Григорий Медынский - Повесть о юности
Нет, этих ребят она никому не отдаст! И добьется… Конечно, сразу найти общий язык с классом трудно, почти невозможно, так не бывает. Над этим придется поработать и помучиться, но она добьется своего.
Поэтому, когда директор в дальнейшем разговоре предложил ей сделать на педсовете доклад о формировании детского коллектива, она охотно согласилась. Ей и самой хотелось перед началом работы еще раз разобраться в этом вопросе и привести свои мысли в порядок.
И вот она идет в специальную педагогическую библиотеку имени Ушинского и спрашивает, что есть нового по организации коллектива. Вот она роется в своем книжном шкафу.
Чтобы все было на виду, она выложила значительную часть его содержимого прямо на пол, склонилась, копаясь в бумажном старье. Сейчас она совсем не та собранная и подтянутая учительница в темно-синем костюме, с орлиной искоркой во взгляде. Это полная пожилая женщина в широком домашнем халате с крупными розовыми цветами, за которые муж в шутку зовет ее «клумбой».
Полина Антоновна отыскивает и пересматривает старые конспекты и записи, разбросанные по многочисленным тетрадкам и блокнотам. Их давно надо бы свести воедино, и для этого стоило бы засесть и поработать. Но времени нет — у учителя всегда нет времени, — и вот теперь сиди и копайся.
Попались перевязанные ленточкой, заставившие ее всплакнуть, тетради покойного сына — и по трем линейкам с косыми, каким-то случаем уцелевшие от его детства, и последние «выпускные», с не оформившимся еще, но уже беглым, явно претендующим на «взрослость» почерком. Среди тетрадей почему-то отбившееся от всей пачки фронтовое письмо.
«Мама, прости, что я не попросил у тебя разрешения и стал курить. Здесь без этого нельзя. А когда вернусь, я курить брошу…»
И не вернулся: погиб в бою за деревню Морозова Воля, Варшавского губернаторства…
Вот пачка бумаг, каких-то благодарностей еще за старые, довоенные годы, а среди них — групповая фотография ее предвоенного выпуска: молодые, красивые юноши и девушки смотрят на нее с этой уже тронутой временем карточки. И среди них она сама — тоже еще молодая, сильная, без досадных морщинок и без почетной, но тоже не очень радостной изморози в волосах. Годы бегут и бегут, отщелкивая, как счетчик в такси, пройденный путь, — бегут так быстро, что иной раз хочется спросить у водителя: «А у вас счетчик в порядке?» Но что значат годы по сравнению с этой карточкой? Одного нет, и другого нет, и о третьем мать все глаза выплакала, а четвертый вернулся без обеих ног. Война, война! Чего она только не натворила!..
А вот и записи:
«Если бы меня спросили, что самое главное требуется в настоящее время от учителя, то я бы сказал: растить нового человека. У нас создается новый человек социалистического общества. Этому новому человеку нужно прививать самые лучшие человеческие качества»
(Калинин).«Только личность может действовать на развитие и определение личности, только характером можно образовать характер»
(Ушинский).Золотые, неувядаемые слова, основа педагогики!
Как это правильно и в то же время как просто! А формы этого воздействия? Пути влияния? А передаточный механизм? А общественный тонус класса, встречные, побочные влияния? А весь строй нашей жизни?..
Полина Антоновна читает и думает, думает и читает.
Она давно поняла наивность старой примитивной формулы: учитель учит, ученик учится. Так думать теперь можно или по крайней неопытности или по непростительной лености мысли. В действительности все обстоит сложнее и серьезнее. Ага! Вот и ироническая цитата из Макаренко:
«Воспитатель помещается в некоторой субъективной точке. На расстоянии трех метров находится точка объективная, в которой укрепляется ребенок. Воспитатель действует голосовыми связками, ребенок воспринимает слуховым аппаратом соответствующей волны. Волны через барабанную перепонку проникают в душу ребенка и в ней укладываются в виде особой педагогической соли».
И дальше — мысли Макаренко о коллективе, его главном герое и помощнике. Полина Антоновна заново продумывает, проверяет, примеривает и снова соглашается с ними.
— Э, милочка! Макаренко было хорошо! — сказала как-то в откровенном разговоре Варвара Павловна, учительница географии. — Разве у него были такие программы, как у нас, такие требования? Ему подъем нужно было создать. А как — дело вольное. Хочешь — мастерские строй, хочешь — игру затевай. А у нас попробуй-ка поиграй, когда у нас одни формулы по химии, формулы по математике, формулы по физике. Это же скучно!
— А разве кирпичи таскать было не скучно? — спросила Полина Антоновна. — А ведь сумел же Макаренко…
— Романтика! — махнула рукой Варвара Павловна.
— А у нас, по-вашему, нет романтики?
— У нас?.. Впрочем, ведь вы тоже романтик, я и забыла! — улыбнулась Варвара Павловна. — Я даже удивляюсь, как это вы математику преподаете.
— А в математике тоже есть романтика.
Так они поспорили однажды, и каждая осталась при своем.
Полина Антоновна тоже, конечно, считала наивностью брать Макаренко так, как он есть. Но нужно же уметь бы делить идеи из конкретной истории их зарождения!
И как не выделить идею коллектива, — может быть, самое главнее, что есть у Макаренко? Сплотить коллектив и опереться на него — разве можно без этого? Без этого вообще нельзя, немыслимо работать. Пусть ребята сами идут и сами добиваются и сознательно делают то, что нужно!
Но ведь в этом и заключается вся «химия» жизни — сплотить их, чтобы они поверили — поверили тебе и поверили цели, которую ты перед ними ставишь, чтобы они почувствовали плечо товарища.
Как это сделать? Об этом в отчете не напишешь, и товарищам не передашь, и самой себе не составишь рецепта. В одном случае — так, в другом случае — иначе. И в этом «иначе» — все, в этом творчество, а без творчества — штамп и уход от жизни.
В дверь постучали. Это соседка напоминает о кухне. В самом деле, на плите жарится телятина, стоит давно и теперь, как видно, пригорела.
Полина Антоновна вскакивает и, перешагивая через наваленные на полу груды книг и бумаг, бежит, на кухню. Так и есть, телятина пережарилась, и муж опять будет недоволен!.. Он, конечно, ничего не скажет, но по тому, как он отвернется, посмотрит в окно и побарабанит пальцами по столу, Полина Антоновна угадает его настроение.
Ну как это опять так получилось, что она зачиталась и забыла, совсем забыла о кухне?.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Незаметно, но настороженно прислушиваясь к настроению своих «воробышков», Полина Антоновна вскоре почувствовала, какое решение они приняли. В глубине души ей было обидно. «Подумайте!..» Совсем другого ответа ждала она на этот свой призыв. Значит, не поверили! Значит, чего-то она не нашла в себе, чего-то не донесла до ребят, не сумела пробудить в них ответной хорошей волны. Воспитание — двусторонний процесс, и заключается оно не в пассивном усвоении и механическом выполнении учеником того, чего хочет от него воспитатель. Конечная цель воспитания в том, чтобы ученик не просто воспринял бы то, чему учишь. Нужно, чтобы это стало его собственным, его достоянием, убеждением и чтобы он потом, на основе этого, пошел дальше. Поэтому главное в ходе воспитания состоит в том, чтобы вызвать в ребенке ответную волну собственных усилий, собственной активности и сознательности. Это очень трудно. Иногда бывает, до боли обидно, когда между тобою и учеником: возникает какой-то барьер, который ты не можешь преодолеть. Но в преодолении барьера — ключ ко всему.
Вот почему ей хотелось переломить их молчаливое упорство. Эти тридцать три мальчика — незнакомых, испытующе присматривающихся к ней — уже как-то вошли в нее, и не как тридцать три одинаковых, пассивно воспринимающих все, что ты им окажешь, ученика, а как тридцать три разных призмы, каждая по-своему преломляющая поток жизни. Они все — в будущем, в возможностях, и неизвестно, какими выйдут они через три года из школы. Поистине — будущие люди!
И в то же время они — итог, какой-то уже итог того, что пережито ими. Понять все это, разобраться, помочь и направить, что-то приглушить, что-то усилить, взрастить и выпустить в конце концов почти сложившихся людей, довести до конца, до аттестата, и с улыбкой смотреть потом на вытянувшихся, широкоплечих и басовитых молодых людей, которых она принимает мальчишками, — ради этого разве не стоит пожить и поработать?
И, забыв о своих огорчениях, Полина Антоновна принялась за обычные, будничные дела по организации класса. Ведь в классе, как и в жизни, всегда что-нибудь совершается. То на перемене ребята подняли возню, сдвинули парты, набросали бумажек, натоптали мела, так что учительница отказалась войти в класс. То на уроке химии во время опытов разбили ценную колбу. То за недостойное поведение на улице милиция задержала Васю Трошкина.
