Йозеф Плева - Маленький Бобеш
— Я думаю, что компресс не поможет. Иногда дети совершенно без причин нервничают, капризничают, — не соглашалась бабушка.
— Если у него горячая головка, значит, что-нибудь да болит. Ни с того ни с сего ребенок кричать не будет, это глупость! — сердился дедушка.
Мать все-таки сделала Франтишеку компресс на головку. Но потом ей показалось, что и все тело у него какое-то горячее. Подошел дедушка, потрогал Франтишека и подтвердил:
— Да, ребенок болен. У него высокая температура.
Мать положила Франтишека спать. Ей удалось его укачать. Но и во сне он кричал, разбрасывал ручонки, дышал с открытым ртом, и в горлышке у него что-то хрипело. Бобеш смотрел на спящего Франтишека и удивлялся: что такое хрипит у него в горле? Щеки у Франтишека были необыкновенно красные, а губы, наоборот, побледнели. Обычно они были у Франтишека красные, а теперь стали совсем бледные и потрескались.
«Бедняга Франтишек! — подумал Бобеш. — Я-то знаю, что значит болеть. Как же было мне плохо, когда я болел!»
Ночью мать с маленьким Франтишеком почти совсем не спала. Он все кричал и кричал, а потом охрип. Температура, по-видимому, поднялась еще выше. Мать обложила его всего холодными компрессами, а горло завязала платком. Она думала, что у Франтишека та же самая болезнь, какая была у Бобеша, то есть ангина. Только ей казалось, что Бобеша тогда так не тошнило, что во сне он так не хрипел и, кажется, не было такого жара.
— Может быть, это режутся зубки, — утешала себя мать. — Когда зубочек не может легко вылезти из десны, ребенок тоже болеет.
У маленького Франтишека уже сверкало во рту шесть зубов: два были спереди, внизу, — они прорезались раньше всего, и четыре наверху — тоже спереди. На другой день Франтишеку стало еще хуже. Когда мать давала ему с ложечки сваренное всмятку яйцо, он ударил по ложке несколько раз ручкой и сбросил все матери на подол.
— Нет, нет, — с трудом выдавливал он из себя.
А когда мать, придерживая обе его ручки, стала кормить насильно, он с трудом проглатывал. У матери не было больше сомнения в том, что у Франтишека ангина. Она делала ему компрессы и утешала себя тем, что Франтишеку, как только спадет температура, сразу станет лучше. Но на следующую ночь матери стало ясно, что это и не зубки и не ангина. Маленький Франтишек не мог не только глотать, но и дышать. Он метался, кричал, заламывал руки, стискивал зубы. Шейка у него отекла и стала горячей, как огонь. На четвертый день мать вообще не знала, что делать; она была совершенно убита горем.
— Я не знаю, что и предпринять… Чем дальше, тем хуже.
О том, что Франтишек болеет, отец до сих пор ничего не знал, потому что он бывал дома только по воскресеньям.;— Надо бы сходить за врачом, — сказал дедушка.
— Надо-то надо, а чем мы будем платить? Я все думала, что у него простая ангина. Тогда я и без доктора обошлась бы, И потом, я все думала: Йозеф работает на дороге последнюю неделю. Кто знает, как скоро он снова получит заработок…
— Ты права, — согласилась бабушка. — Доктора стоят много денег.
— Подождем еще до обеда. Но, если ему будет хуже, я сбегаю за доктором. Никак не могу понять, что с ним такое. Зубки, конечно, тут ни при чем. Он весь горит. И посмотрите, как корчится! Бедный малыш — наверное, у него болит животик.
Мать гладила Франтишека по головке и приговаривала:
— Бедный малыш, бедный малыш!
На улице был дождь и сильный ветер. Капли дождя били по стеклу и стекали вниз. Бобеш грустил. Во-первых, приходилось сидеть дома, и, во-вторых, ему было жаль братишку. В середине дня Франтишека стал душить кашель. Он кашлял так, что у него надувались жилы на шейке, он беспрестанно хватался ручонками за горло. А когда мать попыталась напоить его теплым молоком, он оцарапал ее и вообще противился этому так, словно его резали. Мать расплакалась. Франтишек через минутку успокоился, но его голубые, когда-то такие красивые, большие и веселые глазки были полны отчаяния, боли и грусти. Он оглядывался по сторонам, смотрел на Бобеша, открывал ротик, как будто бы хотел что-то сказать и не мог. Когда он пытался выдохнуть, животик у него почему-то быстро стягивался, лобик покрывался потом.
— Послушай, Тоня, — сказал дедушка матери, — я все-таки побегу за доктором. Может, застану его дома.
Дедушка умылся, побрился, переоделся в праздничное платье и пошел за доктором. Когда дедушка ушел, Бобеш подошел к матери и шепотом попросил у нее поесть.
— Видишь, я совсем о тебе забыла, — погладила мать Бобеша. — Там есть немножко молока. И возьми еще кусок хлеба. Сегодня, Бобеш, я варить обед не буду. Бабушка с дедушкой поедят тоже одно молоко с хлебом.
У всех было такое плохое настроение, что бабушка просто отказалась есть, а дедушка сослался на то, что он перекурил. Бобеш, сидя на скамейке, ел в одиночестве. Он был очень голоден, но, когда увидел, что мать плачет, у него тоже пропал аппетит.
— Мама, — шептал он, — а поправится наш Франтишек?
— Наверное, поправится, Бобеш. Ведь ты же поправился, правда?
Бобеш вспоминал, как Франтишек перевирал слова, как вместо «Бобеш» говорил сначала «Бокеш», а потом «Бопеш». Припомнилось ему, как счастлива была мать, когда Франтишек только начал ходить около лавки. Мать тогда его окликнула; он повернулся, оторвался от лавки и сделал по направлению к ней несколько шажков сам, без поддержки. Так и научился он ходить. Вероятно, и мама вспомнила о том же самом, потому что она сказала:
— Не бойся, Бобеш, Франтишек поправится… Правда, моя маленькая детка, ты поправишься? Будешь снова ходить, будут снова бегать эти маленькие ножки… Покажи, где у тебя болит?
Франтишек недавно занозил пальчик на ноге. Пальчик у него нарывал, и нарыв еще не прошел.
— Ну, уже проходит пальчик, я вот подую на него.
Франтишек смотрел широко открытыми глазами на мать, с матери переводил взгляд на Бобеша, молчал и только тяжело дышал. Рот у него был открыт, в нем белели зубки. Язычок тоже был белый, весь покрытый белой пленкой. Мать часто платочком стирала ему пленку с язычка, но, вероятно, это было очень больно, потому что Франтишек пронзительно кричал. Теперь мать снова спросила:
— Мамочка вытрет тебе язычок, хорошо?
Франтишек не ответил Даже не поднялся. Даже не завертел головкой, только на глазах у него выступили крупные слезы.
Нет-нет, мама не будет делать больно своему воробышку! — поспешила сказать мать, увидев слезки в глазах маленького Франтишека. — Мама не будет больше его обманывать. Придет доктор и поможет Франтишеку, нашему маленькому мальчику. Дедушка приведет доктора, доктор даст лекарства, и у Франтишека все пройдет.
Казалось, что Франтишек улыбнулся.
— Ну конечно, станет легче нашему маленькому мальчику. Мать отошла от постельки к окну — якобы посмотреть, не идет ли уже дедушка с доктором, но Бобеш хорошо видел, как она закрыла глаза руками и тихонько плакала. Скоро дедушка привел доктора.
— Ну-ка, покажите вашего пациента, — сказал он прямо в дверях.
Доктор сделал три шага, положил на стол чемоданчик и нагнулся над люлькой Франтишека.
— Почему вы не позвали меня раньше? — строго спросил он мать.
— Я думала, что это воспаление миндалин, ангина, что это пройдет само собой, — объясняла мать.
Не обращая внимания на ее слова, доктор говорил:
— Боюсь, что вы позвали меня слишком поздно. Это большая ошибка. Но я еще сделаю попытку.
Он вынул из чемоданчика какие-то вещи, потом подошел к печке с маленькой бутылочкой, отбил у этой бутылочки горлышко и вобрал из нее жидкость в специальную трубочку. Но потом Бобеш уже не видел, что доктор делает с Франтишеком, потому что люльку закрывала спина доктора. Видел только, как он обернулся к матери и сказал:
— Не бойтесь, ему больно не будет. Слезами вы ему не поможете. В другой раз, как заболеет у вас ребенок, сразу же присылайте за мной.
— Она бы за вами, господин доктор, еще вчера послала, да у нас нет в доме ни гроша, — отозвалась бабушка.
— Об этом, милая старушка, речи быть не может. Здесь дело идет о жизни ребенка. На «нет», как говорится, и суда нет.
Когда доктор осматривал Франтишеку горло, мальчик задергался от боли. Доктор еще раз строго взглянул на мать и, немного помолчав, сказал:
— Кажется, дело еще хуже, чем я думал.
Мать заплакала. Он положил ей руку на плечо и сказал:
— Я еще зайду вечером. Старшего сына никуда не пускайте — это дифтерия. И к вам пусть тоже никто не ходит. А где ваш муж?
— Он работает на дороге.
— А ходит домой?
— Не ходит.
— Хорошо, что не ходит. Иначе ему пришлось бы оставаться дома: это заразная болезнь.
Мать проводила доктора за дверь, и Бобеш видел через полураскрытые двери, как мать о чем-то спрашивает доктора и руки у нее сложены так, будто она о чем-то просит. Он видел, что доктор пожал плечами и подал ей руку со словами:
