Джин Вебстер - Длинноногий папочка
Джуди.
* * *ДОРОГОЙ ДЛИННОНОГИЙ ПАПОЧКА!
Это внеочередное письмо в середине месяца, потому что сегодня вечером я чувствую себя очень одинокой. У нас ужасная буря, и снег лупит в мою башню. Все лампы в колледже уже погашены, но я пила черный кофе и не могу заснуть.
Сегодня у меня были к ужину Салли, Джулия и Леонора Фентон — сардины, жареные булочки, салат и кофе. Джулия сказала, что очень мило провела время, а Салли помогла вымыть посуду.
Вечером я могла бы с большой пользой позаниматься некоторое время латынью, но (и это не подлежит никакому сомнению) я очень ленивая латинистка. Мы закончили Ливия и трактаты о старости и теперь занимаемся трактатами о дружбе (провалились бы эти окончания!)[11].
Не будете ли вы возражать против того, чтобы только на одну минутку представить себя моей бабушкой? У Салли есть бабушка, у Джулии и Леоноры — по две, и они их сегодня все сравнивали. Ничего на свете мне бы так не хотелось иметь, как бабушку, это такое почтенное родство. Так что, если вы действительно не возражаете… Вчера я была в городе и видела восхитительный кружевной чепец, отделанный лентой лавандового цвета. Я подарю вам его к дню рождения, когда вам исполнится 83 года.
! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! !
Это часы на церковной башне бьют двенадцать. Кажется, мне все-таки хочется спать. Спокойной ночи, бабулечка.
Я вас очень люблю.
Джуди.
* * *Мартовские иды[12]
ДОРОГОЙ Д. П.
Сейчас я занимаюсь латинской прозой. Я учу латынь, я учила латынь, я буду учить латынь. Переэкзаменовка у меня в следующий вторник в семь часов, и я выдержу экзамен или лопну. Так что в следующий раз вы услышите обо мне либо как о целой, счастливой и свободной от «хвостов», либо как о разорванной на куски.
Я напишу обстоятельное письмо, когда все окончится. А сегодня у меня неотложное деловое свидание с Ablativus Absolutus[13].
Ваша — в полной поспешности
Дж. А.
* * *26 марта
МИСТЕРУ Д. П. СМИТУ.
Сэр! Вы никогда не отвечаете на мои вопросы; вы никогда не проявляете ни малейшего интереса к тому, что я делаю. Вы, вероятно, самый ужасный из всех этих отвратительных опекунов и решили дать мне образование не потому, что заботитесь обо мне, а исключительно из чувства ДОЛГА.
Я ничегошеньки не знаю о вас. Я не знаю даже вашего имени. Очень трудно вдохновляться, когда пишешь неодушевленному предмету. Я не сомневаюсь, что вы бросаете мои письма в корзину, не читая их. Вследствие сего в дальнейшем я буду писать вам только о занятиях.
Мои переэкзаменовки по латыни и геометрии состоялись на прошлой неделе. Я выдержала обе и теперь свободна от «хвостов».
Преданная вам
Джеруша Аббат.
* * *2 апреля
ДОРОГОЙ ДЛИННОНОГИЙ ПАПОЧКА!
Я ЧУДОВИЩЕ.
Пожалуйста, забудьте о том ужасном письме, которое я послала вам на прошлой неделе. В тот вечер я чувствовала себя ужасно одинокой и несчастной и у меня болело горло. Я еще не знала об этом, но у меня начинался тонзиллит и грипп, и это смешалось с другими гадостями. Теперь я в лазарете и нахожусь здесь уже шесть дней; сегодня в первый раз мне разрешили сесть и дали перо и бумагу. Старшая сестра очень строгая. Но я все время думаю о моем злосчастном письме и не поправлюсь до тех пор, пока вы не простите меня. Посылаю вам мой портрет в повязке с «кроличьими ушами» вокруг головы. Разве это не вызывает вашего сочувствия? У меня было воспаление подъязычных желез. А я-то весь год изучала физиологию и даже не слыхала о подъязычных железах. Какая ничтожная вещь образование! Больше писать не могу: у меня кружится голова от долгого сидения. Пожалуйста, простите меня за то, что я была такой дерзкой и неблагодарной. Меня плохо воспитали.
Любящая вас
Джуди Аббот.
* * *Лазарет, 4 апреля
БЕСЦЕННЫЙ ДЛИННОНОГИЙ ПАПОЧКА!
Вчера вечером, когда уже смеркалось, я сидела в кровати, глядя в окно на дождь, и чувствовала себя ужасно одинокой в этом огромном здании. В этот момент появилась няня с длинной белой коробкой в руках, адресованной мне и наполненной восхитительными розовыми розами. Но самое приятное — это то, что в коробке оказалась почтовая открытка с очень вежливым посланием, написанным забавным мелким косым почерком (который, однако, указывает на весьма сильный характер). Спасибо вам, Папочка, тысячу раз спасибо. Ваши цветы — это первый настоящий подарок, который я когда-либо получала за всю мою жизнь. Хотите знать, какое я еще дитя? Я уткнулась в постель и плакала от избытка счастья.
Теперь, когда я убедилась, что вы читаете мои письма, я постараюсь сделать их намного более интересными, чтобы они были достойны чести храниться перевязанными красной ленточкой. Только, пожалуйста, выбросьте то ужасное письмо или сожгите его. Мне страшно подумать, что вы когда-нибудь перечитаете его.
Благодарю вас за то, что вы ободрили очень больную, страдающую, несчастную первокурсницу. Вероятно, у вас большая любящая вас семья и много друзей, и вы не знаете, что значит чувствовать себя одиноким. А я знаю.
До свидания — я обещаю впредь никогда не быть такой скверной, потому что теперь знаю, что вы реальное существо; обещаю также никогда больше не надоедать вам вопросами.
Вы все еще ненавидите девочек?
Ваша навеки
Джуди.
* * *Понедельник, 8 часов
ДОРОГОЙ ДЛИННОНОГИЙ ПАПОЧКА!
Надеюсь, вы не тот опекун, который сел на жабу? Мне говорили, что она лопнула с большим треском, так что, по-видимому, это был более толстый опекун.
Помните ли вы маленькие отверстия с решетками у окна прачечной в Приюте Джона Гайера? Каждую весну, когда начинался «жабий сезон», мы собирали целые коллекции жаб и хранили их в этих отверстиях; иногда они пролезали в прачечную и вызывали очень приятное для нас смятение в дни стирки. Нас строго наказывали за нашу деятельность в этом направлении, но несмотря на это мы продолжали коллекционировать жаб. И вот в один прекрасный день — не хочу обременять вас подробностями — каким-то образом самая жирная, большая сочная жаба очутилась в одном из тех больших кожаных кресел в комнате опекунов в день заседания… Но я думаю, вы присутствовали при этом и помните все остальное.
Беспристрастно обозревая это событие по прошествии значительного периода времени, должна сказать, что наказание было вполне заслуженным и, насколько помню, вполне соответствующим тяжести проступка. Не знаю, что вызвало во мне это воспоминание. Должно быть, весна и появление жаб пробуждают во мне старые собирательские инстинкты. Единственное, что удерживает меня от собирания жаб — это то, что в колледже на этот счет не существует никаких правил.
Четверг, после часовни
Как вы думаете, какая моя любимая книга? Я хочу сказать — в данный момент; мои вкусы меняются каждые три дня. «Грозовой перевал»[14].
Эмилия Бронте была совсем юной, когда написала эту книгу, и никогда не покидала Гавортского церковного двора. Она в жизни не знала ни одного мужчины, как могла она выдумать такого мужчину, как Хитклифф? Я бы не смогла этого сделать, а между тем я тоже молода и никогда не покидала Приюта Джона Грайера — следовательно, у меня такие же возможности. Иногда меня охватывает ужасный страх, что я не талантлива. Скажите, Папочка, вы будете очень разочарованы, если из меня не выйдет известной писательницы? Весной, когда все так прекрасно, все зеленеет, распускаются почки, мне так не хочется заниматься, появляется безумное желание убежать и играть на воздухе. В полях так много интересного. И гораздо занимательнее самой переживать книги, чем писать их.
Ай!!!!!
Этот крик привлек Салли, Джулию и (на одну неприятную минуту) старшекурсницу с другого конца коридора. Причиной его была сороконожка, вот такая: только хуже.
Как раз, когда я окончила последнюю фразу и обдумывала следующую — бац! — она свалилась с потолка и очутилась рядом со мной. Пытаясь поймать ее, я уронила две чашки с чайного столика. Салли ударила ее моей щеткой для волос — никогда больше не смогу ею пользоваться — и убила переднюю половину, но задние двадцать ножек побежали под бюро и скрылись там. Это старое студенческое общежитие, и из-за того, что стены его покрыты плющом, полно этих ужасных существ. Уж лучше бы я обнаружила под кроватью тигра.
Пятница, 9.30 вечера
