Иван Кожедуб - Верность Отчизне
В разговоре с товарищами я сказал, что боевой путь каждого из нас состоит из нескольких этапов.
— Какие же это этапы? — спросил Титаренко. — Расскажи-ка о своих.
— Охотно, — ответил я. — В сущности, первый у меня начался еще до фронта. Тактика воздушного боя тогда была для меня только теорией. Это был подготовительный этап. Я тщательно, терпеливо изучал опыт боевых летчиков, рисовал схемы боев, о которых читал в газетах, переписывал выдержки из статей, правила, учил курсантов и учился сам. Многое было мне непонятно, неясно, но некоторые правила помню с тех пор крепко.
Первые боевые вылеты до Курской битвы — это второй этап. Постепенно рос боевой опыт. Как и мои товарищи, молодые летчики, я еще горячился в воздухе, не умел контролировать свои действия, с напряжением распределял внимание. Кругозор был неширок. Отчетливо я представлял себе обстановку только на том узком участке фронта, где воевала эскадрилья. Усвоил два основных правила: храбро драться с врагом и, не отрываясь от группы, пристально следить за действиями командира.
Третий этап — бои на Курской дуге. Я поставил перед собой цель — отомстить за гибель товарищей. Многим я обязан капитану Семенову; у него отвага сочеталась с хладнокровием и расчетом. Этому он учил и нас, молодых. Никогда мне не забыть, как он отчитал меня после первого сбитого, его слов об осмотрительности, о том, что нельзя бросаться очертя голову, не разобравшись в обстановке. Я стал действовать расчетливее, осмотрительнее. Но это были первые шаги на боевом пути. Иногда я испытывал некоторую неуверенность в себе. Трудно было технику пилотирования сочетать с ведением огня. Противник, случалось, упреждал мои действия. Я уже сбил несколько самолетов, но мне все казалось, что я еще допускаю промахи, действую недостаточно быстро.
Четвертый этап — воздушные бои над Днепром. Здесь мне не только надо было драться. Я должен был показывать пример летчикам эскадрильи на земле и в воздухе, совершенствовать командирские навыки, умело водить группы, действовать смело, хладнокровно, инициативно. Появилось чувство ответственности не только за свои действия, но и за действие группы, за каждого, кто сейчас дерется под моим командованием. Появилось и обостренное чувство ответственности за прикрытие наземных войск, за выполнение боевого задания. Надо было тщательно договариваться с летчиками на земле, чтобы быстро и слаженно действовать в воздухе. Надо было учить молодых летчиков.
Пятый этап, пожалуй, начался у меня в тот день, когда я получил самолет имени Героя Советского Союза Конева. Выросло чувство ответственности перед теми, кто в тылу создавал боевые машины. К этому времени я научился группой, со своей эскадрильей, отражать группы противника, численно превосходящие нас, вступать в бой с любым количеством вражеских самолетов.
В те дни у нас, летчиков полка, оттачивались тактические приемы. Как и мои товарищи — комэски Евстигнеев и Амелин, — я научился навязывать противнику свою волю, начинал бой с тех направлений, которые считал наиболее выгодными для моей группы. Научился молниеносно атаковать врага, предугадывать его уловки, хотя воздушный бой — это действительно море разных комбинаций и неожиданных положений.
Так подготовился я к шестому этапу — воздушной охоте.
Чувство боевого братства с нашими наземными войсками выработалось у меня в те дни, когда мы прикрывали их на Курской дуге, на Днепре, Днестре, севернее Ясс. Оно не оставляет меня и на воздушной охоте.
Ведя поиск воздушного врага, я по-прежнему думаю о наших наземных войсках, вероятно так же, как и все наши охотники. Руководит мною та же мысль: не допустить воздушного противника и нанести врагу максимальные потери, может, даже ценою своей жизни.
— Ты прав, Иван, каждый из нас насчитает несколько этапов боевой выучки, — заметил Титаренко. — И я тоже всегда думаю о наших наземных войсках.
И Дмитрий добавил, что чувство ответственности за жизнь людей выработалось у него в те дни, когда в группе с боевыми товарищами он отражал налеты воздушного врага на Ленинград.
…На нашем участке фронта продолжалось затишье. В ряде пунктов, в районе Праги (пригород Варшавы) шли бои местного значения и поиски разведчиков. Изредка мы вылетали на воздушную охоту. Продолжали усиленно готовиться к предстоящим большим сражениям.
Наш полк назывался полком охотников, иными словами — мастеров воздушного боя. Но среди мастеров были и молодые летчики — в основном из пополнения после Белорусской операции. С ними много занимались бывалые летчики. И я по совету командира передавал им свой боевой опыт. Иногда и простая беседа помогала становлению, формированию летчика, выработке черт характера: что-то непременно отложится в памяти — это я знал по себе.
Я вел с молодыми теоретические занятия, следил за тренировкой пар, тренировался сам, проводил разборы полетов. Особенно успешно занимались и заметно росли летчики Орлов, Родионов, Соколов, Хлопцев. И я следовал своему старому правилу: учил и учился сам.
Во время одной из первых наших бесед меня засыпали вопросами. Я тоже расспрашивал летчиков — хотелось скорее с ними познакомиться. Ведь иной раз и на земле можно предугадать, как будет вести себя летчик в бою. Молодые пилоты спрашивали, что, по моему мнению, летчику помогает побеждать.
Отвечал я им так:
— На войне все бывает, как любил говорить мой командир Солдатенко. Например, я сбил сорок пять самолетов, и не сосчитать, сколько раз фашисты пытались сбить и меня, особенно когда я стал летать на именном самолете. Но я никогда не думал о том, что враг может меня сбить. Ну, а если дрогнешь, то будешь сбит наверняка. Кто боится, тот неуверенно ведет бон. Уверенность в своих силах, в своих товарищах, в своем самолете — вот что должен ощущать каждый летчик, когда получает задание.
Сбить самолет, как вы знаете, не самоцель. Правда, весной прошлого года, еще не побывав в настоящих боях, я поставил перед собой цель сбить восемь вражеских самолетов — отомстить за боевых товарищей. Дело не только в том, что, сбивая вражеский самолет, мы наносим материальный урон врагу. Сбив самолет, особенно ведущего, деморализуешь вражескую группу, почти всегда обращаешь ее в бегство. Этого я и добивался, стараясь завладеть инициативой. Надо стараться атаковать врага молниеносно, захватить инициативу, умело использовать летно-тактические качества машины, действовать расчетливо, бить с короткой дистанции и добиваться успеха с первой атаки и всегда помнить, что в воздушном бою на счету каждая секунда.
Мы часто говорим о том, что в воздушном бою многое зависит от готовности летчика к риску, от смелости, воли к победе. Но рассчитывать только на смелость, бесстрашие и даже на опыт нельзя. Мы все время должны изучать поведение противника, искать новые тактические приемы, быть новаторами.
Сын полка
Нагрузок у моего юного ординарца было немало. Днем он находился на КП как посыльный. Исполнял поручения быстро и четко. Целый день, бывало, носится по аэродрому или возится у самолета. Он очень любил технику и все схватывал на лету.
Я не позволял ему подшивать воротничок к моей гимнастерке, чистить мне обмундирование. Но иногда утром проснешься — смотришь, все уже готово.
— Ведь я тебе говорил, Давид, что не привык к этому и все буду делать сам.
— Знаю, товарищ капитан, — отвечал он. — Но мне так хочется хоть чем-то помочь вам!..
Я старался найти время для его воспитания. Беседовал с ним, рассказывал о своем первом комсомольском вожаке Мацуе, об отважных летчиках-комсомольцах первого полка — Исламе Мубаракшине, Василии Пантелееве, Михаиле Пахомове и многих других.
Как-то вечером после напряженного дня, когда Хайту как посыльному на КП пришлось немало побегать, я сказал ему:
— Хорошо бы тебе шоферское дело изучить, и в первую очередь на мотоцикле научиться ездить. Освоил бы ты его быстро. Но тебе, пожалуй, трудно будет: времени на все не хватит.
— Товарищ командир, — ответил Давид, — вы же сами говорите: комсомолец должен добиваться цели, несмотря на все трудности! Зато, если научусь, поручения буду выполнять одним духом. Разрешите, товарищ командир, поучиться?
Пришлось разрешить. И с этого дня я часто видел, как Давид возится у мотоцикла.
Однажды, когда я шел на КП, меня обогнал мотоциклист. Да это Давид! Когда же он успел так натренироваться? Он ловко завернул к КП, соскочил и, встав по стойке «смирно», доложил:
— Товарищ командир! Ординарец Хайт! Задание выполнено! Мотоцикл освоен!
…Вот что однажды вечером рассказал мне Давид:
— Родился я в Риге в 1928 году, когда в Латвии у власти стояла буржуазия. Отцу — жестянщику — приходилось очень много работать, чтобы прокормить семью. Мама без отдыха работала дома и растила четверых детей. Жизнь у нас была суровая, тяжелая. Буржуазия разжигала национальную вражду, натравляла людей друг на друга, и нам, евреям, приходилось сносить много унижений. Жили мы так бедно, что часто не на что и хлеба было купить. И тогда мама говорила:
