Собрание сочинений Яна Ларри. Том третий - Ларри Ян Леопольдович

Вот тут-то и пригодились записки Федорова. В конце тетради Мишка нашел такую запись:

«По случаю недорода в нашей деревне кормите кроликов обмялками [2]. Только надо обварить обмялки кипятком и немного присыпать отрубями. Хорошо давать немного жмыха кусочками. Изредка подкармливайте кочерыжками капусты. Понемногу давайте сена. Давайте всего понемногу, но почаще. Кролики разбрасывают корм и уже не едят его, если он побывал у них под ногами. Давайте им пить чистую воду. Смотрите, чтобы посудина была чистой. Иначе пить не будут. Они привередливые очень. Но пуще всего смотрите за чистотой. Грязь и навоз от них выбрасывайте каждый день. Не то могут заболеть они и подохнуть».

Наступил февраль. Подули мокрые ветры. На буграх оголились черные борозды пашни. А как-то утром прошел теплый обильный дождь. Снег смыло с пашни, и только под буграми еще лежали бурые наносы. Без толку суетясь и крича, над полями летали мокрые галки. На дороге сквозь снег проступил навоз, и в навозе копошились вороны. Всюду бежали звонкие ручьи. Сугробы с шумом обваливались под ногами. По склонам, приминая бурую прошлогоднюю траву, лилась с журчаньем снеговая вода. Весеннее солнце расплескалось на улицах, засверкало весело в стеклах и подняло с земли дымящиеся, золотистые туманы.

Во дворах с шумом возились куры, обалдело гоготали гуси, торопливо гундосили утки.

На бревнах, щурясь от солнца, сидели крестьяне, покуривая цигарки с запашистой махоркой и мирно беседуя о севе.

В один из таких веселых солнечных дней вернулись в деревню батька и Федоров.

Ребята были в бане. Засучив рукава, они наводили чистоту. Метлами сгоняли солому в угол. Скребками скоблили пол. Девчонки мокрыми тряпками вытирали покрытые темными пятнами половицы. Кролики, испуганно хлопая ушами, скакали в предбаннике, вызывая своими уморительными прыжками веселый смех.

— Будто блохи скачут, — хохотал Сенька.

— Куда? Куда? Я тебе задам!

— Кыш, ты, рыжая!

В это время дверь приотворилась, и в баню вошел Федоров. Был одет он в городское пальто. На шее висел красный с зелеными разводами шарф. Голову прикрывала полосатая кепка.

— Тю! — заорали ребята, бросая работу.

— О!

— Вон кто!

— Ребя…

Федоров, глядя на ребят, рассмеялся:

— Ну, здорово, здорово! Эка, повыросли все как!

Потом он оглядел кроликов и, довольный осмотром, снова улыбнулся:

— Молодцы, ребята. Молодцы! А пятый-то где же? Подох, что ли?

— Вон он, пятый-то, — сказал Мишка, приоткрывая дверь в парильню, где в одиночестве прыгал самец.

— Скучает? — поинтересовался Федоров.

— Не… Жрет, как боров!.. А ты как? Совсем уже?

— Совсем! — улыбнулся Федоров. — А вы тут как, не раздумали еще насчет гусей?

— Ясно — нет! — закричали ребята.

— Чего раздумывать-то?

— Не… Никто не раздумал!

— Это дело, — потер руки Федоров, — а я тут из города еще прихватил кроликов. Белых ангоров.

— Много?

— Семь штук!

Ребята всполошились. Побросав работу, они кинулись было к выходу:

— Где?

— Покажи!

Федоров схватился за скобу двери:

— Стой, стой! Кончим сначала с этими. Что тут еще осталось? Ну-ка, давайте помогу вам.

Работа закипела. Сменив подстилку и засыпав кроликам корму, ребята двинулись к Федорову. По дороге зашли к Тарасову, с которым Федоров приехал со станции. Во дворе стояла подвода, на которой лежали мешки и большая, закрытая сверху полотном корзина.

— Эй! — постучал в окно Федоров. — Сергей Николаевич! Барахлишко свое беру!

Во двор вышел бородатый, добродушного вида великан, прищурился на солнце и почесал пятерней живот:

— Эва, армия-то какая. Словно фельмаршал ходишь. Дела!

— Армия? — в раздумье сказал Федоров. — Что ж, пожалуй, правду говоришь, армия это и есть.

— Каждому теперь по пушке и пали-вали! Воюй! — мигнул глазом Тарасов.

— Ничего! Мы и без пушек раздуем такую войну, аж небу жарко станет.

С этими словами Федоров взвалил мешки на плечи. Ребята подхватили корзину, и вся «канпания» выкатилась за ворота.

После приезда Федорова ребята появлялись дома только к обеду да к ужину. Остальное время проводили они во дворе Федорова.

Здесь с утра до ночи весело пели пилы, звенели топоры и торопливо шаркали рубанки. Под навесом, вдоль стены, встали ровным рядом большие клетки. Сквозь решетку можно было видеть большеголовых бельгийских великанов и белоснежных ангоров.

Особенно интересны были эти маленькие белые комочки. Ребята первое время с удивлением рассматривали необычайные глаза ангорских кроликов, круглые, бледно-розового цвета.

— Будто не выспались, — шутили ребята, — ишь, глаза-то какие красные.

Интересны были и маленькие ушки с красивыми кисточками на концах. Всем хороши были ангорские кролики, да только смущала ребят незначительная их величина.

— Уж больно маленькие они. Вона бельгийцы-то какие… Бельгийцев бы надо купить еще!

Неодобрительно посматривали на ангорских кроликов и соседи.

— Крохотны больно…

А Федоров только посмеивался:

— Мал золотник, да дорог… Тут главное пух кроличий. Первосортный пух, можно сказать.

— А на кой ляд пух-то этот?

— От-на! — разводил руками Федоров. — Ну, а к примеру сказать, надо тебе фетровую шляпу сделать или боты дамские. Вот тут-то и подавай только этот пух. Или фуфайку добротную захочешь вязать. Опять-таки без кроличьего пуха, как говорят, ни взад ни вперед… Русский фетр почему не в цене? А потому, что заячий пух употребляют. А заячий он жесткий да грубый. Одним словом, плохой дает фетр. Опять же взять заграничный фетр: он весь на кроличьем пухе заквашен… Так-то вот…

Деревня посмеивалась над затеей Федорова:

— Заячий дядя!

— Надумал тоже, зайцев разводить!

Эти разговоры доходили и до «канпаньонов», но «канпаньонам» некогда было слушать деревенские пересуды.

К концу февраля началась во дворе у Федорова самая интересная работа. Ребята тащили из дома гусиные яйца. Федоров смотрел каждое яйцо через трубку, свернутую из листа бумаги, отбирая яйца с зародышами.

— Пустое, — говорил он, откладывая в сторону некоторые яйца, — тащи назад.

«Канпаньон» возмущался:

— Как это пустое?

— А так, — объяснял Федоров, — если ты смотришь яйцо на свет и не видишь в нем махонького пятнышка, — никудышное это яйцо. Пустое! Зародыша нет в нем.

Ребята спорили, однако пустые яйца тащили домой. После тщательного отбора наконец набрали 160 штук гусиных яиц. Для высиживания Федоров купил семь гусынь. Десять штук пришлось взять взаймы у отцов и матерей «канпаньонов».

Гусынь посадили на яйца.

— А теперь примемся за кроликов, — заявил Федоров.

И снова закипела работа. К самцам начали подсаживать самок, но самцов было немного, и эта работа затянулась до начала марта.

В деревне снова начались пересуды.

— Зайцев на гусиные яйца посадили!

— Умора!

— Мудрят ноне больно молодые ребята!

— И чего только мудришь? — посмеивались старики над Федоровым. — Спокон веков отцы наши от земли кормились, а ты от зайца пропитанье желаешь получить? Мудреный что-то больно!

— То-то, что земля! — передразнивал стариков Федоров. — А только смотрю я на вас и не вижу, чтобы от земли вы сыты были… Земля, безусловно, кормить может, однако земля землей, а культура культурой.

Как-то завернул в деревню уездный агроном. Наслушавшись рассказов и сплетен о «канпаньонах», он зашел к Федорову во двор посмотреть на птичник и на кроликов. Встречен был агроном с распростертыми объятиями. Федоров и ребята водили гостя по двору, показывали гнезда и крольчатник.

— Принялись вот, — говорил Федоров, — да только и сами многого не знаем. Посоветуйте, товарищ агроном. Если что не так делаем, скажите.

— Что ж, — сказал агроном, осмотрев хозяйство «канпаньонов», — дело у вас на правильной дороге. Порода кроликов выбрана удачно. Гуси тоже породистые. Правда, разнобой большой по породе, ну да там подберете.