Людмила Панова - Луговичка
Старуха всплеснула руками: на месте гниющей раны только розовый рубец остался. Вот так Поленька! Когда внучка подросла, дед стал часто брать её на рыбалку, но не только как собеседницу, а именно потому, что очень уж рыба хорошо клевала в её присутствии.
А вот на конюшню Поленька не любила ходить, уж больно лошади вели себя беспокойно, как будто боялись чего-то. Дед и сам это заметил, но решил не придавать этому значения.
— Может быть, её глаза так на них действуют.
Глаза у Поли действительно были необычные. Их изумрудное сияние приводило в трепет любого, кто их видел. У девочки не было братьев и сестёр, и потому всё своё время она проводила со взрослыми, удивляя их своими небывалыми способностями. Однажды бабушка случайно ошпарилась кипятком, пролив на себя ковш горячей воды. Она едва не потеряла сознание от боли. На её крик прибежала Поленька. Девочка что-то пела и размахивала руками возле бедной бабушки, и уже через полчаса боль утихла, а от ожога не осталось и следа. Андрей души не чаял в дочке и ничему не удивлялся. Он знал магическую силу её матери. Даже уставший, он мастерил ей игрушки, выстругивал из дерева лошадок, сам расписывал их яркими красками и покрывал лаком. Он привозил ей из города платья, да такие красивые, каких ни у одной девчонки в селе не было. Впрочем, и подруг у Поленьки тоже не было. Все сторонились странной девочки, а может быть, завидовали её нарядам. Поленьку это не огорчало, она не любила играть с детьми.
Настя, сильно похудевшая за эти годы, шила Поленьке кукол. Ей так хотелось стать хорошей матерью этому ребёнку. Ведь своих детей у неё не было. Годом раньше родился мальчик, да пожил всего два дня. Умер он у Насти на руках от неизвестной болезни. Настя переживала, плакала и всю свою нерастраченную ласку отдавала Поленьке. Но Поля так ни разу и не назвала её мамой, она была для неё просто Настей. Никакие уговоры не смогли заставить её выдавить из себя это короткое слово. Но Настя ждала, ждала и надеялась, что это когда-нибудь произойдёт.
Как-то рисовала Поля на листе бумаги луговые цветы, да так ловко у неё выходило, красиво очень. Букет будто живой получился. Настя, увидев рисунок, залюбовалась вслух:
— Как красиво, Поленька. Мне бы очень хотелось иметь такой букет, я бы каждый день им любовалась.
Но Поля закрыла рисунок ладошкой:
— Нет, не хочу, я подарю его мамочке.
Настя спросила настороженно:
— А разве не я твоя мама?
Девочка вполне искренне удивилась:
— Конечно, нет. Ты ведь меня нашла, а моя мамочка далеко, в луговых травах живёт.
Настя так растерялась, что не знала, как ответить девочке. Вечером она спросила у мужа:
— Ты рассказал Поленьке о том, что мы её нашли?
— Что ты, Настя. Никогда не говорил. А что случилось?
Андрей даже отодвинул чашку, из которой ел.
— А то, что Поля знает, как и где мы её подобрали той ночью. — Настя смотрела на мужа грустными глазами. Она вздохнула и собрала чашки со стола. — Я никогда не буду ей матерью, она не любит меня.
Андрей стукнул кулаком по столу:
— Глупости, ты её вырастила, она ещё подрастёт, поумнеет и будет звать, а ты даже не думай об этом.
Но Настя думала. Думала и страдала, ей так хотелось, чтобы девочка полюбила её. Но чем старше становилась Поленька, тем больше они отдалялись друг от друга.
Однажды Настя спустилась в погреб, чтобы взять крынку сметаны, но когда она поднялась наверх, дверца погреба неожиданно захлопнулась прямо перед её лицом. Бедная женщина едва не упала с лестницы. Она закричала от ужаса и громко забарабанила в дверцу. Но ей никто не ответил, так как в доме никого не было. Насте пришлось просидеть несколько часов в холодном погребе, пока не пришли отец с матерью и не освободили несчастную узницу.
— Как такое могло случиться?! — недоумевали старики.
Настя молчала. Её бил озноб, а из глаз неудержимо текли слёзы. Старуха напоила её горячим чаем и уложила в постель.
— Бедняжка! Да что у нас, бес завёлся, что ли, дверку вздумал захлопывать!
Скрипнула входная дверь, и в комнату вошла Поленька. При её появлении Настя вздрогнула и замерла под одеялом. Девочка улыбнулась и, отойдя к столу, занялась рисованием. Бабушка посмотрела в её сторону:
— Что же ты, Поленька, к матери не подойдёшь? Захворала она, али не видишь?
Поля, не проронив ни слова, спокойно взялась за карандаш и принялась водить им по бумаге.
— Подойди сюда, внучка, — не унималась бабушка, но Настя вдруг поймала её за руку.
— Не надо, — зашептала она, — пусть рисует, а я хочу отдохнуть.
Бабушка вскоре вышла, укоризненно посмотрев на внучку, и они остались вдвоём. Стояла тишина, лишь изредка шуршал грифель о бумагу. Настя вдруг спросила:
— За что ты не любишь меня, Поленька?
Но ответа не последовало. Грифель продолжал шуршать.
— Что я сделала не так? Чем заслужила твою немилость, ведь я люблю тебя. Ответь, пожалуйста.
После длительного молчания грифель перестал шуршать, и Настя услышала странные слова:
— Ты заняла не своё место и должна уйти.
Настя поднялась на локтях с подушки. Лицо её пылало.
— Это чьё же место я заняла?
Поля не смотрела в её сторону, она продолжала рисовать.
— Ты сама знаешь, чьё. Уйди от Андрея, он любит мою матушку, а не тебя.
Настя больше не могла это слушать. Она вскочила с постели и подошла к девочке:
— Мы с Андреем любим друг друга с детства, тебя мы тоже вырастили как родную, а теперь ты говоришь о какой-то матушке!
Поля подняла глаза на женщину. Сколько было холода и злобы в этом взгляде. С этой минуты Настя поняла: эта девочка никогда не будет её ребёнком. Поля нажала на грифель, и он обломился.
— Не уйдёшь — тебе же хуже.
Настя попыталась усмехнуться:
— А ты не боишься, что о нашем разговоре узнают Андрей и ещё дедушка с бабушкой?
Девочка была совершенно спокойна:
— Тебе никто не поверит.
Поленька — луговой цветочек
С этого дня Настя больше не пыталась примириться с Полиной. Она старалась не замечать её. Всю работу по дому выполняла молча, лишь иногда советуясь с матушкой.
Поля же была ласкова со всеми, а особенно с Андреем. Когда после работы, уставший, он садился за стол, она с радостью ставила перед ним большую чашку горячего супа и смотрела на него большими влюблёнными глазами. Иногда от этого взгляда ему становилось не по себе, но он всё равно усаживал её к себе на колени и гладил мягкие пушистые волосы. Она прижималась к нему всем своим хрупким тельцем и шептала:
— Папочка, я так тебя люблю.
Однажды он подозвал Настю к себе. Настя возилась у печи, помешивая в чугунке кашу. «Как она похудела и подурнела», — подумал он, глядя на жену, но вслух произнёс:
— Что происходит, Настя? Ты совсем не замечаешь ребёнка, ведь раньше всё было по-другому.
Настя не смела поднять глаза, а руки её предательски задрожали. Андрей посадил жену рядом собой и обнял за плечи:
— Что случилось, почему ты больше не любишь Поленьку?
Настя вздрогнула:
— С чего ты взял?
— Она сама мне об этом сказала, да и я вижу…
Женщина решительно встала и, не взглянув на мужа, быстро вышла из комнаты. Разговора не получилось.
Время шло. Андрей построил большой, просторный дом, куда он переселился с Настей и Полиной. Старики радовались за молодых, но тут стали замечать, что соседи на них как-то странно поглядывают да и сторониться стали. Бывало, прибежит соседка Нюра посудачить с матерью по душам, а нынче даже не заглянула ни разу. Братья Кузьма да Василий тоже часто к деду заглядывали, о рыбалке да охоте поговорить, а тут и они не заходят.
«Странно всё это», — подумала мать и постучала к соседке. Дверь Нюра открыла неохотно, сквозь зубы сказала:
— Проходи, — и, не взглянув на гостью, направилась к печке.
— Постой, Нюра. Я тебе яичек крупных, отборных принесла, наша несушка впервые такие снесла.
Но Нюра отказалась:
— Не нужно мне ничего от вас, нечисто всё.
Мать аж поперхнулась:
— Что значит — нечисто? С ума, что ли, сошла, Нюра, свихнулась на старости лет?
Но соседка посмотрела на неё серьёзно:
— Я-то не сошла ещё, а вот вы все будто опоённые ходите, ничего вокруг себя не видите.
Мать ещё больше изумилась:
— Да что мы видеть-то должны? Как жили, так и живём.
— Вот именно, жить-то вы стали богато, и всё у вас ладится, даже дед твой ногу свою поправил, а ведь уж не верили…
— А ты что же, — возмутилась мать, — завидуешь, что ли? Это тебя гложет?
Нюра горько усмехнулась:
— Да не завидую я, Егоровна, просто странно всё это. В доме твоём нечистый завёлся, он вам и помогает.
