную машинку.
— Да, за ним же скоро тетка должна приехать, ха!
— Наверное, заблудилась где-нибудь по дороге…
— Или застряла в туалете!
— Тетя, где ты, ау!
— Тетя-а! Тетушка-а!
— Его тетя нашла себе дядю, вы че, не знаете?
— Ага! Фигли ей нужен чужой ребенок, она теперь нарожает своих!
— Что, дурачок, съел ежа с кашей?
— Обестётился?
— Ух ты, глянь, чего я нашел!
— Ого! Чур, эта штука будет моя!
— Фиг тебе, я первый взял!
— ЭТ-ТО ЕЩЕ ЧТО ТАКОЕ?!
Восьмилетки мигом заткнулись и испуганно уставились на господина Пака, заполнившего дверной проем как в ширину, так и в высоту.
— Что это за нашествие, я вас спрашиваю?!
— А… А мы здесь скоро будем жить! — пискнул Клоп, сразу сделавшись ростом не больше обыкновенного постельного клопа.
— Оч-чень приятно! Вот когда будете здесь жить, тогда и будете здесь мельтешить, — внушительно сказал господин Пак, двинувшись по проходу между кроватями. — А сейчас — БРЫСЬ ОТСЮДА! Эй, подождите, куда так быстро? Игрушки можете оставить на столе.
Сопляки торопливо побросали добычу на стол, но машинку Хельвиг все-таки сунул в карман, и, проскользнув под рукой господина Пака, первым исчез в освободившемся дверном проеме.
— Вот хулиганы, — проворчал господин Пак. — Бедный господин Ренси, представляю, какая у него жизнь! Вы у меня никогда такими не были, верно, Джонни?