Лидия Чарская - Том 18. Счастливчик
Через какие-нибудь пять минут у доски вместо гимназиста в куртке стоял в одном нижнем белье дрожащий как лист от холода и волнения худенький мальчик.
— Ну, вот, теперь ты и повар! Не хочешь ли сготовить нам обед? — спросил Подгурин, дергая Счастливчика то за волосы, то за рубашку.
— Нет, нет, он не повар, а сенатор! Только сенатор без мундира! Честь имею приветствовать вас, ваше превосходительство! — вторил товарищу Калмык, становясь во фронт перед раздетым Счастливчиком и взяв руку под козырек.
— Вот умора! Совсем, совсем ощипанная левретка! Стриженая овца! Бе-бе-бе-бе! — неистовствовали остальные гимназисты.
Счастливчик стоял у стены. Губы его дрожали, глаза были полны слез.
"Бабушка! Бабушка! Зачем ты меня отдал сюда на такую обиду, на такую муку!"
Вдруг Подгурин наклонился, схватил с пола валявшееся платье Счастливчика и, вскочив на парту, ловко забросил его на лампу, висевшую под потолком.
— Господа, кто желает купить с аукциона эти вещи? Дешево продам! — вскричал Калмык и волчком закружился на одном месте.
Но тут дверь класса широко распахнулась, и карауливший ее Малинин вылетел на середину комнаты.
В класс ворвались Янко, Голубин и Курнышов.
Помидор Иванович на минуту остановился у порога, быстрым взором окинул класс и в один миг понял все происшедшее.
— Ага! Вы все-таки обижаете его! — крикнул он. — Постойте же, мы вас с Янко угостим по-свойски. Только держись!
Засучив рукава своей курточки, он стремительно накинулся на Подгурина.
Синеглазый Ивась Янко, в свою очередь, в два прыжка очутился на спине Калмыка, и… пошла потасовка!
Аля Голубин растолкал мальчиков, пробрался к Счастливчику и, обхватив его за плечи, отчаянно жестикулируя, кричал:
— О, как не стыдно вам! Как не стыдно! Что он вам сделал?! Бессовестные вы все! Это нечестно, гадко, подло!
Но мальчики и сами отлично знали, что во всем происшедшем действительно немного было хорошего.
Они отхлынули от новенького.
А посреди класса уже кипела форменная драка. Янко, Курнышов, Верста и Калмык катались по полу в одной сплошной, отчаянно барахтавшейся куче.
* * *— Директор идет!..
— Директор! Что делать? Что делать?
На лицах мальчиков отразился ужас. Только четверым драчунам сейчас не было до директора никакого дела: они продолжают кататься по полу, награждая друг друга пинками и тумаками. Тогда Малинин бросается к Помидору Ивановичу и кричит ему в самое ухо, что есть мочи, как на пожаре:
— Директор идет! Понимаешь — директор идет.
— Что? Где? Какой директор? — Тяжело дыша и сопя носом, с вытаращенными глазами, недоумевает Помидор Иванович.
Но ему некогда пояснять.
Десятки рук подхватывают его, ставят на ноги; потом приводят в стоячее положение Янко, Калмыка, Подгурина.
Голубин в это время хватает за руку Счастливчика и кричит:
— Спрячься! Спрячься! Под скамейку! Не то всему классу попадет!
И сам мчится к своему месту.
В классе топот… шелест… возгласы испуга…
Директор идет — это ведь не шутка! Директор идет, а у них раздетый мальчик в классе! Что делать?
Счастливчик, трепещущий, измученный, медленно направляется к своему месту.
— Скорее! Скорее! — кричат ему мальчики с первых скамеек.
Но уже поздно…
На пороге класса стоит директор — высокий, полный, красивый господин, с баками, вроде котлеток.
На лице его не то недоумение, не то испуг.
— Это еще что за явление? — говорит директор и протягивает вперед указательный палец.
Спиною к нему стоит Счастливчик в нижнем белье и носках.
На вопрос директора он оборачивается и, увидя взрослого, почтительно кланяется, шаркнув полуобутой ножкой по всем правилам.
— Это еще что такое? — строгим голосом спрашивает директор.
Подоспевший воспитатель, «дедушка», бочком протискивается к Счастливчику и тревожно спрашивает:
— Где же твое платье, Раев?
Счастливчик хочет поднять руку и показать, где его платье, хочет ответить, что его платье мирно покачивается на лампе под потолком, но в это время между партами пробирается Янко и, очутившись около Голубина, рядом с первой скамейкой, шепчет Счастливчику:
— Только не выдавай!.. Только не выдавай!.. Они все дрянные, гадкие, но ты их все-таки не выдавай!.. У нас выдавать не полагается… У нас правило товарищества… Пожалуйста, не выдавай!
Счастливчик молчит. Его губы сжаты. Глаза полны слез.
— Да что с тобой, голубчик? — тревожно спрашивает его воспитатель. — Отвечай же господину директору, отчего ты раздет.
Голос «дедушки» похож на голос monsieur Диро, и еще он смахивает немножко на «Ами»: такой же седенький, старый. И потом он первый приласкал Счастливчика в этих так неласково встретивших его стенах, назвал приветливо «голубчиком», тревожится, сочувствует ему…
Кира, перенесший столько волнений сразу, не выдерживает. Слезы брызгают фонтаном из глаз. Он прижимает голову к синему сюртуку воспитателя и рыдает горько, неудержимо.
Нечасто можно видеть в классе плачущего гимназиста в нижнем белье, похожего на поваренка. Это явление далеко не обычное. Притом мальчик плачет так искренно, так исступленно и так дрожит, что тревога невольно наполняет сердце директора, и он говорит, приближаясь к Кире:
— Ну, ну, успокойся, мальчик! Да расскажи, в чем дело.
Но так как вместо рассказа слышны одни только рыданья и всхлипыванья, директор ровно уже ничего не понимает.
— Да объясните же вы мне, наконец, что случилось? — начиная сердиться, обращается он к классу. Но мальчики стоят, как истуканы, каждый у своей парты, и молчат.
Тогда встает Янко с первой скамейки. Рожица у Ивася сейчас самая плутовская, но брови он хмурит, стараясь быть серьезным. Он оборачивается назад и смотрит на заметно испуганных Подгурина и Бурьянова.
На них лицах написано:
"Не выдай нас, Янко! Пощади! Не выдай!"
Но Янко и без этого отлично помнит, что выдавать товарищей — мерзость. Помнит и то, что директор, Григорий Исаевич Мартьянов, любит его, Янко. Авось поверит его словам и не рассердится.
Ивась обдергивает курточку и говорит, обращаясь к директору, почтительно, но смело:
— Мы, Григорий Исаевич, в перемену бежали завтракать из коридора в класс. И новенький с нами был. Вдруг новенький поскользнулся, упал и прямо на доску боком угодил. Стал плакать и стонать: "Бок больно! Бок больно!" Стал просить нас: "Посмотрите, нет ли раны на боку?" Ну, мы и хотели посмотреть. Сняли куртку и все прочее. А вы и изволили войти как раз в эту минуту.
Янко говорит явную неправду, и директор отлично понимает это. Но Григорий Исаевич Мартьянов — в сущности очень добрый человек и не любит наказывать гимназистов.
Однако он все-таки очень недоволен беспорядком в классе и строго обращается к ученикам:
— Чтобы этого не было в другой раз!.. Слышите! Если кто стукнется, заболеет, нечего самим мудрить! Надо сказать господину воспитателю, и вас отведут к доктору в приемный покой, А ты не плачь и одевайся! Да в другой раз не будь таким дурачком, не позволяй так глупо с собой распоряжаться, — полушутливо обратился к Счастливчику директор и повернулся уже, чтобы уйти, как неожиданно увидел покачивающийся на лампе злополучный костюм гимназиста.
— Кто это осмелился сделать? Это еще что за шалость? Кто посмел забросить на лампу костюм?
Мальчики молчали.
— Ну-с, я жду! — еще строже спросил Григорий Исаевич.
Легкий шум проносится по классу:
— Мы все закинули!.. Мы все виноваты, Григорий Исаевич! — слышатся робкие голоса.
— Как все? Что за чушь! Не может быть, чтобы весь класс! — говорит директор.
— Все!
— Все виноваты до единого? — переспрашивает Григорий Исаевич.
— Все виноваты, все! — звучит дружный ответ.
Директор подходит к Счастливчику, кладет ему руку на плечо.
— Ну, а ты что скажешь, новенький? Кто сделал это? — и он поднял кверху палец, указывая на злополучный костюм.
Счастливчик поднимает голову. На него обращены испуганные лица тех двух злых мальчиков, которые так гадко поступили с ним сегодня. Что если назвать их директору?… Их строго накажут, и больше никогда никто не посмеет обидеть Счастливчика.
Но доброе сердечко Счастливчика выстукивает совсем другое:
"Ну, пожалуешься ты на них, ну, накажут их строго, и что ж? Легче от этого будет? Сестра Ляля постоянно говорит: "Надо прощать врагов, тогда только и будет хорошая, светлая, радостная жизнь на земле".
И при этой мысли теплая волна вливается в душу. Хочется простить и Версту, и Калмыка, всем сердцем простить.
Директор внимательно смотрит на заалевшее лицо Счастливчика.
— Ну, что же? Кто закинул твой костюм? — спрашивает директор. — Дождусь я ответа?
