Йозеф Плева - Маленький Бобеш
— Разве можно тебе, отец, жаловаться? Разве ты не кормил нас в молодости? Хорошо, что хотя бы частично мы можем теперь оплатить наш долг. Кто знает, что будет с нами, когда мы станем такими же старыми?
Бобеш заметил, что мать теперь не смеется так часто, как раньше. А отец, приходя с работы, бывал таким усталым, что даже не мог разговаривать. Бабушка все чаще ворчала, а дедушка, который раньше так любил с Бобешем пошутить, теперь все больше молчал.
Однажды — это было в конце сентября — шел Бобеш с Гонзиком из школы и увидел на большом деревянном щите углового дома огромный плакат:
ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ!
В наш город приезжает всемирно известный
ЦИРК ГРАНД!!!
Узнав из афиши, что Витторио Колледани — самый известный волшебник на свете, Бобеш вспомнил о матери и подумал: «А она говорила, что нет никаких волшебников. Вот приехал же в город настоящий волшебник, да еще какого свет не видывал! Здесь ведь черным по белому написано, что он делает такие чудеса, каких не умели ни волшебники, ни чародеи!»
— Вот это да!
— А ты знаешь, сколько у них одних зверей?
На афише были нарисованы слоны, львы, тигры, змеи и какие-то странные птицы.
— Ты видел, Гонзик, когда-нибудь таких полосатых лошадей, как здесь нарисованы?
— Нет, не видел. Это нарочно так нарисовали, чтобы побольше людей заманить.
— Да это же не лошади, это зебры, — сказал стоявший рядом мальчик из пятого класса.
— Зебры?
— Да, зебры, то есть особенные, неукротимые лошади из Африки.
— Какие же они неукротимые, если на них ездят?
— Ездить на неукротимых, на необъезженных лошадях и составляет особое искусство, какое можно увидеть только а цирке.
— Ты пойдешь, Бобеш? — спрашивал Гонзик.
— Где там! Наши меня не пустят. У нас нет денег.
Бобеш с Гонзиком читали афишу и все больше удивлялись.
Человек, глотающий огонь!
Летающий человек!
В объятиях тропических змей!
Человек, выстреленный из пушки!
Бобеш завидовал тем детям, которые, прочтя афишу, решали:. «Я обязательно пойду в цирк». Один мальчик уверял даже, что он будет ходить на все утренние представления. Детские представления были утром, а вечером пускали только взрослых.
— А ты знаешь, Гонзик, где будет этот цирк?
— Где ж ему быть? Там, где всегда бывает: за вокзалом, у футбольного поля, за большим деревянным забором. Там всегда бывают карусель и качели.
— Гонзик! Пойдем после школы туда, посмотрим?
— Давай. Встретимся на карьере, ладно?
— И я скажу еще Марушке, ладно?
— Скажи!
Придя домой, Бобеш рассказал все, что узнал из афиши, и сразу осведомился, как же все-таки обстоит дело с волшебниками.
— Ты ведь мне, мама, говорила, что ни чудес, ни волшебников не бывает.
— Так это же цирковые волшебники, не настоящие. Всем чудесам, которые они показывают, может научиться любой ловкий и умный человек. Здесь нет ничего сверхъестественного.
— А ты их когда-нибудь видела?
— Видела, когда еще ходила в школу.
— Ну расскажи мне.
— Во время представления принес такой вот волшебник коробку и продемонстрировал всем, что она пустая. Потом он прикрыл коробку шелковой тряпочкой, взял коротенькую позолоченную палочку, помахал ею, пробормотал при этом какие-то слова и вдруг стал вынимать из «пустой» коробки одну вещь за другой. Сначала букет роз, потом маленького кролика, потом кролика побольше, и еще побольше, потом опять букет. Под конец перевернул коробку, и из нее выскочила утка с утятами. Короче говоря, в его коробке оказалось столько всего, что не вошло бы и в пять таких коробок.
— А как же это все в ту коробку попало?
— Он был на сцене один, и никто ему помочь не мог.
— Ну как же все-таки это возможно?
— А! Не понимаешь? Мы тоже не понимали. И тогда учитель нам рассказал, как это делается. Коробка стояла на большом ящике, покрытом материей. И в коробке и в ящике были так ловко сделаны отверстия, что их никто не заметил. Через эти-то отверстия и просовывал в коробку разные вещи человек, спрятанный в ящике. Все было подготовлено, конечно, заранее, а потом во время представления фокусник только пробормотал над коробкой: «Чары, мары, фук!» — и все уже было в ней.
— И люди ему верили?
— Конечно, верили. Ты бы тоже поверил.
— Чары, мары, фук! — повторял Бобеш и смеялся.
— Что не надо, у тебя сразу получается.
— Выходит, этот фокусник просто обманывал людей, да?
— Конечно, обманывал. Только иногда, милый мальчик, обман бывает людям приятен. Особенно когда он их развлекает.
— А тебе, мама, тоже было приятно?
— Чересчур ты уж любопытен, сынок!
— А ты очень удивлялась на фокусника?
— Все удивлялись. Ведь когда случается что-нибудь необыкновенное, всем бывает интересно.
— И даже если это неправда?
— Ты же любишь читать сказки! А ведь там одна неправда. Или вот, например, ты читал книжку «Жучки». А на самом-то деле никогда и нигде в мире таких жуков не было.
— А я всему верил.
— Ну и хорошо.
— Как же хорошо, если я верил, а это неправда?
— Ты читал там, что жучок, когда переставал слушаться, был всегда как-нибудь наказан. И ты, наверное, кое-что из этого понял. Тот писатель, автор книги, мог бы прямо все это написать о детях, но он решил писать лучше о жучках, чтобы это было красивее и интереснее.
— Да, правильно. Когда я об этих жучках думал, я представлял их себе очень красивыми… А когда ты была маленькая, ты верила сказкам?
— Конечно, верила.
— Я тоже. И до сих пор я всегда всему верю. Только как кончу читать, сразу вспоминаю, что это только сказка. И мне всегда жаль, что так не бывает на самом деле. Например, как жаль, что только в сказке нашла Золушка в орешке красивое вышитое платье и башмачки!
Бобеш на минутку задумался и потом продолжал:
— И как это люди могут так выдумывать, я просто не знаю…
— Что, Бобеш? — не поняла мама, потому что она уже перестала его слушать.
— Я говорю, как только сообразили написать, что в орешке нашлось все, что было нужно Золушке? Знаешь, мама, я вспоминал однажды об этой сказке, когда купался с Франтишеком в корыте — знаешь, тогда, когда он плакал… В общем, когда ему попало мыло в рот. Я, помню, смотрел тогда на мыльные пузыри, и сколько в одном маленьком пузырике было разных вещей! Там было и окно, и стол, и картинки, и все-все, что только есть в комнате. Но такое все маленькое-маленькое… Все вошло в один пузырь, как и Золушкино платье в орешек… И теперь я читаю, мама, замечательную книжку. Мне ее дала Силушка.
— Разве ты снова дружишь с Силушкой? Ведь ты говорил, что никогда больше с ней дружить не будешь.
— Ну, ты знаешь, я бы с ней, конечно, не дружил, но она сама ко мне пришла.
— Странно!
— Чего же здесь странного? Мы рисовали в школе, как пускаем бумажного змея и как ласточки летят на юг. А она не сумела нарисовать, поэтому и подошла ко мне.
— А ты нарисовал?
— У меня здорово получилось. Я и ей помог нарисовать. А она дала мне почитать книгу «Робинзон Крузо».
— Это хорошая книжка.
— А ты ее читала?
— Ее читал, наверное, каждый.
— И ты тоже верила тому, что там написано?
— Конечно, верила. А может быть, это и правда.
— Я тоже думаю, что правда. Там ведь нет никаких чудес.
— Ну конечно.
— Вот «Жучки» — тут сразу видно, что все придумано. Жуки не могут ни пить вино, ни есть суп. А вот Робинзон — такое вполне могло быть. Правда ведь, могло быть?
— Наверное, могло.
— Я очень рад, мамочка, что Робинзон мог быть на самом деле.
И, поскольку мать ни о чем больше его не спрашивала, Бобеш говорил все об одном и том же:
— Мне кажется, что нельзя было так все подробно от начала до конца выдумать.
— Наверное, трудно, — сказала мать.
Но сказала она это таким безразличным тоном, что Бобеш сразу почувствовал: пора кончать разговор. Правда, через минуту он начал снова:
— Мама!
— Что ты хочешь? Есть? Да?
— Нет… то есть, и есть хочу тоже, но…
— Ну что, что еще?
— Я думаю, что ничего не получится.:
— Что — не получится?
— Ты меня не пустишь.
— Ты говоришь о цирке?
— А как ты угадала?
— Это написано у тебя на носу.
— Нет, не написано. — Бобеш потрогал нос.
Мать засмеялась. Увидев улыбку матери, Бобеш поспешил воспользоваться ее хорошим настроением:, — Значит, ты пустишь меня, мама?
— Я не знаю. Спроси у отца.
— О, я знаю, отец наверняка скажет, чтоб я не ходил!
— Будь умницей, Бобеш. Ты сам знаешь, у нас не хватает денег даже на хлеб. Отец с таким трудом зарабатывает их. Когда вырастешь, все еще увидишь. Чудес много на свете.
— А что, если я не вырасту? Если умру, как и Франтишек?
