Евгения Яхнина - Разгневанная земля
С охранной грамотой в одной руке и с револьвером — в другой граф направился к мосту. Майкл, дрожа от страха, следовал за ним.
Но, увидев, что возле повозки сгрудились крестьяне, что в воздухе блестят сабли, мелькают косы и дубины, граф счёл за благо отступить. А доносившиеся из толпы шум и крики окончательно убедили его не вмешиваться. Он быстро зашагал обратно и укрылся в своей карете.
Он не сомневался, что стрелять по венгерским полицейским могли только люди Елашича. Что касается крестьян, то, не зная толком, из-за чего они кричат, граф тешил себя надеждой, что «недоразумение» выяснится и без его помощи. Во всяком случае, сидеть в карете было безопаснее.
Стреляли и в самом деле солдаты Елашича, но не те, каких ожидал здесь встретить Фения. Отставшие от своих колонн дезертиры армии бана напали на застрявшую повозку.
Оглушив прикладами сопровождавших повозку безоружных слуг графа, они легко с ними справились и занялись багажом.
Один чемодан принёс грабителям разочарование: он весь доверху был набит какими-то листками. В злобе они столкнули его в ров, разбили другой и… из повреждённых мешочков посыпались австрийские золотые монеты. Мародёры набросились на добычу.
В это-то время подоспели посланные Фенией полицейские, которых мародёры пулями сбили с коней.
Однако, расправившись с полицейскими, дезертиры не смогли снова приняться за грабёж: им помешало появление ещё одного отряда.
Со стороны большого тракта приближались на конях гусары Ханкиша.
Мародёры пустились наутёк, рассыпались в кустах и притаились.
Узнав о нападении, которому подверглась повозка графа, Ханкиш приказал гусарам спешиться, окружить ров и не выпускать живым ни одного мародёра.
Аронфи спустился на дно рва и неожиданно обнаружил там чемодан с воззваниями Елашича к венгерскому народу. Поднявшись снова на мостик, Аронфи увидел, что Ханкиш в недоумении рассматривает другой чемодан, набитый золотыми монетами.
Вражеские прокламации и золото в чемоданах Фении были, достаточным доказательством измены графа. Но Ханкиш был уверен, что дальнейшее расследование приведёт к новым уликам, и решил доставить графа венгерским властям.
Пока Ханкиш и Аронфи совещались, Андраш сообразил, что́ ему надлежит делать. Недавний житель разорённой хорватами деревни, он хорошо знал, что она только кажется вымершей. Крестьяне спрятались неподалёку и боятся выйти из своей засады.
Оповещённые о том, что произошло, они устремились к мосту, схватив на ходу кто оглоблю, кто вилы, топор.
Получив подкрепление, Ханкиш приказал обложить ров со всех сторон.
Мародёры были трусливы. Увидев полсотни крестьян и несколько гусар во главе с офицером, они потеряли всякую надежду на опасение и тотчас сдались.
Теперь Ханкиш мог заняться Фенией и поручил Аронфи доставить ему графа.
Тем временем, потеряв терпение, граф послал Майкла к «хорватскому» офицеру с требованием немедленно явиться. Но на полдороге Майкла остановил шедший навстречу человек крупного сложения, в крестьянской одежде.
— Куда идёшь? — непочтительно спросил он Майкла.
— Их сиятельство приказали офицеру явиться. У них охранная грамота, подписанная лично баном Елашичем.
— Та-ак! — протянул Аронфи. — Только охранной грамоты бана недоставало! О ней-то мы ничего и не слыхали! Идём, брат!
Аронфи привёл к Ханкишу графского лакея, который охотно подтвердил, что у «их сиятельства имеете охранная грамота, выданная самим баном Елашичем».
Как только крестьяне услышали эти слова, они бросились к карете графа. Не желая допустить самосуд над графом, Ханкиш послал туда Яноша с ещё четырьмя гонведами.
Увидев крестьян, граф струхнул и забился в глубь кареты. Он понял, что дело принимает опасный оборот. Охранная грамота, золото — этому можно дать объяснения, проносилось в голове графа, но прокламации обращённые к пештскому населению и призывающие его подчиниться бану! Страшная улика! Надо требовать, чтобы следствие перенесли в Пешт!
Толпа шумела, подходила всё ближе. Графу напомнили чрезмерные поборы, незаконно отнятые луга, жестокое обращение с крестьянами. Всё сносили крестьяне, они допускали даже, что граф не знал о злодейских проделках своих управляющих… Но помощь Елашичу! Теперь открылась вся правда!
— На виселицу его! — Разъярённые люди стали теснить гусар.
Янош оглянулся, увидел скачущего Ханкиша. Надо выиграть хоть одну минуту!.. Он выстрелил вверх. Револьвер блеснул в воздухе, и толпа на миг замерла. Янош встал на седло и крикнул:
— Братцы! Моего отца Иштвана Мартоша граф крепко обидел. До сих пор бродит он, обездоленный, по болотам. Односельчанина вашего, Андраша Мирци, его сиятельство оставил сиротой. Вот нам бы и отомстить за своих родителей, да только смерть была бы лёгкой расплатой. Пусть перед всем народом мадьярским, а не только перед нами расскажет граф, за что он нас бану предал!
— Клянусь честью гонведа, не уйти графу от возмездия! Он предстанет перед судом! — добавил подоспевший вовремя Ханкиш.
Толпа затихла.
Окружённая гусарами карета беспрепятственно покатила в лагерь войск майора Ге́ргея. Повозка с багажом следовала за графским экипажем.
Ханкиш с двумя гусарами ехал позади. Андраш и Аронфи — впереди. Они указывали дорогу.
Возбуждённые люди долго не расходились, судили, рядили.
— Сынок-то у Мартоша башковитый, — сказала пожилая крестьянка, уголком платка вытирая глаза.
Степенно стоявший в стороне седой крестьянин отозвался:
— Жизнь такая… она научит. А уж кого плетью поучили, тот на всю жизнь учён…
Янош был взволнован. Снова жизнь столкнула его с графом, но как изменились обстоятельства! Давно ли, сидя на непослушной Грозе, Янош с трепетом ловил взгляд барина и старался угадать в его глазах одобрение или порицание — ведь от этого зависела судьба молодого чикоша! Неполных два года прошло с тех пор, как по приказу графа за ним гнались стражники, чтобы бросить его, ни в чём не повинного, за решётку тюрьмы… А теперь…
Глава пятая
Артур Гёргей
Майор Гёргей склонился над картой Дунанту́льского Среднегорья, изучая до мельчайших подробностей топографию местности, где предстояло схватиться с неприятельскими войсками. Стройный, подтянутый, выше среднего роста, он казался моложе своих тридцати лет. Его круглое лицо с небольшими редкими бакенбардами и тёмными усиками было привлекательно и в то же время настораживало собеседника. Выражение кротости и добродушия порой исчезало, и тогда в больших голубых глазах мелькало сознание превосходства и непоколебимой силы.
В военном деле Гёргей не был новичком: в юности он служил в полку и мечтал о военной карьере. Но в австрийской армии издавна установилась традиция не выдвигать на высшие командные должности офицеров не немецкого происхождения. Честолюбивый Гёргей не захотел с этим мириться: неожиданно для товарищей по полку он оставил армию, целиком отдался химии и вскоре стал профессором.
Наука поглотила все его интересы. Но, как только по стране прошёл клич о защите отечества, Гёргей без колебаний покинул университетскую лабораторию и вступил в армию гонведов.
Нападение Елашича застало венгров врасплох, и вначале они не могли его остановить. Внутренние несогласия задержали создание венгерской революционной армии. Венский двор уже давно был в заговоре с Елашичем, и австрийский военный министр Лату́р заблаговременно принял меры к тому, чтобы рассеять силы венгров, не дать им возможности защищаться против хорватов. Венгерские батальоны были частично отправлены в Италию, частично размещены в Хорватии, Богемии, Моравии и других районах Австрии. Таким образом, в течение первых дней после перехода Дравы войска Елашича стремительно продвигались к венгерской столице, нигде не встречая сколько-нибудь серьёзного сопротивления.
Только спустя десять дней после вторжения Елашича венгерские войска плотной стеной заградили подступы к Пешту. По призыву Кошута народ поднялся на защиту родины, и к концу сентября у озера Веленце стояла двадцатитысячная армия. Назначенный командующим всеми венгерскими войсками генерал Мога направил с дунайского острова Чепеля пять тысяч солдат, чтобы помешать войскам Рота и Филипповича соединиться с главными силами Елашича. Отрезать путь этому хорватскому корпусу было поручено генералу Мо́рицу Перцелю и подчинённому ему майору Артуру Гёргею. В их распоряжении были главным образом добровольцы, поднявшиеся против врага, посягнувшего на их мирные дома и селения.
Вернувшись вновь к военной деятельности, Гёргей присматривался к обстановке с пытливостью учёного, привыкшего к точным формулам и расчётам.
