Сергей Алексеев - Секретная просьба (Повести и рассказы)
Стоят и молчат.
Потом Ромка решил искупаться. Он и Нюте сказал:
— Смелей.
Нюта смутилась. Что же ответить? Нюта плавать совсем не умеет. Засмеёт её Ромка. Пиши пропала слава твоя морская, весь твой балтийский авторитет.
— Я плавать в реке не обучена. Мне бы море… — схитрила девчонка.
Понял, конечно, Ромка, в чём дело. Не такой уж дурак. Да вида, однако, не подал. Не стыдил, не смеялся над Нютой, а просто сказал:
— Да ты не смущайся. Я враз научу.
Ромка сажёнками плавать умеет. Ромка нырять мастак.
— Ты, главное, Нюта, не трусь, — наставляет мальчик. — Вот так. Вот так. А говоришь, что в реке не умеешь плавать!
Говорит такое Ромка, конечно, для вида. Нюта пока как топор на воде. А всё же слышать от Ромки такое приятно. Всё смелее она, смелее. Глядишь потихоньку пошло.
Потом Ромка прыгал по берегу. То на одной ноге, то на другой. Из ушей вытряхивал воду. И Нюта тоже прыгала. И оба они смеялись.
Потом, взявшись за руки, дети помчались домой. В лицо дул ветер. Смеялось солнце. Шептались травы. И было бежать не трудно, а как-то совсем легко. Было забавно. Забавно и весело. И только стучало сердце.
Затем Ромка остановился. Пошли они шагом. Всё тише и тише. И Нюте вдруг стало жалко, что вот и кончается эта верста, а с нею и этот день. И Ромке, видимо, стало жалко. Неожиданно он повернул назад. Нюта не заупрямилась. И снова они пошли к реке, к тому же самому месту.
А потом и ещё и ещё раз. А потом… Нюта сбилась потом со счёта.
КОММУНАКоммуна в Ромашках была неокрепшая. В чём-то коммуна, а в чём-то пока и нет.
Ещё тогда, когда решался вопрос о её создании, голоса разделились. Все Задорновы были «за». Присоединились к ним лишь Вировы и Горемыка. Не все крестьяне вступили тогда в коммуну.
Потом, когда решали, что обобществлять, опять голоса распались. Тут даже среди самих Задорновых не было полного лада. Одни считали, что общим надобно сделать всё: и плуги, и бороны, и коров, и овец, и кур. Другие, чтобы кур оставить. Из-за кур-то и вышел спор. После немалых криков птицу всё же не тронули.
Инициатором ромашкинской коммуны был отец Ромки Юхим Задорнов. Он стал её председателем.
В первый же год коммунары собрали неплохой урожай. И рожь и лён выдались славными. К удивлению тех, кто испугался объединения, жизнь в коммуне заладилась.
У каждого из коммунаров были свои обязанности. Старуха Вирова была назначена старшей по уходу за стадом.
После смерти мужа старуха всё время пропадала на скотном дворе. Домой приходила поздно. А то и вовсе оставалась ночевать при коровах. Отёл этого года был удачен. Забот и хлопот хватало.
Домашние дела теперь полностью ложились на Митю. И он вместе с Нютой неплохо со всем справлялся.
А вечером Митя любил рассказывать Нюте сказки. Знал он их много. И про царевну Несмеяну, и про Лягушку-царевну, про перо Жар-птицы, про Серого волка, про злую бабу-ягу. Каких только сказок Митя не знал! Рассказывал их горбун не торопясь. Часто в лицах, подражая то крику птицы, то рёву зверя, то скрипучему кашлю Кощея Бессмертного.
Нюта ахала, замирала, мороз пробегал по коже. То её обступали густые леса, то открывались бескрайние дали. И Митя как Митя совсем исчезал. И изба уже не изба. А кругом шелестит трава, бьются ветви над её головою, и бесшумным кошачьим шагом, не касаясь земли, задев Нюту горячим боком, мчится на помощь к Ивану-царевичу Серый волк.
Потом Нюта с Митей садились ужинать. Появлялись крынка с густым молоком и каравай душистого хлеба. Пил молоко Митя как-то совсем по-детски и улыбался.
Больше других Митя любил сказку про доброго волшебника и удивительную палочку, которая выполняла любые его пожелания.
— А где он живёт? — спросила Нюта.
— Кто?
— Добрый волшебник.
Митя задумался.
— В густом лесу, в тридесятом царстве.
— И он всё может?
— Может, — убеждённо ответил Митя.
«Вот повстречать бы такого волшебника, — думала Нюта. — Попросить эту самую палочку и сделать так, чтобы Митя больше не был горбатым».
Мысль о волшебной палочке глубоко запала девочке в душу.
А как-то Митя вытащил из-под своей лежанки резной сундучок. Вынул из кармана ключ, открыл крышку. Чего там только не было! Какие-то железки, подкова, гвозди. Кусок муаровой ленты, заячий хвостик, газетные кульки с семенами пионов, настурций, левкоев — Митя любил цветы.
А в самом низу обёрнутая холстиной лежала граната.
— Граната! Зачем же она тебе? — подивилась Нюта.
— Да так, пусть лежит, — простодушно ответил Митя.
ТРИДЕСЯТОЕ ЦАРСТВОПонимает, конечно, Нюта, что всё, о чём рассказывал Митя, это всего-то навсего сказки. Всё это выдумки. И про бабу-ягу, и про Царевну-лягушку, и про всё другое. Только вот с этой самой волшебной палочкой… Тут Нюта не очень уверена. А вдруг где-то и вправду живёт подобный волшебник. Хочется Нюте, чтобы волшебник жил.
Заговорила как-то Нюта с Ромкой. Вначале про Митин горб. Потом про волшебную палочку. Но осторожно, вскользь, так, между прочим, вроде случайно.
— Волшебная палочка? — переспросил Ромка. — Сказки, — ответил он коротко.
Потом как-то Нюта встретила батюшку, отца Капитолия. И к нему обратилась с таким же вопросом.
— Есть волшебство. Есть, — ответил батюшка. — От бога оно. Пусть Митя усерднее богу молится, — и перекрестил девочку.
Наконец Нюта решила отправиться в лес.
Ушла с самого утра, проходила до вечера. Но нигде никакого волшебника так и не встретила.
Огорчилась, конечно, Нюта. Но тут же себя успокоила: «Да разве может быть так, чтобы сразу же в первый день и пришла удача».
И Нюта продолжала ходить.
— Ты где это всё пропадаешь? — стал волноваться Митя.
— Мы с Ромкой на реку ходим, — отвечала уклончиво Нюта.
— Что это тебя целыми днями не видно? — обиженно спрашивает девочку Ромка.
— Мы с Митей щели в избе конопатим, — врёт не краснея Нюта.
И вот как-то Нюта ушла далеко-далеко. Прошла мелколесье, дубовый бор, пересекла овраг и большую поляну. За этой поляной, местом недавней порубки, начинался старый, дремучий лес.
Перемешались здесь берёзы, осины, ели. Переплелись в затейливом узоре хвойные лапы, суки и ветви. Небо скрылось от взора. Солнце скрылось от взора. Под ногами и сырость и мрак. Как змеи торчат коренья. Вот где оно, тридесятое царство.
Пробивается Нюта сквозь стену-чащобу. Где по гнилому бревну пройдёт, где заболоченный лог обойдёт, где под ёлкой, как зверь, пролезет. Страшно Нюте одной в лесу. Каждый шорох её пугает. То ли шишка сорвётся с ели, то ли хрустнет сучок под ногой, то ли птица в кустах шевельнётся. Страшно Нюте. А всё же идёт. Ради Мити она старается.
Ну где же ты, где же ты, добрый волшебник? Нюта из сил выбивается.
Солнце стало клониться к закату. Пора возвращаться домой. Однако упряма девчонка. Решает: хоть немного ещё пройду.
Лес поредел. То тут, то там промелькнёт поляна. Тропка легла под ноги — чуть заметный, кем-то хоженный путь. Двинулась Нюта по тропке, может, волшебника это след.
Уходит Нюта всё дальше и дальше. От полянки к полянке, от ёлки к ёлке, с одного бугорка на другой.
Не заметила Нюта, как свечерело. Серость легла на лес.
Не мешкай, возвращайся назад, Нюта! Несладкое дело — ночь коротать в лесу.
— Минутку, ещё минуту, — шепчет себе Нюта. — Вот только туда, до того вот открытого места.
Сделала девочка шаг и вдруг застыла, замерла Нюта, словно кто-то ей руки и ноги сковал.
Перед Нютой, у самого носа, в шаге всего от неё, стоит, прислонившись к берёзе, волшебная палочка.
Оглянулась девочка по сторонам.
— Волшебник, волшебник! — крикнула Нюта.
Тихо. Никто не ответил. Лишь эхо шмыгнуло куда-то в кусты.
«Волшебник! Волшебник!»
И снова — лишь эхо.
Задумалась Нюта. Что же тут думать? Тут же всё понятно. Просто оставил волшебник ей палочку.
Бросилась Нюта поспешно к берёзе. Схватила свою находку. Руки дрожат. Сердце стучит. Прижимает Нюта находку к груди. В лесу совсем потемнело. В небе пробилась, мигнула огнём звезда. Рядом тотчас появилась другая видать, прибежала подружка. Смотрят они на Нюту. И им интересно. Не часто такое бывает. В руках у девчонки — волшебная палочка.
— Палочка, палочка, — шепчет Нюта, — сделай так, чтобы я оказалась дома.
Закрыла Нюта глаза. Ну, думает, всё. Наверно, уже я дома.
Открыла. И вначале даже себе не поверила. Всё тот же лес, всё та же поляна, та же берёза.
«Поторопилась», — решила Нюта. Снова сомкнула веки. Стояла долго-долго. Ноги уже затекать начали. Опять открыла глаза. Всё тот же лес окружает Нюту.
«Я заклинаний, видать, не знаю. Эх, Митю бы сюда!» — подумала Нюта.
СТРАШНОЕВсе эти дни Митю не покидало какое-то беспокойное чувство. Чем-то тяжёлым давило на душу. Всё волновался за Нюту. «Луга — река глубокая. Ох, уж этот мне Ромка!» — поминал горбун недобрым словом соседа.
